Сергей Воронин - На своей земле
Степан Парамонович внимательно взглянул на него и промолчал, а Клинов раздул ноздри и злорадно подумал: «Ага, съел?»
Все небо обложили тучи. Дождь пошел сильнее. Первой не выдержала Мария, Она сняла ботинки и, прижимая их к груди, побежала домой. За ней бросилась Дуняша Сидорова, потом Лапушкина, потом жена Егорова, да и сам Алексей Егоров кинулся им вслед. Хотел было побежать и Павел Клинов, но посчитал для себя неудобным и по-прежнему, словно никакого дождя не было, степенно шагал по дороге.
6Это было самое необычное собрание в их жизни. Не было ни председателя, ни секретаря. Все сидели на крыльце.
Никандр устроился на верхней ступеньке; он был в солдатской гимнастерке, с орденом на груди. На лоб ему свисал большой лохматый чуб. Никандр, ожидая Николая Субботкина, нервничал, барабаня ногой о приступку. День был хмурый, как взгляд Кости Клинова. Его все-таки разбудила Полинка. Она еще раз забежала к нему домой и, дернув Костю за ногу, стащила его с сундука. Марфа закричала, что мальчонке не дают покоя, но Полинка так вытаращила на нее глаза, так захохотала, что Марфа только развела руками: «Ну и девка!»
Костя лежал на траве вниз животом. Ему хотелось спать. Сестры Хромовы — Настя, Груня и Полинка — деловито щелкали семечки, словно старались обогнать одна другую. Васятка Егоров, озабоченно посапывая носом, строгал чижа. Чиж уже был готов, оставалось только взять палку и ударить ею, чтобы чиж взвился в небо.
— Долго будем сидеть? — сказала, наконец, Полинка и сбросила с подола шелуху.
— Терпенье, — ответил Никандр и еще быстрее забарабанил ногой о приступку.
— Вот чего ненавижу, так это сидеть без толку. Знала бы, что так будет, ушла бы с мамой по ягоды.
— Еще насобираешь, — заметила Груня, внимательно разглядывая на груди Никандра потускневший орден. У нее были настолько голубые глаза, что даже не верилось, что такие бывают.
Через двор темной полосой прошла тень. Настя подняла голову. Из-за большого холма надвигались облака, постепенно затягивая все небо.
— Дождь, наверно, будет, — сказала Настя и мягко улыбнулась. — А что я скажу, девушки. Вот все мы из разных мест, только я с Костей из одного колхоза. И не знаю, сколько бы нам надо времени, чтобы обзнакомиться, а тут мы все собрались и сидим, как старые дружки.
— Ну и что? — не поворачивая головы, спросил Васятка.
— А так… хорошо.
— И мне здесь нравится. Красивая местность, — неожиданно сказала Полина.
Воздух стал синий. Темная туча повисла над двором. Куры торопливо побежали под навес.
Наконец появился Николай Субботкин. Звеня медалями, он сел на деревянные перила, обхватил рукой столбик и улыбнулся Груне.
— Приношу объяснение своей задержки: на конюшню прибыли из райцентра три лошади.
— Порядок! — воскликнул Никандр.
Груня повела круглым плечом и насмешливо покачала головой.
— Первого комсомольца вижу, который с усами.
Полинка фыркнула. Николай густо покраснел.
Упали капли дождя, серые, тяжелые. Никандр откашлялся и быстро, как из пулемета, стал сыпать слова:
— Я хочу сказать, что вот мы должны решить, кто у нас будет председателем колхоза, и когда будет собрание, то отстаивать своего кандидата. Сами понимаете, дело важное. Надо не промахнуться. К тому же я хочу сказать…
— Куда гонишься? — одернула его Груня и сбросила с ладони шелуху подсолнуха.
— Не сбивайте с мысли, — строго взглянув на нее, сказал Никандр. — Дисциплинки не вижу. — И продолжал все так же скоропалительно: — К тому же я хочу сказать, насколько мне известно, у нас нет ни одного коммуниста в колхозе, так что нам положено, комсомольцам, быть впереди всех. К тому же я хочу сказать…
Полинка не удержалась и захохотала.
Никандр замолчал. Николай Субботкин перегнулся с перил, заглядывая в Полинкино лицо. У нее так сверкали при смехе зубы, что их казалось в десять раз больше.
— Откуда такая недисциплинированность? — наконец произнес Никандр, когда Полинка немного успокоилась.
— Подумаешь, какой строгий, нельзя чуточку посмеяться, — обиделась Полинка.
— Да над чем смеяться-то? — выпалил Никандр.
— Уж больно быстро говоришь.
— Если такое поведение у вас было на каждом комсомольском собрании, наверняка можно сказать, ваш секретарь никогда не был на фронте, — сказал Субботкин и закачал ногами.
— Ну и что? — резко вмешалась Груня.
