Тирания мух - Мадруга Элайне Вилар

На детской фотографии тетя с отцом стоят на коленях на пляже и смотрят в объектив с удивленным выражением лица, которое говорит о нежелании прерывать игру с песком, чтобы исполнить каприз взрослых — запечатлеть все происходящее на камеру. По иронии судьбы папа унаследовал эту страсть документировать каждый миг жизни своей семьи.

Надо сказать, когда отец узнал, что все указывает на вину дяди и тети, и Усатый генерал вызвал его на ковер для покаяния, он сжег почти все свои детские фото, — если задуматься, в тщетной попытке стереть воспоминания с участием сестры. Это не очень помогло, потому что Усатого генерала беспокоили не сожженные фото, а тот факт, что один из его доверенных лиц приходился родственником, скажем прямо — родным братом врага народа, и не просто врага, а врага худшего сорта. Отец оказался братом подрывницы, противницы демократии, добровольной слепой, попытавшейся убить Генерала, то есть убить страну.

Для того чтобы понять произошедшее, восстановим последовательность событий.

Дядя и тетя изготовили бомбу. Перед этим они отослали Тунис и Торонто к родителям отца и виновато с ними попрощались. Aiea iacta est — жребий брошен: если Генерала удастся убить, папа и мама станут героями; если же он выживет, Тунис и Торонто превратятся в детей предателей родины, врагов народа с руками по локоть в крови.

Бомба была кустарного производства, но очень эффективной.

Неизвестно, с кем связались дядя и тетя, но совершенно точно это был кто-то влиятельный. Иначе как объяснить, что верность отца до сих пор подвергается позорному сомнению. Чтобы добраться до Генерала, нужен кто-то близкий к нему — например, отец, хотя все пока указывало на обратное. Таким образом, несмотря на то что он выглядел скорее невиновным и дядя с тетей имели другие подозрительные, антидемократические контакты, отец продолжал оставаться под подозрением.

Бомбу подложили те, кто контактировал с дядей и тетей.

Дядя и тетя ее всего лишь создали.

Усатый генерал не идиот. Идиот тот, кто так считает.

Бомба не взорвалась. Ее обнаружила раньше служба военной разведки.

Удивление и ужас. Бомба домашнего производства, предназначенная для трибуны, на которой Усатый генерал должен был произнести одну из своих знаменитых речей.

Бомбу обезвредили.

Проблема почти решена.

А, нет, подождите…

Говорят, дядя находился в толпе и с собой у него был пистолет.

Говорят, дядя хотел выяснить, носил ли Генерал усы и на сердце.

О тете почти никто не говорит. Она тоща вязала шарф, который никогда бы не надела, по крайней мере в этой стране, — еще одно доказательство того, что они планировали побег туда, где зима была реальной.

Дядю задержали, когда он сжимал в руке пистолет. Тетю задержали, когда она вывязывала последнюю петлю шарфа.

Тридцать лет тюрьмы — приговор, легко умещающийся в одну строку, а в реальности соответствующий продолжительности жизни в Средние века, плюс-минус несколько лет.

О Тунис и Торонто ничего не было известно. Да и неважно. Пусть живут у родителей своего отца, несчастные и с поникшей головой. Дети двух потенциальных убийц, разумеется, не могли рассчитывать здесь на нормальное детство. На детской площадке нет места отпрыскам двух добровольных слепцов, которые так долго искали пятна на теле страны, что наконец их нашли.

Alea iacta est.

Эта история не о Тунис и Торонто, поэтому не будем больше возвращаться ни к ним, ни к их родителям, а обратим все внимание на отца.

Его судьба вызывает тревогу.

И это не паранойя.

Усатый генерал не любит возможных предателей, и отцу выпала самая незавидная участь — он приходился родственником террористам и вызывал подозрение.

Теперь в глазах всех он перестал быть человеком, которому можно доверять.

