Екатерина Шереметьева - Весны гонцы (книга первая)
— Да пойми ты, сатана чёрный, артистов везу! — багровый от злости, орал Виктор.
Его заглушил сердитый хор голосов, а «чёрная сатана», дурашливо прищурясь — «ври, мол, больше!», — тонко, фальцетом выкрикнул: «Мы тоже артисты!» — и, манерно, будто юбочку, вздернув штанины комбинезона, закружился, притоптывая на плотной сырой земле:
Деревня моя
Деревянная.
Полюбила я мило́го,
Окаянного!
— Открой, Виктор!
Огнев и Арсений Михайлович выскочили из автобуса и обратились к двум пожилым водителям. Что они говорили, Алёна не слышала, только видела, что вокруг них собиралось всё больше народу, и на сердитых лицах появилось сначала выражение заинтересованности, потом они стали дружелюбными, видела, что черноглазый «артист» что-то возразил, к нему возмущенно повернулось несколько человек, а он оглянулся и погрозил кулаком Виктору. И вот уже, деловито указывая на колонну, водители перекинулись друг с другом замечаниями и почти все разошлись.
— Все в порядке! — заглядывая в дверцу, сообщил Огнев.
Как всегда, самые нетерпеливые и непоседливые Алёна и Олег вышли из автобуса и взбежали на крутой край дороги, откуда было видно весь спуск, и реку, и даль. Словно огромные звери, зафыркали, заработали моторы, и тяжело груженные автомашины осторожно отворачивали на сторону, освобождая путь автобусу.
Золотистое закатное небо отражалось в реке. На том берегу по обе стороны чёрной мокрой дороги уходило вдаль жёлтое пшеничное поле. Справа густо-зелёной полосой тянулся берёзовый колок, сквозь зелень просвечивали белые пятна стволов.
Черноглазый шофер — его машина стояла далеко, и отводить её не было надобности — подошел к автобусу и громко отчитал Виктора:
— Ты свои заходы забудь. Объяснил бы, как человек. Неужели нам по формализму нужно задерживать? Неужели мы не сочувствуем, ежели рабочие люди ждут артистов? А ты, понимаешь, вертихвостом. Кабы не артисты, посчитал бы ты, подхилый, тут звезды до светлого утречка… У Нижне-Долинского паром сорвало, все сюда и ринулись, оттого такой завоз и получился.
По тому, с каким удовольствием парень произносил местные словечки, Алёна решила, что он приезжий: ей самой нравилось иной раз щегольнуть местным словцом — сказать вместо забор — заплот, вместо лужа — лыва, наперекосых — вместо наискось.
За рекой начинался Деевский район, тряски поубавилось, дорога пошла ровнее.
— Вот, кстати, иллюстрация к нашему спору. — Арсений Михайлович указал на красные пятна битого кирпича, то и дело попадавшиеся на дороге. — И не асфальт, и не гудрон, но разве можно сравнивать с верхнеполянскими? А природные условия те же. Тут за дорогами следят, выравнивают, подсыпают отходами со стройки. А там запустили до того…
— Без капитального ремонта одни диссонансы получаются, — авторитетно подтвердил Виктор.
— Деевский район славится не только высокой культурой земледелия.
— Тут и хлеб лучше, я уже заметил, — перебил Арсения Михайловича Миша, — и чистый…
И Алёна увидела, что пшеница здесь выше, гуще, сильнее.
— Район славится ещё… — Арсений Михайлович сделал паузу, — благоустройством. Вы правильно сказали, Александр Никитич, — обратился он к Огневу, — каждое безобразие имеет фамилию, имя и отчество, но и каждое полезное свершение не безымянно. Приглядитесь к людям в Дееве…
Издали в лучах заходящего солнца Деево показалось не то огромным садом, не то лесом. Потом кое-где среди зелени завиднелись светлые шиферные крыши, кирпичные стены домов. Архитектурой поселок не поражал, домики, сложенные из кирпича, отличались только размерами. Но возле каждого был палисадник. Цвели левкои, медонос, табак и флоксы, и вечерний запах цветов с ветром врывался в открытые окна автобуса.
— Девочки, это же сказка!
— Здесь не только электричество, водопровод и канализация, — хвастливо сообщил Виктор. — На дорогу обратите внимание — паркет!
Деевский Дом культуры, построенный по знакомому уже типовому проекту, был, как и весь поселок, сложен из кирпича и отделан очень скромно. Фасадом он выходил на площадь, почти целиком занятую сквером с цветами, с кирпичными дорожками, где сидела на скамейках нарядно одетая публика. По обе стороны широкого подъезда стояли «Победы» и «Москвичи».
— Все собственные, — опять похвастал Виктор, будто эти машины принадлежали ему лично.
