Григорий Терещенко - Гранит
— Напиться можно?
— Заходите, люди добрые, в хату, — пригласила женщина.
Ростислав и Македон вошли в светлицу. Их сразу обдало неповторимым хлебным духом. Комната большая, а за нею поменьше — спальня. Чисто вокруг, нарядно.
На одном из простенков общая рамка с фотографиями. Рушники с цветастыми петухами. Двери в меньшую комнату полуоткрыты. Но, кроме железной кровати с горою подушек, там ничего не видно. В первой комнате большой стол, накрытый новой — вся в ярких цветах — клеенкой.
Ростислав осушил полную кружку воды. Раз попросил, хочешь не хочешь — пей! Мужчина, по-видимому отец Светланы, развязал кисет.
— Угощайтесь, пожалуйста, самосадом!
Человек, видать, крепкий. Лет за сорок. Прямой и широкий подбородок с глубокой, словно выжженной на нем ямкой, чуть приплюснутый кончик носа, нешироко посаженные глаза, густые русые брови.
«От кого больше унаследовала Светлана, — подумал Ростислав, — от матери или отца? Пожалуй, от матери». Скручивая цигарку, он подошел к фотографиям. Стал их рассматривать. Вот Светлана совсем маленькая, а здесь — уже школьница.
— Издалека вы? — спросила женщина.
— Из Днепровска.
— Из самого Днепровска? — всплеснула она руками.— Слышишь, Филипп, из Днепровска!
— Дочка у нас там, — пояснил отец, завязывая кисет. — Недели две, как писем нет. Вот мать и волнуется. А я так думаю: если что случилось, сообщили бы.
— Да, да, конечно, — поспешил согласиться Ростислав.
— Она крановщицей на комбинате работает.
— Да ну, — подал голос Македон, который до этого молчал, — ведь мы тоже с комбината. Не Светланой ли зовут ее? Она недавно на кран перешла.
— Светланой! — встревожилась мать.
— Вы, хлопцы, вот что: тень на плетень не наводите,— насторожился и отец. — Может, случилось с ней что?
— Да ничего не случилось, — улыбнулся Македон.— Вчера видел ее.
— А зачем, если не секрет, вас в наши края занесло?
Мать сидела у стола, сложив руки, и молчала. «Нет, все хорошо, — сделала она для себя вывод. — Иначе бы не улыбался так этот рыжий...»
— Мы разведку ведем, как тут с картошкой, — нашелся Македон.
— Уродило в этом году, — ответила хозяйка. — Скоро копать начнем. Может, колхоз и вам продаст.
— Мы сегодня уже несколько колхозов объехали, — продолжал Македон. — Обещали выделить.
— Ну, мать, накрывай на стол, — встал хозяин. — А я в ларек сбегаю, может, не закрылся еще.
— Нет! Нет! Ничего не нужно! — в один голос запротестовали Ростислав и Македон. — Торопимся мы. Сегодня в Днепровске должны быть.
— На ночь-то глядя! — ужаснулась хозяйка. — Оставайтесь у нас, а раненько утром и поедете.
Она вышла и принесла миску с яблоками, поставила на стол.
— Откушайте хоть яблочек... Не откажете если — дочке гостинца пошлю. Не затрудню вас? Яблочек и медку. Антоновка в этом году хорошо уродила.
— С удовольствием передадим, — обрадовался Лисяк.
— Ты, мать, две баночки медку приготовь, — посоветовал хозяин. — Одну для Лизы.
— А Лиза кем ей доводится? — спросил непринужденно Тришкин. — Не сестра ли?
— Двоюродные сестры они, — ответила мать. — Под Днепровском она живет, в селе Песчаном.
— Хорошо, передадим, — заторопился Ростислав.— Спасибо за все!
Родители Светланы проводили гостей до машины. И, пожалуй, немало удивились, увидев не просто легковую машину, а такси. Хотя в темноте могли и не заметить квадратики на дверцах.
— И охота вам на ночь глядя ехать, — снова сказала женщина. — Заночевали б!
— Спасибо, — ответил Македон. — Рады бы, да нельзя. Дела ждут!
Ростислав тронул водителя за плечо:
— Жми, браток!
Однако долго «нажимать» не пришлось. За селом въехали в густой, как вата, туман. Водитель крепче сжал руль, снизил скорость. Ехали на ощупь, как в молоке плыли. Лучи света от фар никак не могли пробить эту белесую зыбкую стену. Только возле Черкасс туман кончился, будто его отрезали.
— Наконец-то! — вырвалось у Ростислава.
— Скажешь гоп, когда перескочишь, — откликнулся молчавший все время водитель.
Он оказался прав. За Черкассами снова попали в туман. Но был он редким и стелился по асфальту, словно поземка. Машина плыла в нем, почти не сбавляя скорости.
Перед поворотом на Днепровск шофер притормозил.
