Борис Порфирьев - Чемпионы
Обзор книги Борис Порфирьев - Чемпионы
БОРИС ПОРФИРЬЕВ
ЧЕМПИОНЫ
РОМАН
Художник Б. М. КОСУЛЬНИКОВ
Издание третье
КИРОВ
ВОЛГО‑ВЯТСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО — КИРОВСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ — 1989
1
Если бы кто–нибудь сказал Никите, что Дуся в Петрограде, он принял бы такого человека за сумасшедшего. Откуда ей здесь взяться? Живёт себе в Вятке у старого Макара как у Христа за пазухой…
Никите даже в голову не приходило написать дяде Макару письмо — он их в жизни не писал. Было время — посылал ему деньги. А сейчас что пошлёшь? Солдат — это не чемпион–борец…
Если честно признаться, Никита почти и не вспоминал ни о Макаре, ни о Дусе. О ком он часто думал, так это о Коверзневе — очень уж хотелось узнать о судьбе своего учителя и тренера. Но сколько Никита ни старался, он не мог разыскать друзей Коверзнева: ни Нину Верзилину, ни художника Безака; даже борцов он не встречал в Петрограде. Правда, оставался ещё хозяин цирка «Гладиатор» — Джан — Темиров. Это на его деньги Никита выступал в цирках Испании. Но и Джан — Темиров словно в воду канул.
Однако чем дальше, тем больше Никите недоставало Коверзнева. Если прежде ему хотелось разделить с учителем радость и восторг и сказать ему, что и он, Никита, делал революцию, — то со временем Коверзнев стал ему необходим как советчик.
Угар, который Никита испытывал в первые дни революции, неожиданно начал улетучиваться. Ликование и восторг сменялись беспокойством и неудовлетворённостью.
Казалось, от того, что было обещано, остался лишь красный бант на шинели. Офицеры, ещё недавно здоровавшиеся за руку, стали снова покрикивать.
А один раз на Литейном незнакомый штабс–капитан заставил Никиту трижды пройтись строевым шагом и приветствовать его; да ещё чуть–чуть не отхлестал по щекам перчатками, и отхлестал бы, если бы не атлетическая фигура Никиты… И барин так же, как при царе, пёр на тебя по Невскому, считая, что ты, а не он должен уступить дорогу. И дворник так же ломал шапку перед барином. И те же мордастые и усатые жандармы стояли на перекрёстках.
Но больше всего удивляли старые призывы продолжать войну. Зачем? Ведь и революцию–то совершали, чтобы покончить с войной…
Был бы Коверзнев, он бы объяснил это Никите. Он–то уж знает всё, он не просто учитель и старший друг, но и самый умный человек.
Но нет Коверзнева. Никто не поможет разобраться Никите в том, что он ежедневно слышит на митингах.
Ох, сколько развелось ораторов. А так ли всё, как они говорят? Не получается ли на словах одно, а на деле другое?..
Вот и сегодня этот очкастый говорит складно, но Никита с ним не согласен.
Толпа перед Казанским собором большая; слушают по–разному.
— Мы сейчас все равны! — кричит оратор. — И поэтому тем более должны защищать равенство, братство и свободу!
— А равны ли? — выкрикнула девушка, стоящая недалеко от Никиты.
— Не любо — не слушай, а врать не мешай, — огрызнулся на неё солдат с русой бородой в колечко.
— Вот и правильно сказал! — подхватила его слова девушка. — Только почему мы с тобой должны слушать враки?
— Граждане свободной России!.. — звонко перекрыл их стычку оратор.
— Нет, давайте разберёмся, равны ли мы! — снова перебила его девушка. Растолкав толпу, она вскочила на возвышение рядом с оратором и, отстраняя его рукой, заговорила: — Вот ты, солдат, скажи, сколько у тебя десятин земли? А? А вот у него? — она показала рукой на другого солдата.
— Это демагогия! — закричал оратор. — Одна из заповедей свершившейся революции — передать землю крестьянам!
— А сколько времени прошло? — торопливо сказала девушка. — Немало! А почему мужик по–прежнему без земли?
«Правильно, — с удивлением подумал Никита, — почему без земли?»
— Вопрос о земле решит Учредительное собрание! — надрываясь, крикнул очкастый.
«И это правильно, — подумал Никита. — Надо всё организованно, голосованием. Для того и революцию делали».
— Нет, товарищи! — подалась вперёд девушка. — Если бы правительство заботилось об интересах русского мужика, оно передало бы ему землю сразу же. А оно не заинтересовано в этом, потому что в нём сидят помещики и капиталисты… В нашей стране каждый землевладелец в среднем имеет 2000 десятин земли, и 300 крестьянских семей имеют тоже 2000 десятин. Вот и получается, что 300 крестьян должны ждать «добровольного» согласия одного помещика. Как, справедливо это?
