Златослава Каменкович - Опасное молчание
Мирося не отходила от окна, выжидая, когда с веранды уберется ненавистный Савенко. А тот в свою очередь зорко следил за квартирой Кречета. Смекнув, почему девчонка торчит в окне, домовладелец вошел в комнату и, притаившись за ставней, наблюдал оттуда.
Мирося только успела поменять воду канарейкам, весело порхавшим в клетке, как увидела Степку, торопившегося в сторону сарая. Ничего не сказав матери, девочка спрыгнула с подоконника, выбежала на крыльцо и бросилась вслед за мальчишкой.
— Тебе что? — недружелюбно покосился тот, отмыкая замок. — А ну, брысь отсюдова!
Мирося безмолвно, широко открытыми глазами уставилась на мальчика.
— Лунатичка ты что ли? — хихикнул Степка, распахивая дверь.
Из темноты донесся дразнящий запах яблок.
— Степка! — усилием воли подавила страх Мирося, входя за ним в сарай. — Хочешь наших канареек?
— Продаете? — сразу заинтересовался Степка: он уже давно мечтал завести птиц в клетке.
— Нет… Знаешь что?.. Я только возьму тут у вас нашу сумку…
— Какая сумка? Ты что, сдурела?
Между тем, глаза Мироси привыкли к полумраку, и она совершенно отчетливо увидела, что под досчатой стеной, где должна была лежать сумка, завернутая в платок, ничего нет.
— Степка, ради бога, отдай сумку, — взмолилась девочка.
— И что ты прицепилась до меня, как банный лист? Пошла к черту! — оттолкнул ее Степка.
— Отдай! Слышь, отдай! — кинулась на него с кулаками Мирося.
Вбежал Савенко.
— Вор! Вор! Отдай сумку! — ничего не видя, исступленно кричала Мирося, колотя по груди онемевшего от возмущения Степку.
— Ах ты, паскуда! Вон из сарая! — Савенко ухватил девочку за косички и вытолкал во двор.
До слуха плачущей Мироси донесся повелительный голос домовладельца:
— Где сумка, которую отнял у девочки?
— Тю! — рассвирепел Степка. — Говорю, что не видел я никакой сумки…
— Не бреши, плут! — огрел его по уху Савенко.
— Вот вам святой крест, не видел, — заревел Степка.
— Выходит, сумка таинственно исчезла? Черти ее забрали? Так? Давай сюда! Я тебе говорю, слышишь?!
— Не глухой, слышу, — дерзко пробурчал Степка. — Только не брал я никакой вашей проклятой сумки!
«Куда же могла эта сумка запропаститься?» — думала Мирося. Втянув голову в плечи, давясь слезами, она стояла около своего сарая, боясь вернуться домой с пустыми руками. Ощущение уже ничем не поправимого горя навалилось на девочку, когда вдруг словно кто-то подсказал ей: «Крысы могли утащить за ящики… Нет, сумка не должна пропасть, она там, где-то в сарае…»
…Унося в мешке щенят, Степка, всхлипывая, пробежал мимо Мироси, посулив ей каменюкой проломить голову.
Измученная переживаниями страшного дня, Мирося спала. В распахнутом настежь окне квартиры Кречетов тускло мерцал огонек; словно с надеждой вглядывался в черный сумрак двора. Припав головой к подоконнику, Галина задыхалась от нестерпимой духоты. Поясница ныла, словно от ударов, но женщина не решалась прилечь: надо дождаться, когда от хозяев уйдут гости, потушат свет и Савенки улягутся спать. Тогда она сама проберется к ним в сарай и отыщет сумку.
Как задремала, сама не заметила. Но, едва сомкнув глаза, очутилась во власти жутких видений, надвигавшихся на нее со всех сторон.
«Боже, почему мой муж окровавлен?.. Почему у него скручены руки?.. Кто эти люди со злобными лицами, толкающие Бориса прикладами в спину?.. Железный фонарный столб… Нет, это виселица! — Галина застонала во сне. — Боже, палач в белой черкеске накинул на шею Бориса петлю!..» Еще миг — и навсегда оборвется жизнь дорогого человека, отца ее детей…
Из груди обезумевшей от горя Галины вырвался душераздирающий крик:
— Нет! Нет! Нет!
— Мамочка! Не кричи так, не кричи, я боюсь… — испугавшись спросонья, вскочила с кровати Мирося.
Мать очнулась, открыла глаза.
— Спи, Мирося, спи, доня, — проговорила она, утирая ладонью холодный пот со лба.
Взглянула в окно. Весь дом был окутан темнотой. Ни в одном окне не светилось.
— Мама, — с надеждой в голосе прошептала Мирося. — Ведь сумку казаки не нашли, значит, папу отпустят. Да, мама?
Желая успокоить дочку, Галина утвердительно кивнула головой.
Внезапно обе вздрогнули и насторожились.
— Кажется, кто-то постучал в окно…
— Да, мама, там, на кухне… — похолодев от страха, девочка сделала большие глаза.
