Ирвин Шоу - Хлеб по водам
— Входи, входи же скорей, — сказал Стрэнд.
— Спасибо, сэр, — ответил Роллинз.
Стрэнд затворил за ним входную дверь. Роллинз прошел в гостиную и встал перед камином — погреться.
— От самой автобусной остановки пришлось топать пешком, — сказал он. — Продрог до костей. Здорово, когда в комнате камин… — Потом покосился на стакан, который Стрэнд держал в руке. — А в той бутылке, откуда вы это взяли, случайно, ничего не осталось?
— Э-э… действительно, ночь выдалась довольно холодная… — неопределенно протянул Стрэнд.
— Что правда, то правда, мистер Стрэнд. В следующий раз, когда буду выбирать, за какую школу гонять мячик, постараюсь, чтобы она находилась как можно южнее от линии Мейсона-Диксона.[40] Или, еще лучше, где-нибудь на Гавайях.
— Это, конечно, против правил. Если кто-то узнает…
— Да я раньше в ящик сыграю, — мрачно заметил Роллинз.
— Ладно, оставайся здесь и грейся, — сказал Стрэнд и пошел на кухню. Налил щедрую порцию виски, добавил совсем немного воды и, вернувшись в гостиную, протянул выпивку Роллинзу. Тот взял стакан — он выглядел совсем крошечным в его огромной ручище — и слегка поболтал янтарную жидкость, откровенно любуясь ею. А потом приподнял стакан в руке.
— Что ж, за джентльмена, который изобрел этот напиток! — Роллинз отпил большой глоток и удовлетворенно вздохнул: — С ним и зима нипочем, верно? — И тут же снова стал серьезным. — Ну, есть какие новости со вчерашнего дня?
— Да нет, ничего особенного. Разве что Хитц улетел в Вашингтон, показаться врачу.
— На восемнадцать лет опоздал, — мрачно заметил Роллинз. Затем лицо его просветлело. — Зато у меня есть новости. Горячие новости.
Фраза встревожила Стрэнда.
— Горячие, ты сказал?
— Не беспокойтесь, банк я не грабил, если вы этого боитесь. Все законно. Строго законно. — Роллинз извлек из кармана туго набитый бумажник. — Вот, полюбуйтесь, — сказал он. — Ровнехонько десять тысяч долларов. Завтра, прямо с утра, пойду в тюрьму и быстренько вытащу Ромеро из этой грязной дыры. И даже еще кое-что останется — угостить этого тощего сукина сына обедом, какой ему и не снился!..
Речь его была несколько неразборчива, и Стрэнд догадался: это скорее всего не первый глоток виски за вечер.
— От хождений в тюрьму толку не будет, — заметил Стрэнд. — Уверен, придется соблюсти целую кучу формальностей. Надо предупредить адвоката, что ты к нему зайдешь с деньгами. Если, конечно, они, как ты говоришь, получены законным путем.
— Клянусь жизнью матери.
— Адвокат проследит за тем, чтобы все было сделано как положено, — сказал Стрэнд, изображая знатока законов, каковым на самом деле никогда не был. Однако он понимал, что если этот чернокожий паренек в футболке с капюшоном заявится к судье с десятью тысячами долларов в кармане, процесс может замедлиться, если не сказать хуже. — Я попрошу мистера Бэбкока позвонить адвокату. Сам я не знаю, где находится его офис. Вообще-то, — добавил Стрэнд после паузы, — я даже не знаю толком, где в данный момент находится Ромеро. Возможно, его куда-то перевезли. В более приличную тюрьму.
— Приличных тюрем не бывает, мистер Стрэнд, — заметил Роллинз.
— Можешь ответить мне на один вопрос?
— Да, — нехотя ответил Роллинз.
— Где ты раздобыл деньги?
— Вам действительно так хочется это знать?
— Мне — нет. Но власти могут заинтересоваться.
Роллинз отпил еще один большой глоток виски.
— Собрал, — сказал он. — По друзьям.
— По каким таким друзьям?
— Вы что, мне не доверяете? — без обиняков спросил Роллинз.
