Сергей Воронин - На своей земле
Щекотов смотрел в окно на маленький, с брезентовым верхом «Виллис» и думал о своем. Присматриваясь к людям, он видел, что, пожалуй, только он, Щекотов, мог бы стать во главе колхоза. Правда, есть еще серьезный мужик — Алексей Егоров, но, как он сам выразился, «по малой грамотности» не подходит. Остальные не в счет, разве только Мария Хромова. Да и то навряд ли, она была всего лишь бригадиром-овощеводом, а он, хоть недолго, а все же работал председателем. А получилось это так: на второй год войны Степана Парамоновича мобилизовали. Он стал ездовым. Подвозил на передний край снаряды. Вскоре его ранило осколком в бедро, по выздоровлении он вернулся в колхоз и стал председателем — старый был на фронте, и его замещала робкая доярка Маркина. Став председателем, он понял: от него зависит, как будут жить люди. Прикинув, что мукомольная мельница райпищекомбината находится в пятнадцати километрах от колхоза, он задумал построить свою. И за короткое время выстроил ветряк. Из соседних колхозов потянулись подводы с зерном. С каждой подводы брали за помол. Трудодень у своих колхозников стал богаче. Колхозники не могли нарадоваться. Но вернулся старый председатель, и пришлось уступить ему место. Размышляя теперь о новом жительстве, Степан Парамонович думал о том, что не плохо бы и тут так поставить дело, — люди попались стоящие, крепкие. По всему видно, поработать придется достаточно, у бывших хозяев здешних жизнь была, судя по всему, рассчитана на малый век, ни одной общественной постройки нету, все клетушки. А надо поднимать большое хозяйство. А поднимать нелегко: плугов, борон нет, о машинах и разговору не предвидится, земли запущены. В Ярославской все было на ходу, а здесь надо начинать сначала.
— Чего смотришь? — донесся голос Клинова.
— Да так, — не сразу ответил Степан Парамонович, — на машину гляжу.
— И то дело, — заглядывая в окно, сказал Павел. — Эка несуразная, и верх-то тряпичный, — произнес он презрительно, вспоминая человека в кожаной тужурке.
— Зато выносливая.
— Кто говорит, — согласился Клинов, и тут у него мелькнула мысль: «А что, если стравить двух кандидатов на председательское место?» Он вспомнил цыплят, растягивавших червя, и посмотрел, щурясь, на Щекотова. — Это конечно. А я вот про что. Я гляжу, кто как свою жизнь устраивает. Вот, скажем, ты стоишь, на машину смотришь, применительно к будущему колхозу прикидываешь, а другой через рыбу в председатели метит.
— Это кто же? — Степан Парамонович пошевелил бородой и остро взглянул на Павла. От Клинова не ускользнуло, как у Степана Парамоновича дрогнули бледные губы, и, радуясь замешательству Щекотова, он нарочно помедлил с ответом.
— Представитель из райцентра очень им интересуется. Судя по всему, Хромов будет у нас председателем.
— Какой представитель? — не понимая, спросил Степан Парамонович.
— А эвон, в кожаной куртке.
Щекотов улыбнулся.
— Так это шофер. Понятно, нет? А представители чай пьют в учительской, — и почувствовал, как у него отлегло от сердца.
Павел плюнул с досады. «Только в заблуждение вводит, чорт тонкогорлый!» — и пошел к председательскому столу. Походил около него с важным видом, чтобы все видали, какой он есть человек. Потом с улыбочкой двинулся в угол к женщинам.
— Сидят мои разлюбезные, и никто-то с ними словечком не перекинется из мужского сословья.
— И то правда, — качнула головой Лапушкина, многодетная вдовая женщина.
Марфа резко взглянула на нее, но, поняв, к чему гнет муж, протяжно сказала:
— Нынче мужчина серьезный пошел. Редкий поговорит душевно с нашим братом. А нам, ой, как нужно внимание.
— Да, не у каждого есть такая струна в характере, — еще шире улыбнулся Клинов и, решив, что пора переходить к серьезному, добавил. — Глядел я сейчас на машину, которая привезла начальство из района, и пришло мне на мысль: а что, если нашему колхозу такую завести?
Пелагея Семеновна утерла растрескавшиеся от брусники губы и, зная, что Клинову в председателях не бывать, насмешливо сказала:
— Это за каким же прахом ее? Ох, погляжу я на тебя, Пашка, хоть и в годах ты, а ленив непомерно. Все только и думаешь, как бы, ничего не делая, дело сделать.
Клинов чуть не задохнулся от обиды. Он даже не нашелся что ответить и только забормотал:
— А если, скажем, Груньку в доярки. Я не посмотрю. Ты… того…
Марфа вскочила с лавки, сунула кулаки в бока и хотела уже начать чихвостить Пелагею Семеновну, но в это время по избе пробежал настороженный шорох.
