Медеу Сарсекеев - Клад
— Успокойся! — Старуха осторожно коснулась невестки шершавой рукой. — Все хорошо, что к выгоде для семьи. Не расстраивайся. Утром поговорим.
Свекровь отвела ее в боковушку, где пустовала теперь кровать Казыбека.
2Поспав четыре часа, Меруерт почувствовала начало дня. Гостью повлекло во двор. Там уже пели петухи, блеяли козы. В отличие от вчерашней пасмурной погоды, день обещал быть светлым, погожим. Диск солнца уже оторвался от горизонта, небо чистое, словно омыто родниковой водой. У горизонта лишь одно легкое облачко.
Отдохнувшая, с румянцем на щеках, Меруерт обретала уверенность. Ясный тихий день воспринимался ею как добрая примета. Женщина обошла подворье, выглянула на улицу. И хотя день по деревенским обычаям был в разгаре, она не увидела бодрствующей свою свекровь, чьим призванием было подниматься на ноги раньше всех.
У летней кухни Меруерт заметила тушу освежеванного барана. Дверь гаража со стороны двора оказалась полураспахнутой. Меруерт заглянула туда. Голубая «Волга» стояла на приколе, с подвешенными колесами. Рама легковушки покоилась на деревянных брусьях. В машине кто-то завозился, и Меруерт узнала в человеке, сидящем за рулем, Назкена. Те двое спутников тоже были здесь. Они рылись в моторе, подняв капот. Выходит, все здесь шло своим чередом?
Женщина тут же вернулась в дом. На кухне она застала свекра и свекровь. Встретили они ее настороженно. На устах застыл какой-то неоконченный разговор. Ждала, что окликнут с порога, по крайней мере заметят.
Казтай-мугалим, насупленный, раздувая щеки, дул в пиалу с чаем. Кайша-апа с упреком глядела в лицо старика. Ничего не говорила ни ему, ни невестке.
— Я знаю, ради чего вас сюда занесло! — начал свекор, не обращая внимания на протестующие знаки, подаваемые старухой. — Мать есть мать, не удержалась вот, поведала мне о твоих намерениях. Ей, видишь ли, жаль вас всех, особенно тебя. Это известная песня матерей, знаю. А я, выходит, самодур, властелин и вообще изверг рода человеческого. Твоя возня с машиной, не стану скрывать, не по душе мне.
Свекор шумно с перехватом втянул в себя воздух так, что грудь его поднялась над столом. Заявил, не меняя тона:
— Вот мое решение: эту «железку», хоть сию минуту забирайте и выметайтесь с моих глаз! Я такому делу не потатчик!
— Как? — вырвалось у Меруерт. — Гоните из дому?
— Зачем же? — Старик махнул досадливо рукой и поморщился. — Попейте чайку, поговорим, и в дорогу. Не останутся же эти люди у нас до возвращения моего сына?
Меруерт с убитым видом, бледная, опустилась рядом с матерью на скамью. Через минуту Казтай-учитель уже рассуждал спокойно, не тая между тем и обиды.
— У вас, нынешних, никогда недостает времени толком разобраться в каком-либо деле. Не находите часа-другого, чтобы осмыслить затею поначалу, посоветоваться, прежде чем принимать решение. А старшие для вас вроде и совсем не существуют. Разговариваете друг с другом, думаете и жуете что-нибудь на ходу. Не знаю, как там любитесь, не исключено и это действо совершаете не по-человечески… Куда ты, Меруерт, торопишься с продажей машины, хотел бы знать?
— Не сердись, атачка! — с мольбой в голосе попросила невестка. — Я думаю точно так же, как вы, и возмущаюсь, когда гляжу на других. Но что поделаешь: все словно взбесились, сорвались с места. И каждый хочет поспеть за другими. Не будешь успевать — отстанешь, обойдут тебя, задвинут в угол, затрут… Таково наше время.
— Время, невестушка, не трогай! — предупредил старый Казтай. — Оно у нас общее, у молодых и старых. Только никудышный хозяин сваливает собственные неудачи на погоду. А горожанки иные кивают на моду: мол, она, злодейка, виновата, во грех ввела… Чего только женщинам недостает сейчас: одеты, обуты так, как байские дочери сроду не ходили! Бедный муж разрывается на части, угодить семье хочет. Да все напрасно. Потому что жена увидела на базаре разодетую подругу! Вынь да положь такое же платье, а от соседки отставать не хочется. Зависть? Она самая, другой причины не ищи. Купил «Москвич» приятель, вам дай «Волгу». Новое платье достала подруга — слово-то какое! — тебе хочется перещеголять ее туфлями или пальто! Любой ценой! Напрочь забыто о том, что до вас на этой земле жили, с позволения сказать, люди точно с такими запросами, как у вас: баи, купцы, скотовладельцы… — А еще выше над ними — князья, графы, царедворцы и всякая иная жадная шушера. Их презирал трудовой люд, восставал против своры хищников! Прогнали наконец, очистились от скверны. Жили бедно, но честно, расправляли потихоньку плечи для больших дел… То была целая эпоха, время! Точно так же годы отсчитывали от января до декабря, как сейчас. Вы просто зажрались там в городе, потеряли всякую меру! Теперь дай заморский гарнитур! Завтра персональную яхту потребуете, а там и собственное озеро с виллой на берегу! С такими запросами ты, невестушка, весь авторитет моего сына пустишь по ветру.