— А то, что я сообщаю свой вывод как факт!
— Ну и наплевать на твой факт! А секретарь была нормальная, три почетных грамоты от обкома имела.
— Тише, товарищи! — стараясь говорить раздельное, сказал Никандр и усмехнулся, взглянув на Груню. — Спорить не о чем. Дисциплина, конечно, крепче в армии, чем в тылу. Ясно? Давайте заниматься делом.
Дождь пошел сильнее. Пыль на песчаной дорожке свертывалась в серые шарики.
Никандр оглядел всех.
— Итак, кто хочет говорить? — спросил он. Губы у него были разбиты осколком гранаты и в разговоре немного кривились.
Открылось окно. В раме, словно портрет, появился Поликарп Евстигнеевич.
— Чего под дождем мокнете?
— И верно, чего мокнуть, пошли, — Груня встала со ступенек и потянулась, выставив грудь вперед, но, заметив на себе взгляд Субботкина, спохватилась и бросилась в сени.
— Только о скобку ноги вычистите! — тонко крикнул Поликарп Евстигнёевич. — Опять начинается хождение. Я не погляжу, что вы все девки на выданьи, что любая из вас королева!..
Кухня была просторная. Ребята расселись вдоль длинного стола.
— А где же Костька? — завертелась на месте Полянка и, взглянув в окно, захохотала.
— Опять, — недовольно поморщился Никандр. — И что это как ты любишь смеяться, просто удивительно.
Полинка ткнула пальцем в окно. Костя спал на траве.
— Силён, — заметил Николай и, раскрыв створки окна, гаркнул:
— Клинов!
Костя оторопело вскочил, оглянулся и почесал щеку.
— Что ж не разбудили? — хмуро сказал он, появляясь на кухне. — Вся спина смокла.
Николай усмехнулся и спросил Груню:
— Это ваш воспитанник?
— Хотя бы, — покраснела она.
— Ясно! — улыбнулся Никандр. — Чего ж ты Сразу не сказала, что была секретарем?
Груня повела плечами и оглянулась на дверь. В избу вошла Пелагея Семеновна.
— Гостей-то, гостей, — заахала она, — уж верно сказано, со всех волостей. Ой, да и Костенька здеся. Не забыл однодеревенку свою. Вот уважил-то, вот уважил. — Она поставила на лавку ведро с брусникой. — На-ко тебе, милый, ягодок. Да бери, бери. Батька-то твой целую кепку взял, да еще две пригоршни. А мне не жалко. Своим-то людям да жалеть, — она насыпала ковш брусники и подала его Косте. — Груня, поди-ка со мной, доченька.
— Некогда мне! — Груне было досадно на Костьку. В самом деле, до чего же ленив, спит под дождем, и хоть бы тебе что! — А Костя, завладев ковшиком, ел ягоды, не понимая, почему так раздобрилась Хромиха.
— Иди, если говорю!
Груня порывисто встала и, звонко шлепая босыми ногами по крашеному полу, вышла. Субботкин посмотрел на нее. «И верно, королева», — подумал он и в замешательстве подцепил такую пригоршню ягод, что ковшик сразу опустел.
В горнице Пелагея Семеновна взволнованно шептала:
— Слышь-ко, председателем-то будет Пашка Клинов.
— А ну тебя! — отмахнулась Груня.
— С места не сойти. Сам сказывал. У него уж и человек был. Этот, как его… ну, который сидит у нас… с усищами-то…
— Субботкин?
— Он самый. Я уж и словечко замолвила Пашке. Быть тебе дояркой.
— Глупости, какой он председатель! — крикнул Поликарп Евстигнеевич.
Груня, сдвинув брови, вышла на кухню.
— Интересно мне знать, кого вы прочите в председатели? — она посмотрела в упор на Субботкина.
Николай торопливо проглотил ягоды и, морщась, ответил:
— У меня есть один человек на примете, но я пока не скажу, потому как еще не уверен.
— Вы не крутите, комсомолец с усами, и знайте одно, что от председателя колхоза зависит наша жизнь.
— Я не кручу и… при чем здесь усы? — вспыхнул Николай.
— В чем дело? — Никандр постучал чижом. Он отобрал его у Васятки. Тот чуть не вышиб стекло.
— А то, что есть такие комсомольцы, которые еще и людей не знают, а имеют в голове Павла Клинова.
— Я про то не говорил, — встрепенулся Костя. Он опять было задремал, но услыхав имя отца, вмешался в разговор. — Я знаю, мой батька не гож.
— Не про тебя разговор, — осадила его Груня.
В сенях что-то стукнуло. Распахнулась дверь, в избу вбежала Мария. Ноги ее были забрызганы землей, потемневшее платье прилипло к плечам.
— Ну и дождь! — воскликнула она и, оставляя на полу мокрые следы, прошла в свою комнату.
