Григорий Ходжер - Белая тишина
Многие завидовали Полокто, теперь только они поняли, что лошадь ценное животное, она кормит человека. А на собаках в нынешние времена что сделаешь? Почту нельзя гонять, лес не вывезешь…
Гнедко подошел к пилораме, остановился. Братья поздоровались.
— Мы домой едем, — сказал Калпе.
— Все же едешь? — спросил Полокто.
— Едем.
— Ты за всех не отвечай. За себя говори.
— Он за нас говорит, — ответил за Калпе Улуска.
Полокто искоса взглянул на него и сказал:
— Ты слишком разговорчивый стал в последнее время.
— Потому что язык расшевелился да зубы разжались.
Пиапон слушал эту перебранку. О недовольстве мужчин большого дома главой артели он давно знал. Полокто договорился с управляющим лесозавода, что он со своей артелью будет заготовлять лес отдельно и сами же вывезут на лесозавод. Увидев, что один Гнедко не справляется с вывозкой заготовленных бревен, он попросил лесозаводскую лошадь, а возчиком назначил старшего сына Ойту. Деньги за работу получал Полокто сам и делил в присутствии всей артели. И тут артельщики с удивлением узнали, что лошади зарабатывают больше людей.
— На корм им надо? — спрашивал Полокто. — Надо. Сбруя прохудилась. Новую надо купить? Надо. Подковы надо новые? Надо. А лошади работают не меньше вас.
Дяпа с Улуской молчали, но горячий Калпе не мог сдержаться и при каждой дележке денег ругался со старшим братом. Потом он стал допытываться у рабочих насчет оплаты, но многие рабочие сами не разбирались в тонкостях бухгалтерии и не могли объяснить Калпе. Только Ванька Зайцев однажды сказал: «Вот это да! Старший брат сосет кровь младших. Обманщик он!»
— Останьтесь на несколько дней, — сказал Полокто. — Вырубим что осталось, вывезем, и тогда можете уезжать.
— Нет, мы сейчас выезжаем, — ответил Калпе.
— Когда вернетесь?
— Может, совсем не вернемся. Хватит нас обманывать.
Полокто помолчал, пожевал губами, тугие желваки катались по скулам. Искоса посмотрел на Пиапона, видно, ему неприятно было его присутствие: при Пиапоне он всегда сдерживал свой гнев.
— Ладно, пусть будет по-вашему, — сказал он. — Лошадь будет получать столько же, сколько получаем мы.
Калпе не знал, как расценивается труд лошади, потому он не стал возражать. Улуска с Дяпой смотрели на него, ожидали, что он скажет. И Калпе сказал:
— Поедем домой, послезавтра вернемся. Вот еще что думаю я, ага. Если кто не выходит на работу день, второй, то он не должен за эти дни получать. Гара часто ездит домой, а получает наравне с нами. Это несправедливо.
— Он ездит за продуктами.
— Неправда, сам знаешь.
— Калпе, ты из-за денет совсем забываешь старые наши обычаи. Всегда нанай помогали друг другу…
— И никто никого не обижал, — подхватил Калпе. — А ты обижаешь родных братьев.
Полокто гневно посмотрел на брата и со злостью проговорил:
— Ты опять за свое, ты становишься слишком наглым. Я твой старший брат.
— Ты не кричи на меня! Обманщик ты, это я говорю при твоих детях. Попробуй еще покричи, мы уйдем из твоей артели, и ты будешь получать столько, сколько получают все возчики. Понял?
Полокто знал, сколько получают возчики, и те, которые вывозят лес на своих собственных лошадях, и те, которые пользуются лесозаводскими лошадьми. Без артели Полокто невыгодно работать в лесу. И Гнедко не принесет больших денег. Но как оставить эти нападки без ответа? Полокто хотел что-то ответить, но тут раздался голос Пиапона.
— Чего вы ругаетесь? Если не можете вместе работать, работайте порознь, — сказал он.
— Не вмешивайся в наш разговор, мы сами поладим.
— Но ты перестань обманывать братьев, они тебе не работники.
— Ты учить меня приехал?! Езжай домой да следи, чтобы милая твоя дочь не принесла тебе второго зайчонка!
Пиапон сперва не понял, о чем сказал Полокто. Но когда дошел до него смысл слов Полокто, он побледнел, зачем-то вытер лицо рукавом, оглядел братьев, будто спрашивая, правду ли говорит старший брат. Потом подошел к Полокто, вцепился железными пальцами за грудь.
— Повтори, что сказал, — прохрипел он.
— Чего мне повторять? Чего ты меня учишь? Чего за грудь хватаешь? — Полокто попытался вырваться, ударил по руке брата. — Чего повторять? Все знают, ты один два года не знаешь. Мира опозорила тебя, всех нас, наш род Заксоров.
