Айрис Мердок - Ученик философа
— Уильям Исткот только что умер, вы знаете? Нет, конечно, вы не могли знать, он умер только что.
— Везунчик, вот бы и мне так, — отозвалась Диана.
Она вытащила из-под стола бутылку джина и плеснула себе в вино.
— Диана, я хотел вас кое о чем спросить, если можно, про тот вечер в Слиппер-хаусе, в ту субботу…
— Неужели это в прошлую субботу было? Я сбилась со счету. А сегодня что?
— Четверг.
Диана не видела Джорджа с того вечера в Слиппер-хаусе, когда, прячась за кустами, слышала пение, смотрела, как Джордж убегает через сад, а потом следила за ним. Она ничего не знала об инциденте с Хэтти, пока не прочитала статью в «Эннистон газетт». На следующий день ей попалась статья в «Пловце». С тех пор эти излияния тревожили и путали ее. Она не забыла шуток Джорджа насчет Хэтти. Теперь она не знала, чему верить. Она мало ела, много пила, проверяла, на месте ли пузырек снотворного, где было достаточно таблеток, чтобы разом со всем покончить, и ждала. Единственное, что ее чуточку подбодрило, — то, что в статье ее назвали «нашей местной мадам Дианой». Джордж однажды прочитал ей шутливую лекцию на тему «Шлюхи в литературе», и она помнила, что там была мадам Диана. Они с Джорджем иногда обменивались им одним понятными шутками об этих литературных дамах, и это помогало Диане чувствовать, что Джордж хоть как-то о ней думает. Клевета на нее и ложь в статье «Газетт» ее совсем не задели, даже слегка польстили.
— Вы читали ту ужасную статью в «Газетт»?
— Да.
— Простите… мне нужно знать: это вы привели туда Джорджа? И… вы… вы свели его с… с мисс Мейнелл?
— Мисс Мейнелл? — переспросила Диана. — А, нуда, я, наверно, пьяна.
На этом она замолчала, и Том спросил:
— Это вы привели Джорджа в Слиппер-хаус?
— Нет, он сам себя привел. А что делала мисс Мейнелл, кому и знать, как не вам.
Она заметно пьянела, но ее чувства, кажется, только обострялись. Навязчивый ужас от мысли, что Джордж может прийти и застать ее с Томом, куда-то делся. Она смотрела на Тома и думала: какой он высокий, и какие у него прекрасные, длинные кудрявые волосы, и ноги длинные в серых брюках, и голубые глаза совсем как у его матери, он такой молодой. И еще она подумала: если бы у меня была обычная жизнь, как у всех людей, я могла бы смотреть на людей и быть с ними. На глаза ей навернулись слезы.
Том, отвечая на ее слова, сказал:
— Нет, я не знаю! — и, заметив слезы, добавил: — Простите меня.
— Вы не женитесь на мисс Мейнелл?
— Нет.
— Вы разорвали помолвку — из-за этого?
— Нет! Мы никогда не были помолвлены!
— Ну, я не знаю, что случилось. Я ничего не знаю. Сижу тут и пропиваю свою жизнь.
«Я с ума сошел, — подумал Том, — как я могу вот так обсуждать Хэтти, это ужасно, какой я грязный человек, мне вообще нельзя было сюда приходить. А какая она маленькая, почти карлица, и такая несчастная. Может, мне все-таки выпить виски?»
Вдохновленный примером Дианы, он плеснул виски себе в вино, пригубил и почувствовал себя престранно. Он спросил:
— Как это случилось?
— Вы про субботу?
— Нет, я хотел сказать, все это, как это началось?
— Как я стала проституткой?
— Слушайте, — сказал Том, — я лучше пойду. Я очень расстроен, куча всего случилась, простите меня…
— Не уходите, — отозвалась Диана, — Я уже неделю ни с кем не говорила. Я стала проституткой, чтобы отомстить мужчинам.
— Что, правда? Не могу себе представить…
— Нет, это я в каком-то журнале прочитала. Я не знаю почему. Я вообще не знаю, почему в моей жизни все так или эдак, все перепуталось, все случайно, жизнь вообще ужасна. Меня заставили позировать голой. Потом, когда я забеременела, бросили. Жаль, мне не хватило смелости родить. У меня никого нету, кроме Джорджа, а он сумасшедший, его надо в больницу и приковать к стене, он меня убьет рано или поздно. Он говорит, что видел, как эта девочка Мейнелл раздевалась.
— Что?! Как, где?
— Не знаю. Он ужасный врун. Я не знаю, что было в ту субботу. Может, Джордж и соблазнил девочку. Он хотел, это точно.
Том вспомнил все свои скорби, ужасную сцену с Джоном Робертом, кошмарное затворничество на Траванкор-авеню, потерю Хэтти, ужасные мучительные сомнения… о чем он думает? Потеря Хэтти? Хэтти никогда ему и не принадлежала, он ее отверг. Разве он забыл? И он видел по ее гордому взгляду, что и она его отвергла. Я должен с ней увидеться, подумал он, должен. Он встал и поставил стакан на верх пианино, сдвинув многочисленные безделушки. Затем опять взял стакан и налил туда еще виски.