Как на зло заплакал Гнатко.
— Подойди, доченька, спроси кто, — давая грудь ребенку, промолвила мать.
Стук повторился.
— Может быть, вернулся папа? — Мирося схватила лампу и, вся дрожа от волнения, побежала в кухню.
— Это ты, папа?
— Туши лампу и открой окно, — тихо прозвучало в ответ.
Голос показался знакомым. Но стекло блестело, и Мирося видела в нем только свое отражение: тоненькую, испуганную девчонку с растрепанными косичками.
Мирося распахнула окно. На подоконник легли две худые руки, и перед ней появилось лицо маленького газетчика.
— Ты? — едва вымолвила пораженная Мирося.
— Тихо, нас могут подслушать, — таинственно шепнул Женька.
Он быстро вскарабкался на подоконник, мягко, словно кошка, спрыгнул на пол и тут же задул лампу.
— Где твоя мама?
— Там… в комнате. А тебе она зачем?
— Дело есть важное.
Мирося проводила Женьку в комнату.
— За домом следят, и ходить к вам, тетя, опасно, — сказал маленький газетчик. — Я по поручению…
— Какое еще там поручение? — прозвучал холодный, недоверчивый голос жены Кречета. — Кто это тебя по ночам в чужие дома посылает людей будить? Может, ты вор, я почем знаю?
— Он не вор, мама, он хороший. Это тот самый маленький газетчик, что заступился…
— Я понимаю, тетя, вы боитесь, не доверяете, — со сдержанностью взрослого проговорил Женька. — Только я — свой, меня не надо бояться. — И еще тише добавил: — Меня прислал человек с «Альбатроса».
Это был пароль. Так о себе давал знать Александр Кремнев. Но Галина и этому не поверила, зная коварство врагов. Ведь кто-то уже предал Бориса… Иначе… откуда контрразведчикам известно о сумке?..
И все же Галина схватила мальчика за плечо:
— Говори, говори!.. Что с ним?
— Ваш муж в контрразведке, тетя… Это все, что я знаю… — сказал Женька и, еще больше понизив голос, почти продышал ей в лицо: — Дядя Кремнев просил, чтобы вы дали мне кожаную сумку.
— Ох, эта злосчастная сумка! — в отчаянии схватилась за голову Галина. — Вот уже верно: беда беду родит, а третья — сама бежит… Сумка куда-то девалась…
— Знаешь, Женька… — виновато обронила Мирося. — Я… — сконфуженно умолкла, боясь вызвать у Женьки осуждающие упреки.
С горечью выслушал мальчик малоутешительный рассказ жены Кречета. Он всем сердцем сочувствовал ей и вместе с тем досадовал и злился на глупую Мироську, не сумевшую как следует спрятать сумку, несомненно очень важную, раз дядя так беспокоится.
— Вы мне покажите, где этот сарай, — наконец заговорил Женька. — Надо еще поискать. Верно, тетя?
— Мирося, доченька, если Гнатко заплачет, покачай люльку. Идем, хлопчик.
Галину знобило. Она отыскала в темноте платок и набросила на плечи. Взяла Женьку за руку, вывела его во двор, и, прячась за стволами акаций, они начали подбираться к сараю.
— Смотри! Видишь свет? — вдруг в ужасе прошептала женщина, удерживая мальчика за плечо.
— Где?
— В нашем сарае.
Теперь и мальчик увидел желтоватые нити, протянувшиеся по земле.
— Боже, кто же это может быть? Неужели… — и Галина, не договорив, прислушалась.
«Да, это грубоватый с сипотой голос нашего домовладельца, — убедилась она. — Тут не спутаешь, хрипит, точно недорезанный… Но с кем он? Этот голос тоже, кажется, знаком… Да, да, чуть картавый… — старалась вспомнить Галина, прильнув ухом к досчатой двери сарая. — Картавый досадует, что зря они морочат себе голову…»
— Ах, батя, если контрразведчики перевернули здесь все вверх дном и не нашли, видно, проклятая девчонка спрятала в другом месте! Надо… — Картавый почему-то внезапно умолк. А тут, совсем некстати, залаяла Пальма. Откуда-то издалека долетел приглушенный расстоянием ответный лай собаки…
И в следующее мгновенье, будто сговорившись, женщина и ее маленький спутник юркнули в открытую дверь сарая, принадлежавшего Савенко. Они успели вовремя спрятаться, потому что домовладелец высунул голову во двор.
— Э-э, то тебе, сынку, почудилось! — чертыхнулся Савенко. — Холеры цикады трещат, погибели на них нету!
«Олекса Савенко! — внезапно озарила Галину догадка. — Да, он…»
Сквозь узкую щель в досчатой перегородке при скупом свете лампы Галина увидела склонившегося над старой корзиной молодого человека. У него было красивое смуглое лицо. На две головы выше отца, стройный, подтянутый, он внешне решительно ничем не походил на приземистого, тучного Савенко.
