Борис Порфирьев - Костер на льду (повесть и рассказы)
Отстреливаясь из автоматов, разведчики отходили к реке, неся лейтенанта на руках, но вышли в полукилометре от моста и продвигались к нему по песчаной отмели. Лейтенант очнулся на полпути и приказал закрепиться в доте у моста. Денисенко пробрался вперед и встретил группу немцев огнем из автомата. Немцы повернули, оставив одного в канаве. Денисенко вел с ним перестрелку, а Курбатов на спине тащил лейтенанта в гору. Когда он пополз к доту, немец из канавы стал по нему стрелять, но тут-то Денисенко и ухлопал немца, подобрал его автомат с двумя магазинами и две гранаты с длинными деревянными ручками. Немцы потом долго не появлялись, и Курбатов, дежуривший у амбразуры, начал тревожиться, ожидая какого-нибудь подвоха. Наконец, он увидел их. Курбатов обернулся к Денисенко, который сидел возле лейтенанта, и сказал ему об этом. Они решили подпустить немцев ближе, чтоб расстрелять в упор; но те залегли в канаве, не делая ни одного выстрела по доту.
Подошел вечер. Курбатов и Денисенко посовещались, но не остановились ни на чем — лейтенант был плох, он не слушал их и лежал, закрыв глаза. Солнце закатывалось, порозовели вершины елок, последний луч прошел от горизонта через опушку, переломился на шоссе и лег на дот. Курбатов видел, как в канаве блеснул штык полуавтомата, в одном месте сверкнуло стеклышко очков или прибор снайперской винтовки. Курбатов засек это место и показал его Денисенко. Потом, уже в сумерки, Денисенко сменил Курбатова у амбразуры, и он лег рядом с заснувшим лейтенантом. Голода и жажды Курбатов не чувствовал и хотел спать, но заснуть не мог, думая о происшедшем.
Когда он заснул, его сразу же разбудили. Так ему, по крайней мере, показалось. Он не мог понять, где он и зачем его разбудили ночью. Подняв левую руку, он взглянул на свои часы со светящимся циферблатом. Было около трех часов.
— Курбатов, Саша!— говорил шепотом Денисенко, склонившись над ним, горячо дыша ему в лицо.— Ну, проснись, Саша!
Курбатов, все еще соображая, где они, не отвечал.
Денисенко тряс его за плечо.
— Что?— испуганно спросил Курбатов, припомнив все сразу.— Что случилось?— он пригляделся уже в темноте и увидел, как Денисенко шагнул к амбразуре.
Курбатов уселся на нарах, посмотрел на лейтенанта и почувствовал, что лейтенант смотрит на него.
— Так вот что я говорю...— начал тихо лейтенант, но, не договорив, замолчал. Они ждали.— Один из вас должен вырваться отсюда... Ждут ведь нас там... И доложить, что мост пока цел, что, кроме десанта, частей регулярных нет. В общем все расскажите... И о нас расскажите...
Он снова замолчал, дыша с трудом. Ему хотелось сказать, что он уж, вероятно, не выйдет отсюда, что тяжело ему и как он любил их, своих товарищей. Но он ничего не сказал.
Курбатов осторожно сел и, сняв сапоги, принялся растирать затекшие ноги. Потом надел сапоги, встал, потянулся и расправил плечи.
— Ну, вот, ты и пойдешь, Саша,— проговорил лейтенант тихо.
Курбатов хотел сказать ему что-нибудь хорошее, но, так же, как и лейтенант, постеснялся и ответил только:
—- Я готов, товарищ лейтенант.
Лейтенант приподнял левую руку, белевшую в темноте дота бинтами, и Курбатов, осторожно придержав ее своей рукой, наклонился над ним.
— Скажи ротному...— начал лейтенант.— Скажи ротному, пусть доложит генералу: мост пока свободен, пусть не дожидаются общего наступления...
Курбатов знал, что неуместно сейчас говорить «есть», «будет исполнено», когда командир называет его Сашей, но других слов не мог подыскать и ничего не сказал, а прикоснулся щекой к забинтованному лицу лейтенанта.
— Бывай здоров, Петро,— сказал Курбатов, подойдя к Денисенко.
Он посмотрел в амбразуру. Было так темно, что ничего не удалось разглядеть.
— Только бы до реки тебе добраться,— напутствовал его Денисенко.— Я прикрою, в случае чего...
Курбатов осторожно приоткрыл дверь. На него пахнуло сыростью реки. Медленно затворив дверь, он прижался спиной к ней и долго стоял так, потом прошел по маленькой траншейке, лег на землю и пополз, огибая дот.
Сошло все благополучнее, чем думал Курбатов. Течением отнесло его далеко; за поворотом, на фоне светлеющего неба, он увидел другой мост, около которого в прошлом году шли бои. Мост был взорван. Из воды торчали два бетонных быка, конец одного пролета лежал в воде.
Курбатов оглянулся в сторону «своего» моста — так он в мыслях называл тот мост, деревянный, у которого остались товарищи,— его отсюда не было видно.
