Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
Послышался скрип деревянной лестницы, дверь распахнулась, и показался Геннадий. Серая рубашка в масляных пятнах — брат возился со своим «Запорожцем», сцепление стало заедать, из нагрудного кармашка торчала отвертка. Присев на стул с прямой спинкой, он негромко кашлянул и произнес:
— Совсем развалилась моя колымага! Ручник не держит, тормоза вообще ни к черту.
Николай промолчал. Он смотрел в окно, видел черные корявые ветви старого вяза и кусочек синего неба. Ласточки то и дело сигали в гнездо, таская корм птенцам. Иногда они отдыхали на проводах. По дороге прокатила к озеру на велосипеде соседка с двумя пустыми ведрами. Железный грохот вскоре умолк вдали. Снова тоненько жужжала муха в паутине.
— В Питер поедешь? — спросил брат. Полез было в карман брюк за сигаретами, но, видно, вспомнив, что Николай не любит дыма, раздумал закуривать.
— Недели через две, — ответил Николай.
— Я думал…
— Я за ней по побегу, — оборвал Николай. — Ты бы побежал за своей Леной?
— Моя… не убежит, — ухмыльнулся Гена. — Уволилась с трикотажки. Будет тут жить, помогать нам, а девочку осенью в городе отдадим в детсад. Она уже с начальством договорилась.
— Рад за вас, — сказал Николай.
— С Алиской-то ей было полегче и веселее..
— Я не знаю, что на нее нашло, — признался Николай, — Странная она… Наверное, все это после гибели родителей. Надо было мне помягче с ней, я иногда срывался…
— Бабам тоже во всем волю давать нельзя, — убежденно заметил Гена.
— Вот и сама вырвалась на волю, — проводив взглядом вылетевшую из гнезда ласточку, проговорил Николай.
— Это ты правильно, что не сорвался за ней, — продолжал брат — Одумается — сама вернется.
— Одумается? — усмехнулся Николай.
— Городской девчонке, конечно, скучновато в деревне… — Гена посмотрел на брата. — Я думаю, она не нашла тут дела себе по душе. Каждый день бегала к муравейнику… Ленка как-то сразу вписалась в нашу жизнь, а твоя Акулинка тыкалась туда-сюда, а настоящего дела так и не нашла себе. Принцесса!
— Дело не в этом, — уронил Николай.
— Думаешь, к дружкам-наркоманам потянуло? Ты же сам рассказывал, был у нее какой-то Никита? Ну, что в попы подался.
— Не к другому она ушла, Гена, — с тоской в голосе произнес Николай, — Это было бы понятно… Она ушла, потому что мы… точнее, я ее не услышал. Оказался глухим, как пень. Она — тонкая натура — разговаривала с деревьями, животными, даже с рыбами…
— И ты веришь в эту чепуху?
— Они ее слышали, а я — нет! Не достучалась, дружище, она до меня. Слишком был занят своей работой, самим собой… А Алисе этого мало. И дело тут не в деревне или городе — дело в ней и во мне. Мои запросы к женщине оказались проще, примитивнее, чем ее — к мужчине.
— Слишком мудрено…
— У тебя с Леной все в порядке? — глянул на него Николай.
— Вроде бы… Она у меня без комплексов и с муравьями не разговаривает.
— Значит, тебе повезло…
— Живем, как все… сказал брат. — Я ее не обижаю.
— Что там у тебя со сцеплением? — спросил Николай.
— Зашился я с этой развалиной… Продать бы надо. Да кто купит не на ходу?
— Пошли, вместе посмотрим, — поднялся с дивана Николай. — Мне тоже нужно продуть карбюратор. Без машины мы здесь, как без рук.
— Уж скорее, как без ног… — сказал брат.
Выходя из комнатки, Николай забылся и с треском приложился лбом к притолоке.
— Чертов Коляндрик! — проворчал он, — Под свой рост и дверь рубил!
— Приложи какую-нибудь железяку, — посоветовал брат, — Не то будешь ходить с рогом!
— С рогами, — невесело усмехнулся Николай.
Глава четырнадцатая
1
— Алло, алло! — спрашивал такой знакомый голос в трубке. — Кто это? Алиса, моя дорогая девочка, это ты?!
Нет, не могла Алиса и на этот раз взять и повесить трубку. В голосе Лидии Владимировны столько участия, нежности.
— Здравствуйте, Лидия Владимировна, — внезапно севшим голосом произнесла она, стоя на улице Чайковского в будке телефона-автомата.
— Что случилось, Алиса? — обрадованно заговорила старушка, — Ладно, ваши дела с Колей, но я-то тут при чем, дорогая? Уж мне-то могла бы сказать…
— Что говорить-то, Лидия Владимировна? — сказала Алиса. — Я жива, здорова… С прошлым покончено.
— Учишься? Или работаешь?
— Работаю…
— Где? Наверное, живешь в общежитии? Алисочка, у меня два билета на последний гастрольный спектакль МХАТа. Не хочешь придти ко мне, давай встретимся у входа в театр, в семь часов.
— А как… Николай? — помолчав, спросила Алиса.
— О тебе ни слова… А так, как всегда: неделю в городе — месяц в деревне.
— С кроликами у них все в порядке?
— С кроликами? — удивилась Лидия Владимировна. — Ах да, кролики… Он мне ничего про них не говорил. Да, у тебя ведь тут кое-какие вещи остались…
— Лидия Владимировна, не говорите Коле, что я звонила, — попросила Алиса.
— Даже привета ему не передать? — вздохнула старушка.
— До свидания, Лидия Владимировна…
— Ты мне ничего больше не скажешь? — ахнула старушка. — А как же театр? Это же МХАТ, Лисочка!
— Я еще как-нибудь позвоню, — пробормотала Алиса и повесила трубку. Еще какое-то время стояла в будке, бездумно глядя на прохожих. День был пасмурный, моросил мелкий дождик. Разноцветные зонтики плыли, покачиваясь, над головами людей. К осени приток приезжих заметно уменьшился, в магазинах можно было с утра даже вареную колбасу купить, а сыр с прилавков безвозвратно пропал. Белые рыхлые глыбки брынзы не заменяли его, и покупатели ворчали на продавцов, срывая на них свое законное негодование.
Алиса вышла из будки. Если бы ее сейчас увидел Уланов, а она очень боялась этой встречи, он бы, пожалуй, ее и не узнал: девушка была в заляпанной разноцветной краской окостеневшей робе, безобразно широких брюках, на голове красная косынка, под которой прятала свои густые золотистые волосы. Лишь только очень внимательный взгляд мог разглядеть под этой грубой бесформенной одеждой стройную фигурку девушки. Впрочем, на работе она об этом и не думала.
Алиса Романова уже второй месяц работала маляром в организации, которая называлась «Ремонт квартир». Таких много в Ленинграде. Когда-то в студенческом отряде она освоила специальность маляра, вот и пригодилось. Жила она в общежитии в Ковенском переулке. Из окна своей комнаты видела шпиль кирпичного католического собора. В отличие от действующих церквей, вокруг которых всегда можно увидеть верующих и просто туристов, собор был безлюден и на вид неприступен. Он напоминал старинные рыцарские замки. Кирпичные стены высоко поднимались, лишь узкая лестница с фасада вела на верхние этажи, а главный вход почему-то всегда был закрыт. Алису притягивал этот таинственный собор, но как-то все не было случая попасть на богослужение. Собор был действующий. Иногда даже слышались изнутри звуки органа.