Диана протянула свой стакан, Том наполнил и его. Том чихнул.
— Вы простужены, — сказала Диана.
— Да, извините.
— Ну так не заражайте меня, ради бога. Джордж не видится со мной, когда я простужена, он меня просто терпеть не может. Наверное, он меня всегда терпеть не может, но при простуде это проявляется. Вы играете на пианино?
— Нет…
— Странно, почему-то ни один из моих джентльменов не играл на пианино.
— Мне надо идти.
— Где Стелла? Пора бы ей вернуться, присоединиться к общему веселью.
— Я не знаю, где она. Она мне нравится.
— Она боится Джорджа.
— Как и я!
— Мне очень хотелось бы поехать на юг, к Средиземному морю, в Италию, в Грецию, все равно куда. Я никогда не выезжала из Англии, несколько раз была в Лондоне, тоже мне. Я когда-то держала собранный чемодан, вдруг какой-нибудь удивительный возлюбленный явится, прекрасный принц, я мечтала о нем, богач, добрый и милый, и я бы любила его так, как его раньше никто никогда не любил, несчастный человек, а я бы сделала его счастливым.
— Почему бы вам не бросить Джорджа, от него вы все равно толку не добьетесь, а так сможете поехать куда-нибудь и…
— Начать новую жизнь! Вы родились богатым, вам все просто, вы думаете, можно вот так взять и уехать, для вас есть другие места, вы в любом месте будете кем-то, вы видимы, существуете, вы можете заводить друзей, быть с людьми по-настоящему. А если я уеду отсюда, то умру в каком-нибудь углу, высохну, скукожусь и умру, как насекомое, и всем будет наплевать, никто даже не узнает.
— Не говорите так… все можно изменить… если б я мог вам помочь…
— Не можете. Не говорите пустого, неправды. Я… так вот… со мной покончено…
— Если б вы могли поговорить с Уильямом Исткотом, только он умер. Он был хороший человек.
— Если б я была богата, я бы тоже была хорошая.
— Но вы и так хорошая… то есть…
— Не говорите глупостей. Вы хотите добра. Вы всегда смотрели на меня добрыми глазами, словно взглядом говорили что-то.
— Вы правда сестра Перл Скотни?
— Кузина. И Руби. Но они не хотят этого знать. Мадам Диана. Руби, Перл и Диамант — рубин, жемчуг и алмаз. Все — фальшивки. Цыганские дочки.
— Вы правда думаете, что Джордж и эта девушка…
— Да черт с ней. И с вами. Не знаю.
— Диана, мне нужно идти.
— Я вас не приглашаю заходить. Джордж обещал меня убить, если я хоть как-то буду общаться с вами и другим его братом. О боже, если б я только могла говорить с людьми, если б мне можно было хоть кусочек счастья, обычную жизнь…
Слезы тихо закапали из ее маленьких, тоскливых, словно у собаки, глазок. Она медленно опустила веки, пытаясь выжать еще больше слез.
Вдруг Диана открыла глаза, и слезы исчезли, словно втянулись обратно. Она вскочила, запутавшись одним черным каблуком в узорчатой шали.
— Что такое?
— Это Джордж. Он пытается вставить ключ в замок. Скорей, скорей!
Диана вцепилась Тому в запястье, вокруг которого не сходились ее короткие пальцы, и потащила на лестничную площадку, где сдвинула в сторону дверь большого встроенного шкафа. Она оттолкнула в сторону несколько платьев, висевших на металлической трубе, и получилось пустое пространство, куда неловко ввалился Том. Диана шепнула:
— Он всегда идет в туалет, как только приходит. Я включу радио, выйду на лестничную площадку и кашляну, тогда бегите…
Она задвинула дверцу шкафа и исчезла.
Том машинально поправил платья, разместив их перед собой и вжавшись в заднюю стенку большого шкафа. Собственные ноги, торчавшие из-под платьев, казались Тому огромными. Он протянул руку и слегка отодвинул дверцу. Ему было страшно и стыдно, а потому очень неприятно.
Радио снова заиграло, довольно громко. Том услышал, как внизу открылась дверь. Джордж поднимался по лестнице, а Диана ему что-то говорила. Джордж вошел в гостиную. Прошла минута или две, но он, кажется, не собирался идти в туалет.
Одежда Дианы была не такая, как у Джуди Осмор. Одежда Дианы отдавала затхлостью, нуждалась в стирке и чистке, пахла застарелым табачным дымом и старой косметикой, давно вышедшей из моды, старой пудрой, старой губной помадой, старым кремом для лица, старым колдовством, дряхлой магией. У Тома засвербело в носу, захотелось чихнуть. Потом радио выключили.
