Григорий Ходжер - Белая тишина
Полокто сплюнул, О женщинах ему не хотелось больше думать. О сыновьях — тоже. О чем же тогда думать? Странное дело, всего год назад, бывало, ехал один на оморочке на охоту или рыбную ловлю и всю дорогу думал. Голова лопалась от этих дум. А теперь не о чем думать. Голова пуста, как выпитая бутылка из-под водки. Старость, что ли, подходит? Рано стариться, пожалуй, мог бы заиметь еще третью молодую жену. А что? Взять да жениться, назло этим двум старухам. Дети прокормят их. Только тогда денег не накопить. Богатым не стать. Если бы был счастлив, как Американ, тоже нашел бы су богатства. Несчастливый, потому не нашел су. А то был бы богатым… Не успел Полокто додумать, что бы он сделал, если бы стал богатым, над ним раздался громовой голос:
— Не спать в пути!
Он открыл глаза и увидел пышные усы, сверлящие глаза под густыми бровями. Это был белогвардеец на лошади.
Полокто, хотя и не знал русского языка, но понял смысл сказанного. Он улыбнулся и закивал головой.
— Хоросо, хоросо.
Полокто немного застыл, он соскочил с саней и зашагал рядом. К нему подошел чолчинец, которого окрестил Полокто «всезнайкой».
— Анда, нам еще долго ехать, а мы друг друга не знаем, — сказал он. — Меня зовут Бимби, из рода Актанка.
— Я Полокто…
— А-а, Полокто, — обрадовался чолчинец, — знаю, знаю.
«Ты все знаешь», — неприязненно подумал Полокто, слушая перечисления всех своих и отцовских «заслуг», из-за которых они стали так известны на всем Амуре.
— Ты что, спал? — спросил Бимби.
— Нет.
— Я сидел и смотрел на тальники, а он говорит: «Правильно, наблюдай, увидишь хунхузов, кричи». Какие хунхузы могут здесь быть? Он боится красных, я это сразу узнал. Ты с русскими из Малмыжа знаком?
— Да, Санька Салов мой друг, — не выдержал и похвастался Полокто, заранее предвкушая удивление и восторг Бимби. Бимби на самом деле удивился, но восторгаться не стал.
— Хитрый человек, — сказал чолчинец. — Где только он выучился этой хитрости и ловкости? Говорят, теперь он самый богатый торговец в низовьях Амура.
«Тоже завидует богатству Саньки, — подумал Полокто. — Похож на нашего Пиапона. Санька умнее всех вас вместе взятых завистников, потому разбогател».
— Ты по-русски говоришь? — спросил Бимби.
— Нет, не научился. Понимаю немного, когда говорят.
— Как же тогда дружишь с русскими?
— Так дружу.
Полокто становился неприятен этот разговор.
«Если умеешь говорить по-русски, то ты лучше меня, что ли? — сердито думал он. — Умник, как наш Пиапон».
— Мы вместе с русскими живем, из одного Амура воду пьем, потому надо знать их язык. Ты, наверно, не знаешь, какой груз мы везем? Среди этих солдат есть один, я с ним и Малмыже познакомился. Он говорит, что этот груз белых. Когда в Хабаровске к власти пришли красные, они вывезли оттуда груз, хранили где-то в селе, а теперь везут в Николаевск. Там, говорят, белые. Солдат говорит, белые очень сердиты, хотят власть отобрать у красных. Воевать хотят. Солдат думает, что белые обязательно победят красных. Говорит, у них много солдат, много оружия везде, оружия, говорит, еще японцы дадут.
— Что же тогда получается, если белые будут воевать с красными, то это будет война русских с русскими?
— Выходит так.
— В Малмыже тоже начнут русские между собой воевать?
— Начнут, там тоже есть бедные, есть богатые.
«Война бедных с богатыми, — думал Полокто. — Где же бедным победить богатых? У богатых все есть, кто богат, тот силен всегда. Правильно говорит солдат, белые богатые должны победить. Может, и я тогда разбогатею. Тогда Пиапон и Холгитон не посмеют кричать: „Уничтожим богатых!“ Нет, тогда не уничтожите богатых».
— Пусть воюют, — сказал Полокто, — не наше дело. Русские будут воевать, а мы будем смотреть на них.
Бимби засмеялся.
— Будешь смотреть! Воевать они, может, еще не начали, а тебя уже заставили их оружие, патроны и еду всякую перевозить. А когда начнут воевать, тогда что будет?
— Перевозить нетрудное дело, здесь только лошади работают. Зато они деньги платят.
— Не знаю, будут они платить или нет. Пока в карман не положу эти деньги — не поверю им.
«Неприятный все же человек этот Бимби — всезнайка», — подумал Полокто, когда чолчинец отошел к своим саням.
Поздно вечером, когда совсем стало темно, обоз подошел к Вознесенску. Посланные вперед солдаты приготовили ночлег для возчиков, корм для лошадей.
