Ахмедхан Абу-Бакар - В ту ночь, готовясь умирать...
— Твой отец встретил меня доброй улыбкой. Подмигнул дяде, а потом сказал: «Почему ж ты, мошенник, — это он ко мне так обратился, — сразу не признался, что ты племянник самого Кичи-Калайчи?! Вы к нам по-хорошему, и мы к вам — с дорогой душой! Будем готовиться к свадьбе!» Вот теперь можешь перебивать и спрашивать, но, по-моему, и так все ясно, хотя и удивительно как в сказке.
— То-то моя мать сегодня была такая радостная, кружилась вокруг меня, закормила сладостями и все приговаривала: «Ешь, доченька, не смей худеть! Все будет по-твоему!»
— Вот видишь, прав я был! — обнял Сулейман девушку за плечи. Но Марьям вырвалась из рук парня.
— Ничего пока не вижу. Все так неправдоподобно…
— Опять не веришь? Какая же ты мнительная! Ну вот, снова между бровями две бороздки: одна от подозрения, другая — от печали. Моей жене не идет быть нахмуренной!
— Я еще не твоя жена!
— Сегодня нет, а вот… — Сулейман подхватил Марьям на руки, прыгнул через кювет и закружился со своей легкой ношей по асфальту автострады. А водители, сбавляя скорость, кричали счастливчику:
— Эй, парень, осторожнее! Уронишь — разобьется, и не склеишь!
— Правильно, парень, любовь надо на руках носить, а на голову она сама сядет!
— Отпусти! Люди же смотрят, отпусти немедленно! — отбивалась Марьям.
— Пусть смотрят! Да здравствуют люди! — разошелся Сулейман. — Эй! Такси-и! Сюда, сюда! — Распахнул дверцу остановившейся голубой «Волги» и попросил водителя: — В город, дорогой! В самый центр!
Глава четвертая
О том, как богат и красочен наш колхозный рынок не только плодами осени, но и людьми, так непохожими друг на друга
В самом центре города под современным стеклянным куполом шумит морской прибой. В ровном гуле голосов то накатит, то схлынет чей-то звонкий голос зычный окрик, скрежет тормозов, прощальный клич разжиревшего индюка, воркующее квохтание обреченных кур. Новый современный колхозный рынок с широкими прилавками и фонтанчиками, лотками из нержавеющей стали и белоснежными плитками кафеля — какое это удобство для хозяек, вечно спешащих и, наверное, поэтому всюду опаздывающих.
Особенно богат южный рынок осенью, когда на прилавках можно увидеть все, что уродилось на земле равнинной и подоспело в горах. Чем ближе к торговым рядам, тем отчетливее слышны голоса продавцов из разных районов края. Каждый со своим акцентом, на свой манер расхваливает товар:
— Эгей! Кому картошка, акушинская, отборная! Лучшей нету в мире!
— А вот лук, лук харахинский! Кровь очищает, давление снижает. Зачем фуросемид-таблеткн глотать, когда такой лук имеешь!
— Аа-арбузы! Ка-ааму арбузы астраханские, наливные! Хочешь самые любимые, ногайские? Под ножом — лопаются, во рту тают, даже корка — и та медовая! Глаз радуют, печень исцеляют! Аа-арбузы! Лучший десерт к праздничному столу! Перед получкой выручает, обед заменяет, половина на ужин остается!
— Ах, дыни-дыни-дыни! Солнечный сорт — «Колхозница»! Год пролежит — не скиснет! А вот «Дочь колхозницы»: яркая, сладкая!
— Виноград! Кумторкалинский! Эгей, кому кумторкалинский черный виноград, с которым поэты любят сравнивать глаза губденских красавиц!.. Подходи, налетай!
— Па-акупайте виноград! Лично вывел лучший сорт в одно зернышко! Название не придумал, пробуйте и подскажите!
Рядом с виноградарем-селекционером на высоком табурете уселась старушка в темном платке. Приоткрывая белоснежную марлю, она расхваливает свой товар в двух огромных корзинах:
— Пробуйте персики! Сочные, нежные, как щечки молодой горянки, на которую даже муха мужского пола не села!
— «Дамские пальчики» не желаете? Одна горсть — на всю вазу!
— «Изабелла»-виноград! Сытость! Сладость! Аромат!
Играет, переливается голосами, красками, пьянит запахами бойкая, веселая торговля. Горянки прячут выручку в чулки, горцы — заталкивают в нагрудные карманы. Кто расторговался — подбивает компанию и заказывает такси. Их места за прилавками занимают новые продавцы со свежим товаром и новым запасом объявлений:
— Смородина черная! На вкус красная!
— Кру-у-у-жовник свадебный! «Черный негус», кто желает?
— Инжир! Инжир! Лучшее варенье — из белого инжира! Растет только у нас! В этом году почти не рос — зима суровая! Сколько стоит? Не дороже денег! Возьмете оптом — уступлю!
