Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум
Ему показалось, что за дверью кто-то подглядывает в замочную скважину. Он рванулся в коридор и упрекнул себя за излишнюю мнительность.
РУССКИЙ СФИНКСВ столовой гостиницы Шарф, заказав кофе, глазами искал женщину с рыжей копной на голове. Попутчица притаилась и не дает о себе знать.
К столу подсела оригинальная блондинка в матросской блузке: лицо юной Гретхен, а бюст содержательницы бара. Она спешила. Заранее рассчиталась с официанткой и взглянула на визави:
— Вы случайно не из Парижа?
— Из Берлина, доктор философии.
Ее синие глаза сразу потухли. А он, напротив, заинтересовался белокурой славянкой: «Не дочь ли Вейца?»
— Гретхен, вы есть новгородка?
— Ленинградка. Я тут проездом.
Дочь Вейца тоже ленинградка. Бывший дипломат поставил контрольный вопрос:
— Вы с родителями живете?
— Нет, мать скончалась, отец за границей.
«Она», — утвердился он в своей догадке. Однако не спешил с обменом марок. Вейц предупредил: «Только в день прибытия машин; и только по инициативе моей дочки».
— У вас высшее образование?
— Университет, — сухо ответила она, орудуя ножом и вилкой.
Дочь Вейца тоже с университетским образованием и, как заверил отец-регент, «она с необычной партитурой в голове».
— Скажите, пожалуйста, вас средневековье привлекает?
— Сейчас меня привлекает загадка памятника России…
— О, русский сфинкс! — усмехнулся он.
— Не спешите иронизировать! — строго предупредила она и, продолжая смаковать постную ветчину с горошком, пересказала письмо, адресованное Микешину. — На пьедестале я насчитала десять ссыльных: Марфа Борецкая, Адашев, Сильвестр, Воротынский, Никон, Меншиков, Суворов, Сперанский, Пушкин и Лермонтов. А где десять — возможен и одиннадцатый.
— Очевидная невероятность! — искренне согласился доктор философии и тут же заметил: — Разгадка сфинкса и женский ум!
— По-вашему, — вспыхнула она, — мы годны лишь для кухни и воспитания детей?
— Абсолютная истина! — Он представился профессором Берлинского университета и был уверен, что русская не рискнет спорить с ученым: — История ни одной женщины-мыслителя не знает!
— А Гипатия?
— Она не Аристотель! Ее познания в области математики, астрономии, философии без самостоятельного мышления. Вам известна судьба Гипатии?
— Да! — гордо вскинула голову Гретхен. — Фанатики морскими ракушками растерзали ее до костей. Так что?!
— У вас, медхен, тоже есть познания, но вы никогда не сможете оригинально мыслить.
— Сможем! — звякнула она вилкой о тарелку. — Из века в век мы занимались хозяйством, а вы охотились, воевали, совершенствовались в борьбе. Потому и нет пока среди нас Аристотеля. Но пришло время во всем сравняться с вами, представителями «сильного пола». И прежде всего в логике!
— Феноменально! — засмеялся немец, думая: «Вот она, необычная партитура в голове». — Вам логика противопоказана.
— Я докажу обратное! — с обидой в голосе проговорила она и пригласила его к памятнику Тысячелетию: — Завтра в три!
И, не прощаясь, Гретхен быстро вышла из столовой.
Немец пригласил к столу флегматичную официантку и, расплачиваясь, вспомнил деда с кнутом: «Старик есть сфинкс номер один, а Гретхен — сфинкс номер два. Ее партитуру прочитать не просто: святые глаза и дьявольски цепкие пальцы, как щипцы для сахара». Он знал, что эти образы будут преследовать его долгое время. Эта навязчивость раздражала гегельянца, и он хотел избавиться от нее.
Вышагивая по Московской улице, интурист стал отвлекаться чтением вывесок, объявлений и разных афиш. И вот, как назло, портрет одной артистки закрепил в его сознании образ сфинкса номер два. Художник подчеркнул контраст: личико рафаэлевской мадонны, а грудь натурщицы Рубенса. Она загадочно улыбалась: «Я докажу обратное!» Феноменально! В России даже кафешантанные певицы изучают логику и пытаются разгадать микешинского сфинкса. Интересно, что произойдет в день прибытия автомобилей? Что она запоет во время обмена марками?
Ярославово дворище показали сразу, а вот древнее расположение Немецкого двора не могли определить и заспорили. Та же картина в старинном замке. На вопрос: «Где Магдебургские врата?» прохожие отвечали вразнобой:
— Нет таких! Есть Византийские…
— Чего брешешь! — вмешался тощий, в широком галифе. — На Софии — Корсунские!