Пиапон оттолкнул брата с такой силой, что тот перелетел через нарту и зарылся и сугроб. Он подошел к своей упряжке, сел на нарту. К нему подсел Калпе. Собаки рванулись с места. Калпе сидел сзади брата, смотрел на его сгорбившуюся спину, и ему хотелось обнять его, утешить, сказать слово, отчего бы он разогнулся, выпрямился и стал бы прежним, сильным, прямым. Но где найти эти слова, что сказать? Он оглянулся назад, за ними мчалась вторая нарта с мужем Хэсиктэкэ и Богданом. Далеко позади тряслась лошадь Полокто.
«Поехал тоже, — с ненавистью подумал Калпе. — Поехал посмотреть, как брат будет убивать дочь родную. Негодяи, два года ни один человек, даже самый злой человек, не посмел брату сказать о родившемся зайчонке, а он сказал. Нарочно сказал. Знал, что бьет наверняка, наповал».
Собаки бежали быстро, лапы их мелькали на белом снегу, хвосты пушистые мели твердый санный путь. Свежий ветерок трепал лицо. Пиапон чувствовал, что кто-то сидит за спиной. Ему было все равно, кто там сидит, лишь бы молчал. Пиапон думал и вспоминал болезнь Миры, разговоры с женой, как он предлагал ей повезти дочь к другу, доктору Харапаю, и как она испугалась при этом. Все вспомнил Пиапон и думал, ведь все женщины Нярги, наверно, уже тогда знали о беременности Миры, а он, родной отец, жил рядом и не догадывался об этом. Как же так получилось? Почему дочь скрыла свою беременность? Боялась? Видно, боялась. Непременно мать твердила, что отец убьет ее, когда узнает о ее беременности. Это она подстроила все, она уговорила Хэсиктэкэ представиться беременной. Это она!
Два года внуку. Два года люди молчали и только за спиной смеялись над ним. Два года… Почему молчали люди? Боялись? Чего? Что станут виновниками смерти Миры?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
30 декабря 1917 года во Владивостокский порт прибыл японский крейсер «Ивами». 1 января 1918 года прибыл английский крейсер «Суффолк», а 4 января встал на якорь другой японский крейсер — «Асахи». Стоял на рейде и американский крейсер «Бруклин».
16 января 1918 года банда Семенова перешла границу и заняла станцию Оловянную, начала наступление по направлению Читы. Возник Даурский фронт под командованием С. Г. Лазо. 22 февраля советские войска разгромили банду Семенова у станции Даурия.
Обе нарты все дальше и дальше удалялись, усталая лошадь не могла меряться силой с отдохнувшими собаками. Полокто хлестал Гнедко, но лошадь, пробежав сотню шагов, опять переходила на шаг. Седоки молчали. Улуска задремал, Дяпа смотрел на синие сопки, а двое сыновей Полокто отвернулись от отца и смотрели назад. Потом они соскочили с саней и зашагали скорым охотничьим шагом. Никто еще не проронил слова, как выехали из Шарго.
Нарты скрылись за тальниками.
— Вы старше Калпе, почему вы слушаетесь его? — наконец проронил первые слова Полокто.
— А мы его не слушаемся, — ответил Улуска.
— «Не слушаемся», — передразнил его Полокто, — а сами смотрите ему в рот, ждете, что он скажет. Будто нет у вас своей головы.
— Головы есть, да голова Калпе больше, ум светлее.
— Ум, ум. Тоже нашли умника. Он младше вас, и стыдно вам его слушаться.
— Отец не стыдился, — сказал Дяпа.
— Чего?
— Отец слушался иногда второго брата а не стыдился.
— Ты отца не трогай!
— Ты не кричи, я не твоя жена.
Дяпа спрыгнул с саней и зашагал рядом с племянниками.
— А ты чего сидишь! — крикнул Полокто на Улуску. — Лошадь устала за день, тяжело ей, не видишь разве.
— Я столько же работал, пусть везет, на то она лошадь, чтобы везти.
Полокто сплюнул и выругался. Впереди показались нарты, они огибали мыс, за которым поселились корейцы.
«Так и не увижу, как Пиапон будет омывать свой позор кровью дочери, — подумал Полокто. — Неужели убьет? Так ей и надо! Женщины всегда позорят мужчин».
И вдруг Полокто вспомнил свой позор, приезд братьев Майды, побоище на берегу Нярги, ранение. До сих пор по всему Амуру вспоминают этот случай. За спиной Полокто говорят: «Это тот самый Полокто, сын старика крикуна Баосангаса, муж белокожей красавицы Гэйе, которого братья первой жены поколотили шестами».
Он молчит, терпит. Может, он еще несколько лет будет молчать, но настанет такое время, и Полокто покажет себя. Еще как покажет! Только бы быстрее ему разбогатеть, и тогда он расправится и с женами и с братьями Майды. Не нравится Полокто слух, который распустил Митрофан, будто всех богатых будут уничтожать, богатство отбирать. Живут же Санька Салов, Феофан Ворошилин, Американ…