Старик, наверное, исходил бы упреками дальше, но его остановила старуха.
— Ты чего разорался на нее, муж? Нешто не замечаешь: на невестке лица нет! Привезла нам внука, за советом приехала, а ты наскочил, как беркут на цыпленка! Опомнись, старый! Наша Асылым не заслуживает того, чтобы ее ругали за всех сразу.
— Ты, мать, не вмешивайся в наш разговор, — заметил Казтай уже тише. — И не защищай! Она в твоем заступничестве не нуждается. Не по тебе соскучилась небось. За машиной приехала, а люди вслед скажут: сделка, спекуляция…
Меруерт совсем опустила голову. Она впервые слышала от свекра такие жесткие слова о себе. И вообще любые упреки, тем более в непорядочности, никогда ее вроде бы не касались. Она избегала таких поступков, чтобы нарваться на осуждение. Неужели так далеко зашла? Даже близкие вынуждены обходиться с нею теперь беспощадно… Интересно, а других тоже так ругают? Выходит, хорошая мебель — барство, даже если за нее пришлось заплатить несколькими годами разлуки?.. Меруерт мучилась, комкая платочек в руках. Она готова была бежать со стыда, выбросить из головы покупку. Однако ее исчезновение старик наверняка счел бы еще одной дерзостью. Надо выслушать все, до конца. И покориться решению старших.
— Меруерт, родная! — продолжал Казтай обеспокоенно. — Можешь обижаться, но я не узнал тебя прежнюю еще весной — так ты изменилась за последние годы! В Актасе, прости за откровенность, ты была совсем другой. Не знаю, в чем причина, полагаю так: твоя поездка за границу не пошла на пользу. Вот и весь мой сказ. Если ошибся, не суди строго. Мы с матерью в конце концов люди из другого теста. Нас никакое время не изменит.
Меруерт потрясение молчала. Не дождавшись от нее ни оправдания, ни объяснений, старик уверился в своей правоте. Он переключился на осуждение покупателей машины.
— Поинтересовалась ли ты, доченька, чем промышляют эти автоджигиты? Не успели дождаться восхода солнца, сами отперли дверь сарая и лижут, обнюхивают «железку», как голодные котята кастрюлю… Что ты вообще знаешь о них? Не из тюрьмы ли они после долгой отсидки?
Услышав эти слова о покупателях «Волги», Кайша-апа вскинула руки, удивляясь своей забывчивости, и вышла во двор к гостям. Людей полагалось накормить, кто бы они ни были.
Старик продолжал допрос провинившейся:
— С каких пор блатные стали твоими друзьями? Почему от них не отходит мой внук? Ему ли влезать во взрослые дела? Вот откуда берутся корыстные замыслы у молодых! О аллах, у кого же ты всему этому научилась, Меруерт? Когда успела?
Казтай видел на лице невестки истинные переживания. Упреки старого человека были и впрямь суровы. Однако Меруерт, обнаруживая признаки понимания того, о чем говорит ей свекор, и на словах соглашаясь с ним, готова была постоять за себя. Эту ее готовность поспорить и внутренний протест Казтай-учитель замечал тоже. Но старик считал необходимым высказаться до конца, чтобы не возвращаться к подобным разговорам впредь.
— Когда я приехал перед вашей свадьбой в Ускен, чтобы познакомиться с твоими родителями, меня охватила большая радость на пороге дома: я увидел скромную рабочую семью, твоего отца — заводского трудягу, обаятельную мать, чьи руки не знают покоя. Увидел простую обстановку в комнатах, недорогую и удобную для пользования. Самой заметной вещью был платяной шкаф, один на троих дочерей, сделанный руками отца… Твои родители гордились не покупками, а вами, детьми, вашим стремлением учиться. Нельзя, дочка, обменивать добрые чувства, согревающие душу, на дорогие вещи. Они лишь глаз ласкают, а в сердце поселяют тревогу. Уйми свою гордыню, Меруерт, не заносись над людьми! Тебе вдруг захотелось мебели, какой небось не пользуется и министр? Я правильно понимаю цель твоего приезда? Этак скоро ты, дорогуша, личный самолет запросишь у моего сына!
Кайша-апа уже дважды заглядывала в комнату, где беседовал с невесткой Казтай, но не решалась помешать мужу. На этот раз она не вытерпела, ссылаясь на приготовленный завтрак.
