Гавриил Троепольский - Собрание сочинений в трех томах. Том 3.
Лапкин. Здесь я, здесь. Машина готова к испытанию.
Иванов. Слово товарищу Лапкину. Прошу.
На сцене аплодисменты.
Миша и Лапкин быстро вывозят машину на сцену. Это черное сооружение выглядит примерно так: высота чуть более метра, длина не менее двух метров, впереди раструб, над ним фотоглаз — нечто похожее на огромную фару; сверху и сбоку пять-шесть белых рычагов и рукояток; сбоку надпись: «Опасно для жизни» и череп с костями.
Лапкин. Это изобретение — результат связи теории и практики. Задача машины — улавливать сусликов, вредителей наших богатейших полей. Колхозы несут огромные потери: ведь чистое зерно жрут! Но, однако, в наш век кибернетики нет ни одной сложной машины для улавливания сусликов. Оградить землю от вредных грызунов — неотложная задача всего народа. Наша машина, следовательно, необходимый спутник при рациональном использовании земель. (Польщенный общим вниманием, научным тоном.) Перед вами — ФАСУЛ-ТРИ, то есть Фото-Авто-Сусле-Уловитель. ФА-СУЛ. Если в поле зрения фотоглазка (указкой)… вот здесь… попадает суслик, то автоматически включается мощный электровентилятор… там внутри… создавая таким образом вихревые обратно-поступательные движения воздуха. И, через соответствующее сопло… здесь… моментально втягивает вредителя в соответствующий резервуар… там, внутри… в этом месте… Суслик же, в свою очередь, обязан удариться о рифленую стенку резервуара, и — каюк!.. Я все покажу в действии. (Ставит клетку перед Фасулом.) Итак, вредитель находится в поле зрения фотоглаза. Освободите поле зрения — начинаю! (Орудует рычагами…)
Силков держит кисет, собираясь закурить. Слышен нарастающий гул, треск, потом рокот. На сцене ураганная струя ветра в сторону ФАСУЛА. Все отпрянули. Самые любознательные — Миша и Силков — героически выдерживают, оставаясь у машины. Лапкин открывает дверцу клетки — суслик летит в раструб.
…(победно.) Хоп! Нет вредителя! Центнер зерна в закроме!
Кисет Силкова летит в раструб.
Силков. Кисе-ет!
Лапкин (включает уловитель). Там. Аминь. Упокой, господи!
Анюта. А кисет?
Лапкин. Думаю, он потерял форму предмета. (Открывает сверху люк, достает кисет, дважды чихает.) Табак… (Еще раз чихает.)
На каждый чох ему желают здоровья:
Силков. Будьте здоровы! Табаку-то целая пачка. Усманьский!
Миша. Здоровья и долгих лет!
Анюта. Успехов в труде и счастья в личной жизни! (Чихает, рассмеялась.)
Входит Махоткин, восторженно смотрит на смеющуюся Анюту. Она, увидев его, осеклась, затихла, отошла в сторону. Махоткин помрачнел, оседлал стул Чекмаря, рядом с Бояровым, подбородок на спинку, следит за Лапкиным.
Иванов. Вопросы будут?
Дед. Церкву бы нам… для стариков. А? А помрем — тогда и закрыть бы сызнова. А?
Иванов (громко). Данилы-ыч! Не к делу твой вопрос!
Дед. Ага. Спасибо. Хлопочи, Леонид Петрович, — ты человек хороший, хлопочи. А то — ни церквы, ни речки, а нечистую силу привезли.
Иванов. Вопросов нет. Что же мы тут можем?
Лапкин. Запишите коротко: Фасул-три уловила суслика в присутствии многих людей. И коротенький акт в пятнадцать строк. Можно? Текст — вот он. (Передает Иванову.)
Голоса. Уважим! Какой нам убыток?
Силков. Человек старался. И вреда никакого, акромя — кисет.
Лапкин (всем). Благодарю вас, дорогие товарищи.
Входит Кострова, идет к Боярову, что-то пытается ему сказать, но тот не обращает на нее внимания — идет к Лапкину.
Иванов (Лапкину). Насчет акта решим в рабочем порядке. Спасибо за удовольствие! (Жмет ему руку, и оба чихают, как кажется зрителю, благодарным чохом.) Из тридцати мероприятий и совещаний самое веселое — ваше.
Бояров восторженно жмет руку Лапкину.
Кострова (наконец-то передает записку Боярову). От Чекмаря. Велел передать срочно.
Бояров (то отдаляя, то приближая записку к глазам). Курица лапой, и та — лучше. Михей Харитоныч, вы всегда выручали меня в таких случаях своими способностями. (Передает записку Лапкину.)
Лапкин (читает). Снятие доклада о вредительстве Иванова на кукурузе есть пособничество вредительству. Вы — соглашатель! Доложу по форме. И будете вы очень бледный, к чему приложу премного стараний. Считайте этот день концом вашей карьеры. Чекмарь.
Бояров. Стоп! Этого нельзя читать!
Лапкин. А больше и нечего читать, Аким Карпыч. «Концом вашей карьеры» — и все.
Бояров оцепенел.
Иванов (смотря на Боярова). Все! Заседание окончено.
Пауза. Уходят статисты. Остальные следят за Бояровым.
Бояров (сорвался с места). Не допущу! Я ему объясню. (Уходя, Лапкину.) Михей Харитоныч, ведь я же… ради машины… Не правда ли?.. (Уходит.)
Лапкин. Конечно, конечно.
Кострова. Зря он побёг. Чекмарь-то прыгнул в попутную, и был таков.
Лапкин (уходя, раскланивается). Благодарю вас за внимание! Благодарю вас!
Махоткин (на поклон Лапкина, подражая голосу Анюты). И счастья в личной жизни! (Смеется, пародируя Анюту.)
Лапкин, опасливо глядя на Махоткина, уходит.
Анюта (решительно подходит к Махоткину). Ты чего надо мной издеваешься? Забыл?
Махоткин. Что было, забыл, а что будет, узнаешь скоро. Даром это не пройдет — ни тебе, ни Иванову. (Раздраженно.) Чего ты ко мне пристала?! Хочешь, чтобы я тебе при всех ответную пощечину влепил? Хочешь? Хочешь?
Анюта пятится на него. Иванов решительно становится между ними лицом к Махоткину. Оба смерили друг друга взглядом, несколько отступив. Махоткин медленно приближается к Иванову, заложив руку за пазуху и не сводя глаз. Теперь Анюта становится между ними, спиной к Махоткину.
Анюта (отталкивает Иванова, и резко). Он ударит! Леонид Петрович, он ударит! (Оборачивается к Махоткину.) Что ты? Что ты? Ваня, не надо. Не смей!
Махоткин обмяк как ручной.
Иванов. А ударил бы — узнал бы, как и я бью. Теперь мне тоже можно.
Махоткин. Если бы я ударил, вы бы только и успели подумать: «А на кладбище все спокойненько».
Иванов. Плачет по тебе тюрьма, Иван. Сам в нее лезешь. (Неожиданно кричит.) Что у тебя за пазухой?! Давай сюда!
Махоткин. За пазухой у меня… сердце…
Иванов опускает руку.
…А что там рядом с ним — это мое дело. Ну, сажай. Сажай, Леонид Петрович. Сажай Ивана Махоткина, со дня рождения члена колхоза «Новая жизнь». Сажай за то, что он любит… (Поник и отходит к Мише и Поле.)
Анюта идет в сторону, не спуская глаз с Махоткина. Иванов идет к Анюте.
Кузин (у авансцены). Пойдем-ка, Глафира, посоветуемся. Махоткина надо отправлять в отходники, иначе он натворит делов. Пойдем.
Кострова. Да сердце разрывается — на нее глядеть-то! (Уходят.)
Пауза.
Силков (глядя вверх). Тучи сердитые — гроза вот-вот будет. (Смотрит на Анюту и Иванова.) По моему разумению, неженатых нельзя назначать председателями: вред хозяйству от этого, и природе убыток.
Иванов. Исправлюсь, Тарас Палыч, хотя бы и не буду председателем. (Задумчиво и мечтательно.) И повел бы я свою любимую на нашу Красавку. А там, по берегу — парк, цветы… Утро. Тихо. Вода — зеркало. Шелестят камыши. Кричит коростель. Бьет зорю перепел. Вновь летают речные чайки… А мы вдвоем. И вокруг нас — Россия. Родина… Нет, не будет обезображенной моей несчастной Красавки, будет то, что я вижу сейчас, здесь. Чайки вернутся… (Кислову.) Спасибо, Петр Андреич, за надежду. (Берет Анюту под руку.)
Махоткин (что-то решив, в отчаянии). Мишка, друг! Иль у меня душа косолапая!
Миша. Ну, что ты, Иван, так духом упал? Сам не свой…
Махоткин (Иванову). Что на душу мне наступил — мне кровью харкать. (Бросает финку к ногам Иванова.) Иди, заявляй в милицию… иначе — не ручаюсь…