— Доверяю. Тебе — да. Но в это замешаны другие люди и…
— Ну ладно. Значит, так. Я им рассказал, как было дело… — Тут Роллинз на секунду замялся. — Моей семье, если уж вам так хочется знать… Матери, отцу, братьям. Вообще-то мы далеко не нищенствуем, мистер Стрэнд. Не умираем с голоду, пусть иногда я и произвожу такое впечатление… — Он усмехнулся. — Отец работает главным инженером на водопроводной станции, один из братьев держит гараж. А мать — старшая сестра в больнице, в отделении интенсивной терапии. Еще один брат занимается недвижимостью. А самый старший, тот, что живет в Нью-Йорке, работает помощником вице-президента банка и играет на падении и росте разных там бумаг, как на ксилофоне. Так что наша семья не какие-нибудь там издольщики, мистер Стрэнд.
— Ты меня просто поражаешь, Роллинз, — заметил Стрэнд. — Ты никогда не рассказывал об этом. Ни мне, ни кому-либо другому в школе.
— А мне врагов наживать ни к чему, — усмехнулся Роллинз. — И потом неохота, чтобы люди считали меня умней, чем я есть на самом деле. И думали, что раз я из такой семьи, то и требования ко мне должны быть выше. Вообще-то иногда довольно туго приходится, когда все собираются за обедом и меня начинают дразнить и доставать всякими там высказываниями. Ну, что я, дескать, тупоголовый, только и умею, что бить по мячу. Кстати, мой старший брат мог бы стать большим спортсменом, его даже приглашали в нью-йоркский «Никс», это баскетбольная команда. Но он отказался, заявил, что не хочет зарабатывать на жизнь, бегая и потея на потеху публике, словно какой-то фараонов раб, а потом каждое лето делать операции на колене. Да если б в моей семье только заподозрили, что я собираюсь стать профессиональным футболистом, меня просто вышвырнули бы на улицу, как какого-нибудь прокаженного. Они ведь у меня книжники, мистер Стрэнд, просто фанаты этого дела. И все заняты самосовершенствованием, к чему и меня призывают… Я просто иногда с ума схожу от всего этого. — Он залпом допил виски. — А у вас, часом, не осталось еще капельки? Ну, в той бутылочке на кухне, а, мистер Стрэнд?
— Так ты хочешь сказать — эти деньги дала тебе семья?
— Одолжила, мистер Стрэнд, — ответил Роллинз. — Одолжила, именно так и есть.
— А что, если Ромеро, когда его выпустят из тюрьмы, просто убежит, и все?
— Ну, тогда с меня снимут шкуру, набьют перьями и прибьют к стенке вместо коврика, — усмехнулся Роллинз. — Но только он не убежит, нет.
— Почему ты в этом так уверен?
— Потому, что он мне друг. — Слова эти Роллинз произнес с какой-то подкупающей, даже трогательной простотой. — И потом вряд ли Ромеро позволят ошиваться здесь, после того как его выпустят под залог.
— Да, — согласился Стрэнд. — Тем более что его уже исключили из школы.
— А я смотрю, тут времени даром не теряют. Ведь человека еще даже не осудили, не признали виновным, разве не так?
— Директора можно понять.
— А вот я лично не понимаю, — угрюмо проворочал Роллинз. — Я готов обвинять в случившемся всех, кроме него… Ладно… Нет, не бойтесь, никуда он не убежит. Особенно если будет знать, что это мои деньги. Да и потом куда ему бежать, а? К семье? Он даже не знает, где его родные сейчас. Как-то его брат прислал открытку. Пишет, что со всеми перессорился и подался куда-то на Запад. Сестры уже давным-давно разъехались, и мать вот-вот тоже должна была переехать, тоже неизвестно куда. Да и какая разница, все равно он никогда не стремился быть с ними. Я ему прямо так и скажу: можешь приехать и жить у моих, в нашем доме. По крайней мере до суда. И никому, даже Ромеро, никогда не удастся удрать от моих братьев, не тот случай. Это, конечно, пока он их окончательно не достанет… Так я могу выпить еще чуток?
