Григорий Ходжер - Белая тишина
«Что не придумают люди, когда захотят над чем-нибудь посмеяться», — подумал Пиапон.
К нему подполз младший внук и встал за его спиной. Мальчика звали Иванам.
— Что, Иван, играть будем? — Пиапон посадил внука на колени, поцеловал в щеки. — Во что играть будем? Давай погребем.
Пиапон посадил перед собой Ивана, взял за руки, и они начали грести, то Пиапон потянет внука на себя, то внук деда.
— Раз, два. Раз, два. Раз, два. Хорошо.
Мальчишка смеялся довольный, будто его щекотали.
Женщины начали стелить постели, мальчишку Хэсиктэкэ уложила в люльку. Взрослые тоже легли, потушили свет. Пиапон лежал с открытыми глазами и думал о Холгитоне. Старик совсем возненавидел Американа, он целое лето ездил по Амуру из одного стойбища до другого, встречался с другими охотниками, с которыми он ездил в Сан-Син на халико Американа. Друг его из Хунгари умер, а те охотники, с которыми он встречался, весьма неохотно говорили об Американе. Было видно, что они побаиваются разбогатевшего сородича. А мэнгэнские жители все находились у него в долгу, поэтому и говорили о богаче только лестное.
— Откуда такое богатство у Американа? — допрашивал Холгитон охотников, и каждый повторял рассказ о том, как Америкой нашел су богатства и как этот су удваивает его состояние. Холгитон узнал, что Американ женился на ульчанке в низовьях Амура, построил там второй большой дом, что не живое он летом и в том доме со второй женой, разъезжает на русских железных лодках по Амуру, часто бывает в Николаевске, в Хабаровске, где у него куча друзей-торговцев. Когда он возвращается в Мэнгэн, привозит много водки, хотя эту водку в нынешние тяжелые времена не достать ни в городе, ни у торговцев. Где он ее достает — никто не знал. Никто не знал, что он делает в городах, хотя находился там по месяцам. Не знал об этом и его друг, напарник на охоте Гайчи. Гайчи теперь бывал с ним только на охоте, а в летнее время Американ его не брал с собой, ездил один. Холгитон пытался узнать у Гайчи, где они охотятся зимой, но напарник Американа не назвал места охоты, ответил, что охотятся там, где больше соболя. Холгитон еще спросил, каким способом они добывают много соболей, хотя в тайге бывают всего два, два с половиной месяца. На это Гайчи только усмехнулся и ответил: «Умеем».
Старый Холгитон не завидовал богатству Американа — это все знали. Он не мог простить гибель двух молодых охотников при возвращении из Маньчжурии, он был уверен, что кровь молодых людей пятном лежит на Американе. А Американ после поездки в Сан-Син стал богатеть на глазах, перед многими охотниками по пьянке хвастался, показывал сундучок, наполненный золотыми, серебряными монетами.
Холгитон, посмеиваясь, спрашивал у охотников, почему Американ на ночь не кладет сундучок под подушкой, наутро у него появился бы второй такой сундучок, а на второе утро, если он положит оба сундучка, то найдет сразу четыре. Но охотники не поддерживали этот разговор старика.
Дотошный старик встречался и с русскими торговцами, расспрашивал их, не встречают ли они Американа в ороченских стойбищах, но торговцы только посмеивались и отвечали, что в тайге даже медведи становятся поперек дороги. Так Холгитон понял, что торговцы — будь они русские, китайцы, маньчжуры, нанай — все состряпаны из одного теста. Поняв это, старый хитрец пошел на обман. Однажды при встрече с вознесенским торговцем Берсеневым он, как бы невзначай, спросил, знает ли торговец, кто в него стрелял. Берсенев вздрогнул и спросил, откуда Холгитон знает, что в него стреляли, потом спохватился, деланно засмеялся и сказал, что никто никогда в него не стрелял. Но Холгитон уже знал — русский торговец, в кого стреляли, был Берсенев.
И у охотников, ездивших с ним в Маньчжурию, старик выудил признания, один поклялся, что своими ушами слышал, как Американ кричал по-китайски на хунхузов, что хунхузы тоже ему отвечали, потом тихо собрались и уехали. А другой охотник даже обиделся и сказал: «Ты думаешь, тогда мои уши от испуга оглохли, как у тебя? Может, думаешь, что я тогда позабыл родной язык? Своими вот этими ушами слышал, как разговаривали хунхузы по-нанайски, когда вязали меня». После этого Холгитон уже не сомневался, что Американ был связав с хунхузами, которые напали на их халико.
— Американ знал тех хунхузов, у него и богатство пошло от них, — твердил он всем.
Охотники качали головой — совсем старик спятил с ума. Пиапон тоже сперва не склонен был верить старику, но однажды он вдруг вспомнил разговор двух русских офицеров, один из них уверял другого, что старик со старухой, у которых ночевали охотники, были связаны с хунхузами.