Из боковой двери вышли представители райцентра.
8Впереди шел высокий, в желтом длинном пальто, секретарь райкома партии Емельянов, за ним председатель райисполкома, коренастый, широкоскулый Говорков, и позади них, осторожно переступая, словно боясь наступить на пятки Говоркову, шла Синицына.
Стало тихо. Только никак не могла успокоиться Полинка. Она сидела в углу и давилась от смеха. Настя то и дело одергивала ее, но от этого Полинке еще пуще хотелось смеяться.
Емельянов снял серую шестигранную кепку, провел по голове ладонью, приглаживая волосы, приветливо улыбнулся.
— Здравствуйте, товарищи!
Несколько секунд все молчали, затем вразнобой поздоровались. Позднее всех крикнул Хромов. Посмеялись.
Лапушкина внесла две лампы, и окна сразу почернели.
— Вот вы и приехали, товарищи, — сказал Емельянов. — И, наверно, вам кажутся непривычными и эти хвойные леса, и озера, и холмы. — Емельянов повернулся к окну, и все тоже посмотрели на синеющие за далеким лесом холмы. — Так это все не похоже на то, что было у вас в Ярославской, как будто в другую страну попали. Верно?
— Верно! — крикнула Полинка.
Емельянов повернулся на голос:
— А на самом деле не так, товарищи, земля эта наша, испокон веку наша, русская. После революции она свыше двух десятилетий была у финнов, но теперь опять вернулась к нам. Поэтому вам надо полюбить эту, нашу родную, землю. Вы здесь не гости, а хозяева. Мы должны все силы Приложить, чтобы скорей освоить эту землю. Большую помощь нам оказывает наше родное правительство, большую заботу проявляет о нас сам товарищ Сталин. Великое доверие нам оказано. Оправдать это надо, товарищи, честным трудом оправдать!
Емельянов любил беседовать с людьми, особенно при первой встрече. Она остается памятной на долгое время. И поэтому надо поговорить так, чтобы на лицах появились улыбки, поговорить от души, чтобы люди поверили, какой замечательной у них станет жизнь, чтобы с первого дня им захотелось хорошо работать. И Емельянов заметил, как широко улыбается сидящий на передней лавке рябой дюжий мужик в черной, распахнутой рубахе, перетянутой красным поясом.
— До нас жили здесь финны, хозяйство было у них, Прямо сказать, неважное, общая культура низкая. К тому же, товарищи, никому не секрет, что урожайность у них была скудная. Ржи выращивали от силу по сам-пять…
«Этакий-то урожай и я выращу», — самодовольно улыбнулся Клинов и опять встретился с взглядом секретаря райкома.
— Мы поведем дело не так! Перед войной передовые колхозы нашей области выращивали урожай на больших площадях по сам-двадцать, в то время как финны редко-редко снимали по сам-шесть. Теперь мы должны получать здесь такие же высокие урожаи, как на Кубани, Украине, Алтае…
Клинов нахмурился.
— Не только хлеб и овощи мы будем здесь выращивать. Мы разведем здесь мощное животноводство. Проезжая, вы непременно должны были увидать, как много здесь пастбищ, какие здесь хорошие кормовые травы.
Клинов с раздражением взглянул на секретаря райкома: «И чего тянет? Всегда вот так — закатят доклад, а ты сиди и мучайся. Нет, чтоб единым духом решить вопрос».
А Емельянов, раскрасневшийся, опираясь о стол руками, рассказывал, как много на Карельском перешейке рек и озер, какие на них будут построены гидроэлектростанции, чтобы в избах загорелся свет…
— Этак он, пожалуй, и до завтрева будет докладать, — шепнул Клинов жене и удрученно вздохнул.
Он больше не слушал, о чем говорил Емельянов, его стало клонить ко сну, зевота так и разламывала челюсти. Зато Степан Парамонович вбирал в себя все слова и кивком головы как бы утрамбовывал их. С особенным удовольствием он выслушал, что вскоре колхоз обеспечат семенами, пригонят общественный скот. И хоть он знал раньше, но все-таки ему было приятно еще раз услышать, что на три года переселенцы освобождаются от налога.
— Может, будут какие вопросы, товарищи? — услышал задремавший Клинов, но освободиться от сна не мог.
Вопросов не было. Люди зашумели, поднимаясь с мест.
— У меня имеется! — крикнул осипшим голосом, спохватись, Павел. — Я насчет того, чтоб выборы.
Емельянов поправил широкий ремень, опоясывавший пальто, и, серьезно взглянув на Павла, ответил:
