Гавриил Троепольский - Собрание сочинений в трех томах. Том 3.
Бояров (задумчиво). Говорят, когда охотник добивает зайца и — каждый раз мимо, то он озлобляется… на зайца…
Чекмарь. Это вы — к чему?
Бояров. Ау меня против Иванова злобы нет. Но… поручение. (Удивленному Чекмарю.) Потом. Потом скажу. Подумаю…
Чекмарь (недовольно). Не буду мешать… А чаю я все-таки найду! (Уходит. За дверью его голос: «Товарищ заведующая!».)
Бояров (один). Самое главное: как теперь быть с машиной? (Думает.) Стоп!.. Великолепная идея!
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ Картина пятаяПрошла неделя. Тот же уголок площади и парка. Несколько рядов скамеек, на них сидят Кузин, Силков, колхозники и колхозницы. За столом, накрытым красным, сидит Иванов, сбоку секретарь заседания. Миша, Анюта и Поля стоят группой в стороне. Бояров отдельно от других: ему и Чекмарю поставлены особые стулья и маленький столик. Свищ стоит позади Боярова. Легкий гул от приглушенных разговоров. Заседание идет уже давно. Дед спит сидя. За небольшой трибуной Чекмарь продолжает доклад.
Чекмарь. Поэтому я и обязан приглушить нездоровые тенденции, поэтому же я и огласил выдержки из заключения комиссии, хотя я имел право и не делать этого. Дорогие товарищи! Мы сейчас живем в период маловодья в нашем крае, но мы не знаем, что натворит вода, когда будет полноводье. Вот в чем соль! Пропускная способность всех рек будет увеличена вдвое. И вас никто не спросит, поскольку вопрос этот — научно-специальный…
Недовольный гул голосов.
Миша. Аль всемирный потоп еще раз будет?
Свищ. Отсталость и малоразвитость.
Чекмарь. Вы поддались на нездоровую агитацию по своей… да… малоразвитости… Вот еще из акта комиссии, последнее. (Читает.) Пункт сто шестьдесят второй: «Комиссия считает, что главный идеолог нездоровых настроений в колхозе — сам председатель! Его нельзя оставлять у руководства, как бы он ни настраивал массы…» Народ этого требует! Нельзя оставлять. (Секретарю.) Записывайте мои слова точно: народ требует… нельзя оставлять. Это мы установили из многочисленных бесед. Записали?..
Свищ (сорвался, тычет пальцем в Иванова). Полное разложение! Была установка — распахать травы, а он — ни одного га! Была установка — «кукуруза — королева полей», а он — семь тыщ убытку! Была установка о речке, а он — письмо в Москву. Позор! Позор и нашему родному колхозу… А от кого начинает вонять?.. От головы. Чего смеетесь?! Брошу я вас, брошу! И тогда — смерть критике в колхозе: заскорузнете вы, задубеете. Критика — огонь нашей жизни, самокритика — струя: одно — горит-прожигает, другое — глушит нутре. Разве ж вы поймете? Эх, вы!
Входит Кислов с папкой под мышкой, спешит.
Анюта бросается к Кислову, тепло приветствует, жмет руку. Кислов что-то быстро говорит Иванову, садится рядом с Анютой.
Иванов (Чекмарю). Извините. Прошу.
Чекмарь (раздраженно). Не заседание правления, а конская ярмарка. Как вы развинтили народ, товарищ Иванов!.. Заканчиваю: я назвал вещи своими именами, я изложил суть заключения комиссии. Неопровержимость доводов и доказательств абсолютно ясна. Я кончил. (Садится рядом с Бояровым.)
Иванов. Слово имеет Петр Андреич Кислов. Назовем это содокладом товарища Чекмаря.
Чекмарь (вскакивая). Это еще что за партизанщина?!
Кислов (за трибуной). Я, товарищи, прямо из Москвы. Что там было — опустим: и я покричал, и мне попало…
Оживление.
…Москва слезам не верит, а верит документам. Вот мы и составили втроем свое заключение и отправили по назначению…
Чекмарь. Кто это — «мы»? Кто — «втроем»? Кто вас уполномочил?
Кислов (всем). «Мы» — это: я, Иванов и профессор Устинский. Вы знаете профессора — он тут бывал, да и Леонид Петрович учился на его кафедре, и Анюта учится у него же. Читаю наш главный вывод: «Проект — полный брак. Поправить Красавку и улучшить пойму можно только в том случае, если поставить две плотины и два шлюза для регулирования воды». (Чекмарю.) Так что, волей-неволей, придется там (пальцем вверх) рассматривать два заключения — ваше и наше: чье перетянет. (Садится на свое место.)