— Не Корсунские, а Сигтунские! — уточнил усатый, в очках. — Прямо через арку и направо…
Арочный проезд настолько быстро вывел к Софийскому собору, что Шарф сразу оказался у подножия белой неоглядной выси с темным портиком, похожим на искусственный грот. Странно! Главный вход православного храма отдан иноземной реалии: рельефные пластины из бронзы прославляли католических святых, пасторов и немецких мастеров. Такое возможно только на Руси!
Магдебуржец снял шляпу, молитвенно склонил голову и раболепно щекой коснулся святой реликвии. О, ему позавидуют все поклонники средневековья, живущие в Европе. На светлом фоне храма родные врата выглядели тяжелыми, мрачными, таинственными. Как попали сюда? Почему до сих пор не на родине? И кто знает их подлинное название?
Корсунские! Великий Новгород покупал греческие иконы, ковры, диадемы. Однако местный летописец не упомянул ни в одном списке столь драгоценное приобретение.
Сигтунские! В качестве военного трофея они могли попасть сюда из шведской крепости Сигтуны. Но почему же шведы, захватив Новгород, не увезли свои врата домой?
Магдебургские! Врата хранят портрет епископа Бахмана из Магдебурга. Такой чести он удостоен, вероятно, как заказчик врат. И это не единственный довод. На пластинах представлены мастера Северной Германии XII века — создатели врат Риквин и Вейсмус с инструментами в руках.
Направляя объектив на горельеф епископа из Полоцка, профессор задумался над тем, что врата с таким же успехом можно назвать Полоцкими или Польскими. Итак, врата — сфинкс номер три! В глазах профессора надежда и мольба…
За каменной оградой в яблоневом саду мяукал котенок. Над граненой башней с колоколами куролесили галки. Немец восхищенно окинул взглядом широкий двор Софии. Здесь в XV веке епископ Евфимий соорудил дворец, Грановитую палату, часозвоню, хлебный амбар — весь ансамбль феодального замка на западный манер.
Феноменально! Не в Германии, а в России Бакунин, Герцен, Белинский, Чернышевский, Плеханов предпочли формальной логике диалектику Гегеля. И, наконец, сенсация XX века! Глава правительства своему народу рекомендовал изучать Гегеля. И случилось это не в мире цивилизованных государств, а в отсталой России. И сделал это — большевик Ленин! России Гегель обязан вторым рождением!
Массивная арка соединяла Софию с митрополичьими покоями. Здесь парадная дверь с крестами на филенках и черно-красной вывеской: «НОВГОРОДСКИЙ ГУБЕРНСКИЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ (большевиков)». Здесь кремлевские постройки заняты государственными и партийными учреждениями, а Шарф любил средневековье в чистом виде: с курантами, гербами и цеховыми эмблемами.
Под широкой аркой, где тянул сквознячок, хлопнула дверь. Из парадной вышел человечек с большим зеленым портфелем, чем-то туго набитым. Костюм мужчины немного диковат: желтоватые лосевые сапожки, черная кожаная куртка и малиновая фуражка, похожая на красный колпачок сказочного гнома.
Юркий новгородец в очках с толстыми линзами, вероятно, заметил приезжего в заграничном костюме, с немецким фотоаппаратом:
— Ученый муж, вы насчет старины?
— Да, — Шарф противопоставил свою наблюдательность, зная, кто посещает партийный комитет: — Вы есть большевик?
— Давно! — взвизгнул он и ладонью оттопырил ухо: — Вы из Германии?
Профессор представился и рассказал о цели своего приезда. Гном любезно предложил свои услуги:
— Могу для вас исторические справки и документы…
— О, я благодарен буду! — обрадовался ученый, слегка наклоняя голову: — Господин Иванов, в городе философы есть?
— Хватает. А философский склад ума у нашего историка Калугина.
— Адрес его знаете?
— Да, он здесь, — поискал глазами Гном. — Сократ в толстовке. И, подобно греческим мудрецам, всюду философствует. У него своя школа. Ученики. Я тоже учусь у него мыслить диалектично…
— Пардон! Вы, русские, как диалектику понимаете?
Близорукие глаза Гнома загадочно сузились:
— Приехали в город Грязный и Чистый. Который пошел в баню? Грязный? Нет. Грязный потому и грязный, что не ходит в баню. Значит, Чистый? Боже упаси! Зачем Чистому баня, коли он чист. Э-э, не за тем мужчины ездят в город! Выходит — ни один? Да и нет! Ни одному человеку не ведомо, что такое диалектика!
