Дом, которого нет - Трофимчук Елена

Кормилица

Тиша умерла ночью. Теть Маня, непричесанная, в старой вязаной кофте поверх ночной сорочки, принесла ведро ранеток – румяных, свежесобранных. Яблоня растет так близко к дому, что яблоки можно срывать, не выходя из комнаты, которая раньше была Динкиной. Ранетку теть Маня посадила, когда Динка пошла в школу. Заплодоносила яблоня поздно, Динка сладких ранеток так и не попробовала.

Аленка берет из ведра яблоко. Теть Маня закрывает лицо морщинистыми руками и скулит, как щенок, которого забрали от мамы. Такой щенок – голый и теплый, на той неделе прибился к школе. «Подкидышей мне тут еще не хватало», – сказала директриса Татьяна Юрьевна и налила в чайное блюдце молоко. Щенка поселили в каптерке. Теперь он прыгает всем на ноги и норовит развязать шнурки. «Серьезный взрослый пес получится», – обещает вахтер дядя Леня. Аленке не верится, что из веселого щенка может получиться взрослый пес с грустными, как у всех псов, глазами. Ей вообще слабо верится, что взрослые получаются из детей.

– Не стало моей кормилицы, – причитает теть Маня.

– Да будет тебе, какая из Тиши кормилица. Уже лет десять, поди, молока не давала. – Бабушка Соня снимает первый блин, Аленка откалывает кусочек масла, кладет на горячую гладкую корочку.

Когда Аленка родилась, коза Тиша была уже седой. По утрам теть Маня вставала раньше всех на Казановке – налить Тише свежей воды и отправить ее пастись. На пастбище Тиша ходила сама. Выскальзывала из калитки, втягивала узким носом озябший предрассветный воздух и медленно, не глазея по сторонам, брела в сторону речки. По улице Тиша шла в полной тишине. Собаки не издавали ни звука – будто Тиша была их общим сновидением. Теть Маня – в платье, с заколотыми волосами, стояла у ворот до тех пор, пока Тиша, на секунду обернувшись, не исчезала за поворотом. В обед теть Маня приносила Тише яблоки, кормила с руки, поглаживая мягкий шерстяной лоб.

– Да кто ж, как не кормилица. – Теть Маня размазывает по худым щекам слезы.

Бабушка Соня переворачивает сковородку. Масло растекается счастливой лужицей, едва дотронувшись до горячей щеки блина.

Как только луг зацветал, теть Маня собирала для Тиши пахучие разноцветные травы. «Замуж, что ли, козу отдаешь? – недобро смеялась Петровна, но теть Маня ей не отвечала. – Лучше б за Динкой так смотрела». Про Динку Петровна бубнила под нос, теть Маня если и слышала, вида не подавала. Собранные букеты теть Маня раскладывала на заднем дворе. Через широкую щель сарая Тиша наблюдала, как молодые цветы послушно старятся в сено.

– Яблочек ей с вечера насобирала. – Теть Маня машет в сторону ведра, и Аленка незаметно возвращает яблоко на место. Ранетки у теть Мани – самые хрустящие и самые сладкие в Заречье, ведро можно съесть за присест. Но грызть яблоки, которые собирались для мертвой Тиши, Аленке не хочется.

– Динка не пишет? – Бабушка Соня протирает рушником тарелки.

– Снедайте, пойду я.

Теть Маня обходит ведро с ранетками, берется за ручку двери.

– Чаю хоть выпей.

Коротким визгом отзывается щеколда, Шарик заходится запоздалым лаем.

– Почему Тиша кормилица? – Аленка отрывает кусок блина, макает в растаявшее масло.

– Кормить ее круглый год надо было, вот и кормилица, – объясняет бабушка Соня.

– Я тоже кормилица?

Бабушка роняет полотенце и смеется – звонко, весело, как будто не октябрь на дворе, а июль или август и как будто до бабушки ей еще стариться и стариться.