Силков. Ну-у, пошла заваруха! Кто перетянет: профессор иль Скирда? И тот соображает по сельскому хозяйству, и — этот. Кто тяжелей? Вот она какая дела-то…
Чекмарь (Иванову). Судить будем! Судить, если поставите плотины. А вам, Кислов, придется хлебнуть горюшка — похлопочу лично.
Кислов. Я в этом не сомневаюсь — на то иду.
Иванов. Какое же примем решение по информации докладчиков?
Силков. Вношу. Никому не будет обидно: принять к сведению — товарища Чекмаря на пятьдесят процентов, а товарища Кислова на сто пять процентов.
Кузин. У Тараса Палыча «нездоровые тенденции по малоразвитости». Поправляю Силкова: принять к сведению. И все.
Иванов. Кто за предложение Тараса Палыча с поправкой Ивана Кузьмича?.. Единогласно.
Силков (с деланным возмущением). Почему голосовал без процентов? Как это так? Даже ум у ребятишек в школе считают на проценты, по успеваемости. Возражаю.
Иванов (строго). Товарищ Силков, подчинитесь большинству.
Силков. Молчу. (Садится и Чекмарю.) Видите? Рот затыкает.
Иванов. Слово предоставляется товарищу Боярову — о кукурузе: по поводу моего вредительства.
Бояров (за трибуной). Товарищи!.. Нужен точный учет убытков. По предварительным данным, примерно, семь тысяч.
Поля. Да вы что: очертенели?
Бояров. То есть как? (Иванову вежливо.) Руководите, пожалуйста.
Иванов. Поля, покультурней. В прениях возьмешь слово.
Поля. Я в прениях не умею, а мысли есть. Не уносить же их обратно домой? Голова лопнет.
Иванов (Боярову). Четыре тысячи литров от каждой коровы. (Указывает на Полю.) Медаль «За трудовую доблесть»… Ценим!
Бояров (уважительно). Меда-аль?.. Медаль — отличненько! Но ей не придется выступать в прениях…
На сцене недовольство. Силков пальцем подзывает Мишу, указывает на спящего деда. Миша пробирается к старику, расталкивает его.
Миша (на ухо деду). Дедушка! Ваш вопрос. Давайте.
Дед (обводит всех взглядом и Боярову). Товарищ! А церкву нам нельзя открыть? А? Хуш бы для стариков. Вы бы там похлопотали. А?
Бояров (деду громко). Я — по науке, а не по церкви!.. (Всем.) Не волнуйтесь. Вопрос этот мы пока снимаем. О чем и сообщаю. А доклада не будет…
Собрание загалдело. Сообщение Боярова обескуражило всех.
Чекмарь (вскакивая). Что это означает, товарищ Бояров?
Бояров (под гул голосов, Чекмарю одному). Вы хотите, чтобы и мой вопрос они скомкали? Как же они после этого будут обсуждать нашу машину? Я не могу терять контакты, которые завязал здесь Лапкин. А мне нужен акт испытания. Поняли?
Чекмарь (угрожающе). Я все понял. Так вот оно что означает — «Баланс поведения»! Что ж, приму меры уже через высшие инстанции! Слышите, Иванов: через высшие инстанции!
Иванов (вышел из терпения). Да черт с вами! Доводите дело Свища до конца!
Чекмарь. До-ве-ду. (Уходя, Иванову.) До новых встреч. (Боярову.) До встречи… «на ковре» у товарища Скирды. (Уходит.)
Свищ (кричит всем). Эх, вы! Один только я тут и стою на платформе Советской власти! А у вас? Ни убеждениев, ни платформы, ни самокритики! (Боярову.) И у вас! Об чем и я приму меры.
Силков. Ты-то стоишь на платформе, да поезд-то ушел давно.
Свищ. Вот она, жгучая темнота! Все молодые года на них положил, а они… (Иванову.) Свихнул ты народ! В центр напишу! Морально освистаю на весь Советский Союз! (Боярову.) И вас тоже! (Демонстративно уходит.)
Иванов (устало). Переходим к последнему вопросу. Где он, товарищ Лапкин?
Выходит из-за кустов Лапкин, в руках клетка и указка.
Лапкин. Здесь я, здесь. Машина готова к испытанию.
