KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Советская классическая проза » Екатерина Шереметьева - Весны гонцы (книга первая)

Екатерина Шереметьева - Весны гонцы (книга первая)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Екатерина Шереметьева, "Весны гонцы (книга первая)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Мы вам ещё такую самодеятельность развернем! — в азарте воскликнул Олег.

— А строительство нового Дома культуры объявим ударной молодёжной стройкой! Вот и на зиму отличное дело для молодёжи района! — провозгласила Люба. — А вы на будущее лето приедете?

— Обязательно! — ответили ей хором.

— Нам, товарищи, крепкую связь надо держать, — начал Радий, подходя к Саше.

— Поторопитесь, граждане, — донесся с крыльца гостиницы голос Виктора. — Дуся такую лапшу с курятиной сварганила — симфония!

— Приехал бы за нами, давно бы уж отведали этой «симфонии», — поддразнила Зина.

— Приехал! — обиделся Виктор. — Только-только с тормозами управился. Чёртовы дороги!

Саша с Радием ушли в дом — обменяться адресами, остальные в ожидании их толпились у крыльца и вдыхали раздражающий аромат куриной «симфонии».

— Конечно, ничего по щучьему велению не бывает, — говорил Чалых Тане и Лизе, стоявшим в обнимку, — никто и не думает, что завтра всё изменится. Но не так мелка наша сегодняшняя победа, как вам кажется. Ребята сознательно, горячо, дружно пошли против безобразия — это уже много. И… любить людей надо, девушки, а не только недостатки их ненавидеть. Очень важно научиться видеть и поддерживать доброе.

Алёне вдруг вспомнилось: «Давайте искать хорошее в чужих работах. Это труднее. Плохое-то каждый может выискать».

— А мама говорит, что любви к людям надо учить, как музыке, с детства!

— Учить любви, как музыке! — повторил Женя, восторженно глядя на Любу. — Гениально, честное слово!

— Ну, Евгений спекся! — шепнула Глаша Алёне.

Алёна хотела сказать ей о Джеке, но тут вышли Радий и Саша, стали прощаться.

За ужином Джек не принимал участия в разговоре о возрождении БОПа. Прямо из-за стола Алёна увела Глашу на улицу, оглядываясь в темноте, тихо сказала:

— Джек не согласен с идеей «общего котла».

— Что?

— Ну, подлец! Ну…

— Подожди, — зашипела Глаша и замахала руками на Алёну. — Он же мне сказал, что согласен!

— Когда?

— Да только что! Перед самым ужином.


Усталые, но возбужденные, Глаша, Зина и Алёна расположились на ночь в трехкоечной комнатушке и долго говорили о событиях этого бесконечного, трудного дня.

— Таня какая-то дёрганая, но в общем неплохая девчонка, — определила Зина, расплетая на ночь свою косу.

— Люба намекнула — она психует потому, что у неё тут личные осложнения получились, — сказала Глаша. — Да, а вот уж Лиза эта…

— И что Радий нашёл в ней? — подхватила Алёна.

— Что нашёл? — перебила её Зина и на всякий случай перешла на шёпот: — А что Мишка в Маринке нашел?

Алёна только отмахнулась от надоевшего вопроса, а Глаша вздохнула и поёжилась, как от холода.

— Ох, всё-то у человека запутано, перепутано!..

— Девочки, и при коммунизме один будет любить, другой — нет. — Зина так посмотрела на подруг, будто сделала открытие.

— Ну и что? — Алёна словно споткнулась, не умея выразить то, что чувствовала. — Разве в этом дело? Не может быть жизнь… да и не нужна она никому, мармеладная. Но… — она сдернула с головы косынку. — Бывают несчастья чистые, а бывают такие, что человек злеет…

Глаша первая поняла её:

— Как с Лилей… Люди должны быть очень честными, очень деликатными и очень уважать друг друга, — решила она. — Тогда получится «естественная атмосфера».

Алёну мучила стычка с Джеком. Она отлично понимала, что применённое ею «физическое воздействие» было в жестоком противоречии с тем, о чём говорили сейчас Глаша и она сама.

— Девочки, только не смейтесь, — вдруг смущенно и грустно начала Зина, откидывая назад расчесанные волосы. — Что значит — труд станет потребностью? Как это сделать? Ведь потребность… Ну, что такое потребность?

— Потребность — это… — деловито нахмурясь, заговорила Глаша. — Это… должно быть… должно быть… привычка? — закончила она вопросом.

— Какая привычка? — возмутилась Алёна. — К чему привычка?

— По павловскому учению о временных связях, — вдруг обидевшись, настаивала Глаша.

— Так в чём они будут, эти твои «павловские связи»? Ну, в чём?

— А в том, что человек привыкнет работать, как умываться, как прибирать за собою постель.

— Ну не умойся, так сама и останешься грязной. А ведь тут… Это… Совесть должна быть — вот что! Это значит — я не могу, понимаешь, не могу, чтоб за меня другие работали… Стыдно.