– А Динка далеко живет?

– Да уж не близко. Ешь давай, – хмурится бабушка Соня.

Динка – дочка теть Мани. Когда Аленка родилась, Динки в Заречье уже не было. Петровна говорит, что много лет назад Динка принесла в подоле ребеночка. На строительстве зареченского клуба в то лето работали молдоване, один вокруг Динки крутился. «Как есть цыган», – Петровна делает страшные глаза и растопыривает крючковатые пальцы. Динка в институте училась, ребеночка хотела у теть Мани оставить. Но теть Маня ребеночка не взяла и Динку из дома выгнала. «Даром, что партийная», – машет рукой Петровна. Партийность теть Мани – огромная, в тяжелой рамке, висит в кухне рядом с радио. На фотографии, где людей больше, чем во всем Заречье, теть Маню можно отыскать в верхнем правом углу. В нижнем левом написано: «Делегаты съезда КП БССР».

Динка с ребеночком уехала в Минск – скитаться по чужим людям. А у теть Мани к зиме вся скотина подохла. Сначала не вернулась старая кошка, потом замерз, запутавшись в цепи, годовалый пес. Коза-двухлетка умерла при родах, забрав с собой козленка и оставив теть Мане Тишу. Что стало с Динкой, никто не знает. Тетя Аля – мама Владика – слышала, что та все-таки вышла замуж и уехала в Молдавию. Еще тетя Аля слышала, что в Молдавии все поют песни и пьют вместо воды вино.

– А в Молдавии есть козы? – спрашивает Аленка и запивает блин молоком.

– Да где ж их нету? – удивляется бабушка Соня.

Коза появилась, когда школьный щенок дорос до табуретки, а теть Маня перестала выходить на улицу. «Месяц носу на двор не кажет», – ворчала Петровна и каждый день оставляла что-то у той на крыльце – то хлеба мягкого, то драников горячих, то яиц свежих от несушки. Аленка заметила козу издалека, когда шла из школы. Седая, с черной спиной, точь-в-точь Тиша, коза неподвижно стояла у калитки теть Мани. Рядом с козой стояла девушка в длинном платье. Одной рукой она гладила козу, другой дергала за ручку запертую калитку. «Не местная», – догадалась Аленка. Местные все знают, что открыть калитку можно, повернув защелку сверху. Аленка прибавила шагу. Девушка отпустила калитку и вместе с козой пошла к дороге. Аленка остановилась как вкопанная. То была не коза. То была собака. Похожая на Тишу, но собака.

– Здравствуй! – Девушка бросилась к Аленке. – Герда, фу! Не бойся, она не кусается.

Собака обнюхала Аленкины ботики и уткнулась узким носом в ладошку. Аленка осторожно дотронулась до черной спины. Шерсть у Герды была мягкая, как волосы Варькиной куклы, которую сделали в ГДР.

– Мария Сергеевна здесь живет? – спросила девушка.

Аленка сначала замотала головой, а потом посмотрела на длинное, с широким подолом, платье девушки и поняла, что теть Маня вполне могла быть Марией Сергеевной.

– Ты Динка? – спросила Аленка.

Девушка рассмеялась:

– Я Таша.

Теть Маня забежала к бабушке Соне с самого утра – за молоком.

– Блины замешу, – объяснила теть Маня и, покраснев, добавила: – Для внучки.

– Яблоки забери, – заулыбалась бабушка Соня, – она там таких, поди, не пробовала.

Щеколда подскакивает с нетерпеливым звоном, громким лаем отзываются зареченские псы на незнакомый голос Герды. В доме теть Мани сонно потрескивает разбуженная печка. Румяными блинами растекается по сковороде созревшее тесто. Теть Маня дотрагивается до кармана новенькой кофты, надетой на нарядное платье. В кармане мягко шелестит письмо. Теть Маня закрывает глаза и шепотом повторяет: «Здравствуй, мама…»