После поездки Пиапона в Маньчжурию прошло восемь осеней, и только в последнюю осень, четыре месяца назад, он впервые поговорил с Американом.
На исходе был сентябрь. Тайга на сопках разукрасилась в пышные цвета, вода на Амуре уже студила по утрам руку, пожухлая трава покрывалась пушистым инеем. По Амуру поднималась последняя кета, почерневшая, усталая. Артель, сколоченная Пиапоном, ловила эту кету для Александра Салова.
Однажды поздно вечером, сделав последний замет, рыбаки задержались на берегу, зашивая дыры в стареньком неводе. Пиапон сидел на корме лодки и закреплял поплавки невода. Услышав всплеск воды, он поднял голову и увидел большой, тяжело нагруженный неводник с четырьмя гребцами и пятым кормчим на корме. Лодка бесшумно, тенью проскользнула мимо него.
— Эй! Вы не воры? — озорно закричал Пиапон. — Чего не пристаете к нам? Думаете, мы попросим вашей кеты? У нас у самих хватает.
— Мы спешим домой, — ответили из неводника.
— Чего же плывете так тихо? Когда спешат, то гребут так, что на другом берегу Амура услышат.
— Это ты, Пиапон? — спросил кто-то из темноты.
Пиапон узнал Американа.
— Если узнал, чего же не пристаешь?
Неводник пристал ниже рыбаков. Пиапон вышел из лодки и пошел к Американу. Четверо гребцов втащили нос лодки на песок. Пиапон ухватился за кочеток и стал помогать. На глаза сразу бросились берданки, лежавшие на сиденьях возле каждого гребца.
— Чего вы с берданками ездите по Амуру? — спросил он.
Американ вышел с кормы на нос лодки, осторожно переступая по накрытому брезентом грузу.
— Везде опасно ездить без оружия, — ответил он. — Будто и не знаешь, в какое время живем.
Американ спрыгнул на мокрый песок, обнял Пиапона.
— Пиапон, друг мой! — воскликнул Американ. — Ну, как живешь, как семья? Слышал я о гибели твоего отца. Жаль старика.
— Ничего не сделаешь, жизнь это, а в жизни чего не случается.
Пиапон догадывался, откуда везет груз Американ и что везет, но спросил:
— Кету-то зачем укрываешь?
Американ замялся, взглянул на подходивших к лодке рыбаков и ответил:
— Это не кета, Пиапон, кое-что везу для тебя и для этих гребцов.
«Появились важные дела, — подумал Пиапон. — Что же во время хода кеты может быть важнее ее добычи?»
— Кету дети ловят, женщины юколу готовят, — продолжал Американ. — Но ты не ответил, как живешь?
— Так же, Американ, в моей жизни ничего не изменилось. Правда, одно время без косы ходил, но теперь, видишь, и коса отросла. А ты теперь не рыбачишь, не охотишься?
— Почему? И рыбачу и охочусь, когда время есть.
— Говорят, много добываешь.
— Найдешь, друг мой, такой же су, какой я нашел, все тебе легко будет даваться.
— На соболей тоже…
— А как же? Соболи — это те же деньги.
Окружавшие разговаривающих рыбаки с уважением смотрели на Американа, они все знали о его су богатства, о его сундучках с золотыми и серебряными монетами. И некоторые из них думали, что действительно, зачем богатому Американу ловить кету, бегать за соболями в тайге, когда он может жить, как русские и китайские торговцы; стоит ему только захотеть — и рыба, и пушнина будут у него.
«Привык к богатству и к власти», — думал Пиапон, слушая бывшего приятеля.
— Что же ты, Пиапон, не пригласишь в хомаран, — засмеялся Американ. — Сам звал, приставай да приставай, а в гости не зовешь.
Пиапон пошел рядом с Американом в свой хомаран. В тесной маленькой берестяной юрте не могли поместиться все приезжие, потому другие рыбаки позвали остальных в свои хомараны. Дярикта с Мирой поставили перед мужчинами столик.
— Давно не виделись с тобой, Пиапон, — сказал Американ, — нельзя нам так встречаться, надо выпить.
— Мы водку все лето не видим, забыли даже, как пахнет, — засмеялся Пиапон.
— Водку всегда найдем. Эй, Гайчи! — закричал Американ.
В проеме юрты показался Гайчи.
— Принеси мне бутылку.
Гайчи исчез и через некоторое время принес бутылку ханшина.
— Чего ты принес? — возмутился Американ. — Русскую водку неси. Эту отдай гребцам. Принеси им еще одну такую, пусть угощают рыбаков, а то люди запах водки забыли. Когда тебе понадобится водка, — сказал Американ, понизив голос, — приезжай ко мне.