«Несправедливо», — подумал Никита.
— Несправедливо! Несправедливо! — закричали в толпе.
— Правильно, товарищи! — уверенно и веско сказала девушка–И потому, пока во главе нашего народа стоит правительство из помещиков и капиталистов, мы не должны давать ему никакой поддержки… Вот этот господин, — она кивнула на оратора, — призывает вас к продолжению войны…
— Я не господин! — закричал очкастый. — Я прошёл через тюрьмы и каторгу!
— …Призывает вас к продолжению войны! — повторила девушка. — Он сказал, что в ноте от 18 апреля Временное правительство заявляет о всенародном стремлении довести мировую войну до победы. А нужно это сделать, говорит он, потому, что у нас есть обязательство перед союзниками, то есть договоры с ними. Ну, а кто заключал договоры с союзниками, то есть с французскими и английскими миллиардерами? Кто? Царь, Распутин, царская шайка! Так почему же эти договоры должны быть святыней для нас с вами?..
«Действительно, почему?» — подумал Никита.
— Святыней они являются лишь для Милюкова, который направил «союзникам» ноту. А «святыня» они для него потому, что и Милюков, и Гучков, и Терещенко, и Коновалов — все они представители капиталистов. Капиталистов, которым нужны захваты чужих земель. Мы же с вами понимаем, что интересы русских капиталистов такие же, как интересы французских и английских. Нет, товарищи, — взмахнула рукой девушка, — мы не желаем умирать во имя тайных договоров, заключённых Николаем и остающихся священными для Милюкова! Большевики требуют: опубликуйте эти тайные договоры, пусть народ увидит, есть ли смысл их держаться!
— Правильно! — закричала толпа.
— Нельзя быть предателями! Союзники честно проливали кровь!
— Товарищи! — подняла руку девушка.
— Она немецкая шпионка! — истерично завопил человек в студенческой фуражке. — Она хочет предать Россию! Открыть ворота немцам!
— Неправда! — не удержался Никита.
— Шпионка! Предаёт революцию!
Студент подскочил к трибуне и неожиданно для всех дёрнул девушку за ногу. Взмахнув руками, она неловко, боком, повалилась на блестящие торцы мостовой.
Теряя самообладание, Никита схватил студента за грудки, приподнял его над собой профессиональным движением и — легко, без усилия — бросил на газон. Под рёв толпы он склонился над девушкой. Она, очевидно, была без сознания; всё лицо залила кровь. Никита растерянно оглянулся — солдаты смотрели сосредоточенно и виновато. «Хоть бы одна женщина», — подумал он.
Девушка открыла глаза — узкие, серые, обрамлённые длинными ресницами, неловко попыталась подняться, но сразу же сунулась вперёд лицом, вскрикнув и схватившись за ногу.
Никита подхватил её, оглядел притихшую расступившуюся толпу и пошёл на проспект.
Некоторые двинулись за ним, соболезновали, давали советы. Он молчал, тяжело дышал, но не от ноши, — от злости.
— Эй! — крикнул он извозчику. — Остановись!
Дама, сидящая в экипаже, ткнула извозчика зонтом, тот натянул вожжи, круто объехал Никиту.
Никита вышел на середину дороги, преграждая путь экипажам, но извозчики шарахались от него, объезжали, замахивались кнутом.
— Человек же! — растерянно уговаривал Никита. — Видите, в больницу надо.
Толпа поддерживала его, но от этого толку было мало.
— Изверги! — разозлился Никита. Он стоял посреди дороги, осторожно, боясь причинить боль, держал девушку на весу.
Она виновато улыбнулась, попросила:
— Дайте я попробую сама.
— Молчите! — прикрикнул на неё Никита.
Он шагнул навстречу очередному извозчику, не выпуская девушку, одной рукой схватил лошадь под уздцы; лошадь захрапела, забила ногами, но вдруг замерла.
— Хулиган, шантрапа! — крикнул седок.
— Брысь, — тихо сказал ему Никита.
— Полиция! — взвизгнул тот.
— Я тебе покажу полицию, — зловеще пообещал Никита. — Ну?
Барин торопливо вылез из экипажа. Никита лёгким прыжком вскочил на подножку и осторожно опустился на сиденье, продолжая держать девушку на руках.
Приказал извозчику:
![Никита [ИАКИНФ] Бичурин - Письма](/uploads/posts/books/no-image.jpg)