— Сколько-сколько? А прейскурант у ворот видели? Или вас это не касается?
— Не хотите? Покупайте у тех, кто эти цены пишет!
— Э, уважаемый! Прежде чем бросить камень в собаку, вспомните о хозяине!
— Па-а-аберегись! — зычно предупреждает водитель автокара и разводит по сторонам продавца инжира и возмущенного покупателя, виноватых поровну: один — в том что дорого просит, другой — дешево дает.
2Сегодня и в мясном ряду выбор отменный: цыплята, не какие-нибудь синтетические, из морозилки, а парные, на заре этого дня бегавшие веселыми ногами в курятнике; рядом дебелые индюшки табасаранские, кизлярские гуси с коралловыми лапами. Направо — зайцы атли-буюнские, на крюке раскачивается туша кайтагского кабана. Баранина на лотках, разрубленная и целиком, только что из холодильника…
Сам почтенный Кичи-Калайчи прошелся сегодня по ряду, выбрал двух куропаток. Отдаст их студенткам-квартиранткам, пусть приготовят добрый обед.
Довольный покупкой, старик неспешно проходит по рядам. Справа и слева слышны призывы:
— Есть хорошая таранка! Кому к пиву, кому так пососать!
— Кому сазан-жирный? Налетай!
— Что-о? Покажи! Ха-а-рош, гусь!..
— Одень очки, гражданин! Сазан — не птица, сазан рыба!
— Складывай рыбу, пройдем в дирекцию, там проверят, что ты сам за птица, если торгуешь в запрещенное время браконьерской рыбой!
— Осетрину надо?
— Где? Сколько просишь?
— Шутка! А что, пошутить нельзя?
— Икры хочешь?
— Не хочу!
— Почему?
— Прошлый раз купил вместе с бидоном. Оказалось, икры — только пленка сверху, а под ней селедка рубленая…
— Базар — такой университет: если не выручит, так выучит!
— Налетай, хватай тарань! Пиво без тарани — что алименты без ребенка! Тарань, тарань, пока не разобрались, кто кого!
Кончились рыбные ряды, потянулись молочные, хотя здесь никто не продает молоко, зато в большом выборе сочный творог, густенная сметана, круги целебной брынзы, приготовленной из молока овец с альпийских пастбищ. Нежно-острая, питательная, ароматная брынза, только вот цена кусается, как лучший пес чабана,
— Э, товарищ! Попробуй, а потом говори: «Из любого овечьего молока!» Каждый горец отличит, из любого или особого! Сколько вам, бабушка? Полкило брынзы? Один момент. Не хлопочите с бумагой — свой товар я продаю в полиэтиленовой таре: сохраняет сок и свежесть. Благодарю за покупку! Кто следующий?..
Кичи-Калайчи не спеша обходит ряды. Все-таки хорош рынок, богата дарами горская осень, да умножится все это в новом году! От добра и люди добреют, впрочем, история бед народных знает примеры и черствости имущих, и щедрости бедняков, отдающих последнее. Ах, если б люди знали чувство меры! Не зря говорят индийские йоги: кому полезно подтянуть пояс, а кому и позволительно живот отпустить!
Пытливо разглядывая, чутко прислушиваясь, обходит рынок Кичи-Калайчи. И не потому, что редко приходится бывать здесь; сегодня тоже не одна покупка тому причиной, просто Кичи-Калайчи в этой сутолоке обдумывает предстоящий разговор с директором рынка.
3Раньше контора дирекции была у главного входа, а теперь, после реконструкции, ее перенесли к новым воротам, куда заезжают крытые фургоны, чтобы отгрузить продукты в подвал-холодильник.
Пробираясь через рынок, Кичи-Калайчи повстречал двоих знакомых. Белоусый сам его окликнул:
— Куда торопишься, Кичи, купи у меня джураби, скоро зима, ноги надо в тепле держать.
— Спасибо, девочки-студентки уже связали мне две пары.
— Что они понимают в этом деле? Вот моя старуха вяжет — загляденье! Пятка двойная, шерсть крученая, сносу нет! Вспомнишь мои слова — поздно будет!
Второго, молодого адвоката Дибира старый садовник сразу не приметил, а когда узнал в лицо — удивился. Всегда наглаженный, начищенный, сегодня адвокат толкался среди покупателей винограда с видом безработного сезонника, которому еще три дня назад надо было побриться, да заодно и костюм почистить.
Приложив палец к заросшему подбородку, адвокат дал понять Кичи, чтобы тот не произносил его имени; пройдя несколько шагов, он оглянулся и кивнул головой, приглашая старика за собой.
Кичи-Калайчи пожал плечами, но исполнил просьбу адвоката. Зайдя под козырек старой палатки, предназначенной на снос, адвокат сдернул с головы пыльную кепку и вытер лицо белоснежным платком. Но, поздоровавшись с Кичи-Калайчи, он продолжал кого-то искать глазами.