— Вон, посмотрите, — сказал он, указывая в сторону.— Это памятник любителям быстрой ночной езды.
На десятиметровой металлической трубе был подвешен искореженный автомобиль. Будто какое-то чудовище сжало машину в кулаке и бросило сверху.
— Типичный абстракционизм! — изрек Лисяк. — Когда сюда ехали, я и не догадался, что это такое. Ты, друг, вот что — нас слушай, а сам с умом веди.
Автострада почти пустая, машины встречались редко. Так обычно бывает в эту пору на границе двух областей.
Ростислав взглянул на спидометр. Скорость — 110.
4
Когда остановились в Песчаном, Македон сказал:
— Теперь я тебе не помощник, действуй сам!
До часа ночи оставалось пять минут. Тихо. Теплые сосны пахнут смолою.
Лисяк подошел к дому, постучал в окно. Никто не ответил. Постучал еще.
— Кого там среди ночи носит? — послышался заспанный женский голос.
— Здесь Елизавета живет?
— Я — Елизавета! Ну!..
— Позовите, пожалуйста, Светлану.
Молчание. Потом донеслось:
— Нет ее! Нет!..
— Мне нужно с нею поговорить.
— Молодой человек, уже час ночи!
— Позовите Светлану, мне нужно сказать ей очень важное.
— Она не хочет с вами говорить.
— У меня посылка от ее родных.
Распахнулось окно. Светлана порывисто откинула светлые, длинные, как у русалки, волосы.
— Ну, чего ломишься за полночь?! — спросила она суровым, злым голосом. — Носило, носило его где-то, а теперь сюда приплелся. Уходи, слышать тебя не хочу!..
— Светлана, выйди хоть на минутку.
— Чего еще?!
— Сказать тебе хочу...
— Мне и так все ясно.
— Да пойми ты...
— Я давно поняла! Ты — такой же, как и другие... Уходи! Видеть тебя не могу!..
— Светлана, милая, прости! Я хотел тебе важное сказать, весь день искал! — начал врать Лисяк. Днем он, конечно, и не думал о Светлане. Это ему Сабит с Македоном напомнили, да как!..
— Чего меня искать? Я — на больничном...
— Но об этом никто не знает.
— Как не знает? Белошапке я сказала.
— Но я-то не знал и уже к твоим родителям съездил.
— Неправда!
— Честно! В Загруновке был. Твоя мать яблоками угощала, а отец — самосадом.
— Вот ненормальный, переполоху наделал...
— Нет, без этого. Чистая работа. Я только узнал, что тебя там нет. Родные вовсе не поняли, зачем приезжал. Водички попить зашел, мол. Ну, разговорились. Тебе гостинец они передали.
Ростислав побежал к машине. Ему казалось, что вот-вот Светлана простит его. Она добрая. Эх, вышла бы сейчас из дома. Поговорили бы с нею наедине...
Светлана, сжавшись в комочек у открытого окна, наблюдала за Ростиславом. Будто и нет ее здесь, и нет ей никакого дела до Лисяка. Вдруг она вскрикнула в отчаянии. Нет, не боль была тому причиной, а обида. Но Лисяк не слышал этого крика. Он торопливо возвращался со свертками, надеясь, что они помогут возобновиться его отношениям со Светланой. Правду говорят, что утопающий готов ухватиться и за соломинку.
Тяжело дыша, Лисяк подбежал к открытому окну и подал свертки.
— На, держи, мама передала, — прошептал он.
— Вижу, что мама. Спасибо! А теперь уходи и забудь обо мне...
Окно захлопнулось.
— Светлана! Света! Светочка!..
Из-за тополя выглядывала луна, окрашивая серебристыми лучами домик и землю вокруг.
Лисяк постоял, постоял и медленно побрел к машине.
5
Как только Григоренко вошел в комнату, Оксана бросилась к нему с просьбой:
— Сережа, найди мне работу в другом месте! ..
— Что, с Лотовым поругались? Ничего, родная, обойдется. Я тоже ругаю кое-кого. Не без этого.
Он взял ее руку и прижал к лицу.
— Что вы с ним не поделили?
— Да ни с кем я не ссорилась, — выдернула Оксана руку. — С чего ты взял?
— Единственное, что в голову пришло. Тогда в чем же дело?
— Марченко устроился работать на наш карьер,
— Вот те на! Не было бы лиха, так было б тихо! И давно?
— Недели две уже. Шофером работает. Не могу я, Сережа, его видеть. Понимаешь? Тем более — говорить с ним. Просто сил нет. То уговаривал вернуться — ради дочки, то умолял дочку отдать ему. А сегодня стал угрожать.
— Угрожать?!
— Всякое говорил. На карьер, дескать, устроился, чтобы меня видеть. Жить без меня, видишь ли, не может...
— А ты с Лотовым об этом говорила?
— Да не поможет здесь никакой разговор — я-то Марченко знаю...