Охотникам отвели отдельный нежилой, не протопленный дом, без кроватей, нар, даже не было стола и стульев. Возчики тут же стали варить себе похлебку на ужин, заваривать чай.
— Какой же охотник ляжет спать без горячей еды, — говорил Бимби. — Плохо спится, когда желудок не прополощешь горячим чаем. Устраивайтесь, друзья, как в тайге в зимнике.
Охотники долго и весело чаевничали, потом ели, основательно, досыта, чтобы назавтра утром похлестать чайку и отправиться в путь и не есть целый день, если не будет какой оказии.
После ужина Полокто вышел проверить сани, лошадь. Гнедко стоял боком к саням и не ел сено, наброшенное на ящики и мешковину. Узнав хозяина, он жалобно заржал.
— Почему сено не жуешь? А? Сыт, что ли? Жри, жри, — Полокто похлопал Гнедко по шелковистой спине. — Пить хочешь? Напился уже, хватит.
К нему подошел один из часовых.
— Понимай его? — спросил часовой.
— Да, да. Хоросо.
— Оне такие, к любому языку привычные. Чего не жрешь сено? Вон, смотри, все соседи хрустят. Жри, работы много назавтра. Глянь, боится, что ли? Чего боишься, глупый?
Полокто вошел в дом, сказал Бимби, что Гнедко не ест сено, как бы не заболел. Охотники подбросили дрова в печи и улеглись на полу, договорившись, что первый проснувшийся должен подбрасывать дрова, чтобы всю ночь тепло не уходило из дома. Утром возчики проснулись до рассвета, лежали, переговаривались и наслаждались теплом.
— Топи печь, чтобы железная дверца стала красной, — смеялся Бимби. — Чего дрова жалеть? Дрова белых.
Рассвело. Мутные окна посерели, пропуская скупой свет. Становилось все светлее и светлее.
Полокто вышел проверить Гнедко. Лошадь, как и вечером, стояла боком к саням и испуганно заржала, увидев хозяина. К сену она не притрагивалась. Полокто смахнул со спины иней.
— Что с тобой, Гнедко? Не заболел ты?
Гнедко опять заржал, испуганно косясь на сани.
— Гнедко совсем не ел, — сообщил Полокто возчикам. — Что с ним может быть?
— Надо русским показать, они все понимают, — сказал Бимби.
Охотники сели чаевничать. Вошел белогвардеец с усами, с шашкой и с нагайкой в правой руке.
— Поднялись? Ох и вонь у вас! Чем это от вас так прет? Через час выезжаем, — сказал он, поморщил нос, подвигал усами, будто птичьими крыльями, и вышел.
— Говорит, от нас воняет, — переводил Бимби друзьям слова белогвардейца. — Чем это от нас воняет? Просто, наверно, маленько рыбой пахнет.
— От него от самого воняет, — сказал болонец. — Вонючий пес!
— Со сколькими русскими я ни встречался, даже доктор Харапай был у меня, грамотный-преграмотный человек из Хабаровска был у меня, но никто не сказал, что от меня воняет, — сказал Бимби. — А этот белый сказал.
— Белый он, богатый, нас за людей не считает!
Глубоко оскорбленные охотники еще долго перемывали кости белогвардейца. Когда успокоились, кто-то спросил:
— Этот пес с шашкой, наверно, с плетью в руках спит?
— Может, и с плетью спит.
— Красных боится.
Охотники стали собираться. Бимби с Полокто пошли к русским возчикам. Бимби разыскал одного малмыжца и привел к Гнедко. Малмыжец долго осматривал лошадь и сказал, что она здоровая, и нечего за нее беспокоиться. Полокто облегченно вздохнул, похлопал Гнедко по крупу. Маленькое желтое солнце выглянуло из-за сопок, и поступила команда запрягать лошадей.
— Боится, гад, красных, — говорил Бимби, затягивая супонь. — Вот почему выезжает, когда солнце начинает прожигать ему зад.
— Красные да красные, ты этих красных когда видел? — спросил Полокто.
— Нет, не видел.
— Чего тогда говорить про них?
— Они почему-то мне по душе.
Полокто сел на сено, не съеденное лошадью. Мягко. Гнедко все косил на него и изредка ржал. Первые сани стронулись с места и начали спускаться на амурский лед. Спускались не по очень крутому склону, но многие лошади застоялись за ночь, подгоняемые тяжелыми санями, пускались вскачь. Полокто придерживал Гнедко, и жеребец слушался хозяина. Но вдруг над головой Полокто заржала лошадь, раздался треск разламываемого дерева, сани под Полокто круто повернулись боком, и он полетел с ящиков на твердую растоптанную дорогу. Полокто почувствовал боль в левой руке, которой ударился, хотел приподняться, но тут на него скатилась мешковина и прижала к снегу. Громко заржали лошади, кричали возчики. Полокто столкнул с себя тяжелую мешковину и сел. К нему подбежали спутники, подняли на ноги.