Сейчас не время для драм. Это витает в воздухе. Атмосфера в доме — на грани истерики, потому что Какасандра исчезла. Мать незаметно улыбается, стараясь не выдать облегчения. Теперь, когда дочери нет, гораздо проще спрятать ненависть к остальным двум детям, к Калии — она продолжает безразлично рисовать, пока отец — придурочный отец, которому везде мерещатся заговоры и семья, утопленная в черном колодце, завывает и захлебывается именем пропавшей дочери. Кто знает, возможно, именно в этот момент непорочная Какасандра, невинная девочка-подросток, стала еще одной жертвой разваливающейся страны. Само собой, говоря о стране, мы не имеем в виду географическую или политическую единицу, ну или имеем в виду отчасти, но в переносном смысле; здесь мы подразумеваем страну, которая рассыпалась в папином сердце. Ничего не вернуть, и сейчас трещит по швам то, что раньше казалось незыблемой истиной. Знать, что чужие дети могут подвергнуться опасности или стать политической мишенью, — совсем другое дело, это проблемы их родителей, которые те сами себе заработали как враги народа. Если бы отец нашел в себе силы прикусить язык и молча проглотить эти мысли, он бы это сделал, но у него нет времени, откуда ему быть, если Касандра пропала.

Мать по-прежнему прячет улыбку, а отец смотрит на нее, не понимая, почему та смеется, если опасность витает в воздухе и можно ощутить ее запах. В доме все бурлит от страха, но даже Калеб остается совершенно равнодушным. У отца возникает острое предчувствие: он чего-то не знает, от него что-то скрывают, какую-то домашнюю драму, до сих пор окутанную для него завесой тайны. Никто не думает о Какасандре, никто не обращает внимания на отца, который подбежал к столу, где прячет свои медали. Он сложил их туда, проявив политическую дальновидность: лучше не прикалывать медали на грудь, на военную форму, которую он по-прежнему носит каждый день, даже попав в опалу, потому что солдат остается верен долгу или, по крайней мере, не забывает надевать свой мундир. Медали покоятся в глубине выдвижного ящика стола и постепенно ржавеют, так что требуют от отца постоянного ухода. Осторожнее с медалями, они не должны заржаветь, нужно почаще доставать их на свежий воздух. Однажды они вернутся на свое заслуженное место — на грудь отца, — в день, когда Усатый генерал поймет, что произошло недоразумение и герой, павший его жертвой, терпеливо дождался восстановления справедливости. А пока медали хранятся в подобающем месте и отец ежедневно проветривает и чистит их — новое занятие, помогающее бороться с дурной привычкой выжидать.

Но сегодня особый день, который может обернуться трагедией, хоть улыбка матери и намекает на что-то другое. «Где Ка касандра?» — спрашивает отец, но все пожимают плечами. Что-то ужасное витает в воздухе, какая-то тайна кипит в котелке зла, и папа чувствует себя глупцом, отделенным от своей семьи рвом непонимания, незнакомцем в собственном доме. Сейчас не время думать о таких вещах и горевать из-за своей незавидной участи. Папа открывает ящик и достает самые почетные награды, прикрепляет их к груди и поправляет китель. Скорость, с которой он это проделывает, и беспокойство заставляют его заикаться, но не терять геройской выправки, поэтому он задерживается перед зеркалом ровно столько, сколько необходимо.

Отец ловит отражение маминого лица поверх своего плеча.

— Что ты встревожился? Все нормально. Она девушка.

Отец цокает языком: ему не нравится легкомысленный тон жены, который как бы говорит, что не происходит ничего такого, что не было бы известно всем. Отцу необязательно знать, о чем идет речь, он незнакомец в стенах собственного дома.

— Где Ка-касандра?

В его голосе слышится страх перед опасностью и беспокойство за дочь, поэтому улыбка исчезает с маминого лица. Этот человек с медалями уже давно превратился в гостя, случайного свидетеля событий внутри семьи. Он мало знает о Касандре, еще меньше о Калебе и ничего о Калии. В последнем случае не по своей вине: невозможно выяснить, что в голове у этой девочки — бабочки или слоны, смерть или жизнь.

Сердце у мамы не каменное и еще способно испытывать жалость. Пока еще. Не к детям. Для них предназначены другие чувства и эмоции матери. Но при виде человека с медалями, потерянного и захлебнувшегося в чувстве вины, она преисполняется милосердия.