В Дееве бригада впервые увидела у себя за кулисами первого секретаря райкома партии. Он пришел к ним в антракте вместе с директором самого крупного в районе целинного совхоза и председателем Деевского колхоза, который пригласил артистов «отужинать после концерта в колхозной столовой».
Несмотря на усталость, играли собранно, горячо. Да ещё и зрители помогали: отлично слушали, принимали, долго не хотели отпускать.
Виктор не преувеличивал, говоря, что в деевской столовой «чисто, как в аптеке», кормили в ней по-домашнему вкусно и обильно. Заведующая — маленькая хлопотливая женщина — колобком каталась вокруг длинного стола, радушно угощала и всё беспокоилась: понравилось ли? не голодны ли? — хотя гости ели в три горла, нахваливая пухлые сибирские беляши и курицу с зеленым салатом, восхищались домашней малиновой наливкой и удивительным квасом.
Но самое интересное, как всегда, были люди.
В антракте Глаша, ещё в гриме и в образе Натальи Степановны из «Предложения», кокетливо поглядела на секретаря райкома:
— После Верхней Поляны мы точно в сказку попали!
— Да-а… — с неопределенной интонацией, басом прогудел широколицый шатен в расшитой украинской сорочке.
Алёне он показался флегматичным.
— Руководители района там не очень-то о людях заботятся, — продолжала Глаша тем особенным голосом, по которому её товарищи сразу определяли, что «Глашуха обвораживает».
— Правильные люди, — как бы возражая, ответил ей директор совхоза, человек в отличном костюме, но… с пустым левым рукавом. Лицо его, некрасивое и чуть асимметричное, привлекало живостью и острым, насмешливым взглядом. — Так и надо, — резко продолжал он, не смущаясь тем, что всех насторожили его первые слова. — Это самое благоустройство вроде азартной игры — так затягивает… Вот видите? — нагнув голову, он хлопнул себя по сильно поредевшей макушке. — Преждевременное облысение на почве благоустройства. И отстать невозможно, и конца ему не видно.
— Как и во всяком деле, — с мягкой усмешкой подковырнул секретарь райкома.
— Если б раньше сообразил, ни за что бы в это дело не влез. Верхнеполянцы понимают толк в том, как беречь собственное здоровье. Ругают нас не меньше, чем их, а хлопот у верхнеполянцев — никаких!
— Кто ругает и за что ругает — разница, — опять невозмутимо вставил секретарь райкома.
— Разница, разница, а все равно пух и перья летят, кровь льётся, километры нервов наматываются…
— Да брось, — вмешался третий пришедший, председатель колхоза. — Люди не знают тебя, подумают, что всерьёз.
— Не подумают, — все так же резко ответил безрукий. — Люди, близкие к театру, к литературе, не подумают. Разве бывает, чтобы отрицательный тип носил имя Андрей? — Безрукий вопросительно оглядел всех, и хотя вокруг уже смеялись, он с деловой серьезностью ответил, словно бы себе: — Это прекрасное имя существует только для положительных героев. Верно? Вот у тебя, друг, имя… — Он подмигнул спокойно улыбавшемуся первому секретарю: — Ты ещё можешь и в отрицательные выйти: Никон, да ещё Антипыч! А фамилия-то, фамилия! Разлука! Просто опасно!
За ужином этот положительный герой — Андрей Иванович Найдёнов — сел рядом с Алёной. Она заметила, как он следил за ней, когда рассаживались за столом, и, словно бы невзначай, ловко прихватил два стула слева от неё.
— Леночка!
Алёна с удивлением обернулась, но Андрей Иванович звал не её, а миловидную женщину лет тридцати, стоявшую по ту сторону стола с первым секретарем. Та ответила легким кивком и, что-то досказав собеседнику, неторопливо пошла вокруг стола.
«Жена!» — было подумала Алёна, на минуту стало скучно: она любила, чтобы за ней ухаживали. Но тут же сообразила: «Значит, понравилась как актриса!»
— Познакомьтесь, — сказал Андрей Иванович. — Елена Андреевна Разлука, великий и безжалостный эскулап. А вашего имени-отчества, извините, не знаю.
— Мы тезки, — ответила Алёна, глядя в глаза женщины. — Тезки по имени и по отчеству.
Они пожали друг другу руки, и Алёна почувствовала, что и этой женщине она симпатична.
— Андрюша, загадывай желание! — сказала новая знакомая. — Меж двух Елен, — и тут же, опираясь на плечо Андрея Ивановича, заговорила с Алёной. — Вы очень талантливо играли сегодня! Правда, правда! Весь коллектив у вас хороший, свежий, искренний. Но вы нам особенно понравились. Правда-правда. — Женщина коротко переглянулась с первым секретарем.