— Пожалуй, отдает идеализмом! — неуверенно сказала Зина.

Алёна обозлилась:

— У, философ! Не идеализмом, а идеализацией! Что — ты, что — Женька! На экономической же и социальной основе! Ну, как тебе ещё?..

Зина вздохнула, укладываясь на постели:

— Перестройка человеческого сознания — самое долгое и трудное дело. И правда, с чего начинать? Ты говоришь — совесть. Любина мама говорит: надо учить любить, как музыке, с детства, а другие — воспитывать отношение к труду.

— Дурочка из переулочка, — с ласковым превосходством усмехнулась Глаша. — Откуда может быть совесть без любви к людям? И какое отношение к труду без совести? Человек же на части не разнимается, как машина.

— Все мы умные, — с легкой обидой ответила Зина. — Только где про это пьесы? Только такие, чтобы зрители не спали, не грызли бы яблоки и не говорили бы, как после нудного заседания: «Ну, что ж, в общем правильно!»

— Вот Сашка громыхал о рассудочности. Драматургам бы жару поддать! Эх, девочки, как нужны хорошие пьесы! Про сегодня, про самое-самое сегодня!

— Обязательно! — Зина подперла локтем голову. — Ведь вот на «Предложении» и на «Не всё коту…» хохочут-хохочут, а разговоры потом — о «Добром часе»… Даже о средненьком нашем водевиле! Потому, что это наше, сегодняшнее…

Алёна, заложив руки за голову, вытянулась на постели. Глаша скинула тапочки, подобрала ноги и вдруг застыла.

— А ещё потому, что о любви, — сказала она решительно. — Почему считают, что личное — это мелкотемье? Когда нам нужно о любви! Ужасно нужно! Поэтично, красиво, о настоящей любви…

— Ведь всё равно мы все любим! — со слезами в голосе воскликнула Зина. — А запутываемся и мучаемся… «Ромео и Джульетта» — мелкотемье? Личное?

Алёна проворно поднялась и села против неё.

— А что такое «личное», девочки? Ведь всё, что я люблю, всё — мое личное… Это же очень много… — И внезапно перебила себя: — Как у Ленина? «Без человеческих эмоций» нет «человеческого искания истины…»

Глава восемнадцатая. Так должно быть

О Деевском районе, одном из передовых в крае, бригада слышала давно, а Виктор — тот прямо уши прожужжал.

После Верхней Поляны и соседнего с ней Источинского района, где неустройство лезло из всех углов, Алёна очень рвалась в Деево.

Из Источинокого выехали утром и, учитывая качество дорог, предполагали, что пятьдесят километров проедут часа за два с половиной и успеют отдохнуть, пообедать, осмотреть Деево да ещё прорепетируют «В добрый час!» для Саши Огнева.

Кроме полного вечернего концерта в Доме культуры, бригаде на следующий день предстояло дать четыре коротких выступления на полевых станах. Эти коротенькие концерты во время обеденных перерывов назывались упрощённо «половинками». В этих «половинках» Алёшу впервые должен был вместо Миши играть Огнев — это позволяло бригаде разделиться и работать одновременно на двух станах.

Они проехали километров двадцать пять, успели почернеть от пыли, уже устали проклинать тряску и жару, как вдруг на очередном ухабе автобус словно крякнул, закачался и, припадая на правое переднее колесо, остановился.

— Рессора! — в один голос закричали Виктор, Арсений Михайлович, Саша Огнев и один за другим выскочили из автобуса.

Оказалось, что действительно сломался какой-то коренной лист рессоры, ехать нельзя и починить здесь нельзя.

Кузов подняли домкратом, разобрали рессору, и Виктор, обещав вернуться «часика через три, не более», уехал на попутной машине в ближайший гараж километров за десять. Бригада осталась «загорать» в ожидании.

Поблизости ни жилья, ни воды, ни тени. Поля, поля и поля. Солнце пекло немилосердно.

Сначала шутили, острили по поводу «вынужденной посадки». Потом притихли, девушки сидели на чемоданах в жалкой тени от автобуса, остальные бродили, присаживались время от времени на сухую горячую траву. Лучше всех устроился баянист: улегся на склоне придорожной канавы, поставил в изголовье свой баян, накинул на него плащ и, соорудив таким образом нечто вроде тента, мгновенно уснул.

Прошло три часа. Неотрывно следили за каждой машиной, появлявшейся в той стороне, куда уехал Виктор, но они одна за другой мчались мимо, надолго оставляя пыльную завесу.

Хотелось есть, а ещё больше — пить, жара утомила даже самых выносливых. Прошёл и четвёртый час, и пятый был на излёте, стало тревожно: ведь вечером концерт в Дееве, туда ещё часа полтора езды, да пока Виктор поставит рессору… А все голодные, измученные, отдохнуть некогда, а уж в Дееве-то никак нельзя осрамиться. Приходила в голову мысль: не случилась ли с Виктором беда?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*