Вылив воду из сапог, Курбатов пошел, не останавливаясь и проваливаясь пятками в сырой песок...
Когда командиру роты доложили, что пришел Курбатов, он так рванул плащ-палатку, завешивавшую дверь в его половину землянки, что сорвал ее.
— Ну?— спросил командир роты, входя в землянку, где на ящике из-под консервов сидел Курбатов, прислонившись к стене.
— Товарищ капитан...— Курбатов вскочил, оправляя мокрую гимнастерку.
Капитан обернулся к людям, бывшим в землянке, и те вышли, а он сел к столу, глядя на вытянувшегося перед ним Курбатова.
— Докладывай.
Курбатов доложил обо всем. Капитан склонился над столом, подперев рукой голову и закрыв глаза. Он долго сидел молча, барабаня пальцами по столу, потом вздохнул, поднялся и сказал отрывисто:
— Хорошо!— и посмотрел на часы.— Так вот, Курбатов, до шестнадцать ноль-ноль можешь отдыхать. Можешь выпить, поесть, переодеться, выспаться. В шестнадцать ноль-ноль тебя разбудят, придешь ко мне.
Когда Курбатов, сытый, вымывшийся, остался наконец один в землянке, он был почти счастлив; он лег на сено, покрытое плащ-палаткой, и быстро заснул.
Вечером Курбатов пошел обратно — к Денисенко и лейтенанту. Еще засветло он вышел к реке и спрятался в кустах. Вещевой мешок, в котором было его имущество, завернутое в непромокаемую противоипритную накидку, он положил рядом и стал наблюдать за противоположным берегом. Отсюда был хорошо виден деревянный мост, посеревший от воды, ветров и времени. Курбатов перевел взгляд на дот. Дот не подавал признаков жизни. На берегу было спокойно.
Еще до наступления темноты Курбатов поднялся вверх по реке. Кусты ивняка росли на берегу и спускались к самой воде. Здесь тоже было спокойно. Он сел на берег, положив автомат на мешок, закурил и стал ждать, когда зайдет солнце. Оно опускалось медленно за дот, за лес. Курбатов знал, что нужно быть терпеливым. Его клонило ко сну, от выпитой на дорогу водки было тепло. Он думал о том, как сейчас переправится на тот берег, как выложит перед Денисенко сало, хлеб, водку, табак. Он знал, что Денисенко обрадуется его приходу, и Курбатову было хорошо от этой мысли.
Звезды вспыхнули на. небе, а он все лежал и смотрел туда, где скрылось солнце. Там все еще было светло, и Курбатов думал, что у него не хватит терпения ждать.
«Хорошо тебе ждать,— думал он о себе, как о ком-то постороннем.— Хорошо тебе ждать. А где сейчас Петро? Он сидит в темном и сыром доте. Ты пил и ел дважды, а Петро не ел второй день. Петро сидит голодный, в темном и сыром доте, а на нарах лежит мертвый лейтенант».
Курбатов не заметил, как стемнело. Он посмотрел на часы, прикрыв их рукой. Шел двенадцатый час.
«Подожду еще час,— подумал он,— Нужно быть терпеливым. Ну, будь же терпеливым, иначе ты испортишь все дело!»— так он повторял себе, а сам в это время возился уже с бревном, которое облюбовал еще с вечера.
Бревно покачивалось, а он стоял по колено в воде и привязывал к нему вещевой мешок и автомат, затем осторожно вывел бревно из кустов, погружаясь все глубже и глубже. Вскоре стало тяжело идти, и Курбатов поплыл, ухватившись одной рукой за бревно и отталкиваясь изредка ногой. Затем он перестал чувствовать дно. Бревно плохо подавалось к центру реки и плыло параллельно берегу. Курбатов испугался, но, оглянувшись назад, увидел, что берег постепенно удаляется от него. Так он плыл долго: течение не давало ему пристать к другому берегу. Отвязав вещевой мешок от бревна, Курбатов прицепил его к поясу и с автоматом в правой руке поплыл на боку. Неожиданно он стукнулся коленом о дно. Он посидел в воде, глядя вперед, на берег, и направо, на темный мост, затем вышел из воды, надел вещевой мешок и стал подыматься в гору... Дот был в пятидесяти шагах. Курбатов полежал несколько минут и потом осторожно пополз. Когда Денисенко открыл ему дверь, он ввалился в дот мокрый и грязный.
— Как дела?— спросил он Денисенко.
— Ждем,— ответил тот злым голосом.
Курбатов снял вещевой мешок, но долго не мог развязать его: сырые и грязные лямки не поддавались. Тогда Курбатов взял у Денисенко нож и распорол мешок. Перебирая в темноте патроны, ракеты, гранаты, он отыскал электрический фонарик и включил его, положив под амбразуру так, чтобы свет не был виден снаружи. В неярком свете фонаря он увидел стены, бревенчатый потолок, нары. Лейтенант лежал, приподняв голову, и смотрел на Курбатова. Курбатов сделал шаг к лейтенанту и хотел доложить ему, но Денисенко остановил Курбатова и безнадежно махнул рукой: взгляд лейтенанта был неподвижен.
