Борис Мегрели - Без всяких полномочий
Нана вскочила и, ткнув сигарету в пепельницу, сказала:
— Ах, так! Выговор!
— А ты как думала? Я буду терпеть жалобы?
— Не терпите! Я сейчас же подам заявление об уходе! Идем, Серго!
— Ты можешь идти, молодого человека оставь.
Нана вышла, хлопнув дверью.
Внезапно я вспомнил Шота, увидел его торжествующую улыбку и осознал, что ни при каких обстоятельствах мне нельзя уходить из газеты. Всеми правдами и неправдами я должен был удержаться в редакции.
— Георгий Галактионович, хотите, я извинюсь перед мадам Венерой?
— Нет необходимости. Я уже сделал это за вас. Однако быстро вы меняете свои взгляды.
— Не могу допустить, чтобы из-за меня Нана ушла из газеты.
— Никуда она не уйдет. Садитесь!
Я отодвинул стул и сел. Главный прислонился к письменному столу. На его галстуке были не драконы, а кривые огурцы.
— Вы знаете, что такое журналистика? — спросил он.
— Вторая древнейшая профессия, — сказал я.
Он опешил.
— С такими убеждениями вы далеко не пойдете.
Да, действительно, с таким взглядом на журналистику далеко не пойдешь, но можно далеко зайти, подумал я. Следовало что-то сказать, но я молчал, и это было понято главным по-своему.
— Острословие не всегда уместно, если даже вы пишете неплохие фельетоны, — сказал он.
— Значит, фельетон вам все-таки понравился?
Он не понимал меня, явно терялся в догадках и не мог разобраться, кто перед ним сидит — наглец, самоуверенный дурак или уверенный в своих возможностях журналист.
— У вас неплохое перо, — сказал он. — О долгожителях вы тоже неплохо написали. Но журналистика — это прежде всего факты, неопровержимые факты.
— Долгожители тоже жаловались?
— Молодой человек, ведите себя поскромнее. Месяц в газете работаете, а разговариваете будто первый корреспондент редакции.
— Я работаю у вас около года.
— Разве? Все равно вам еще учиться и учиться! Теперь я понимаю, почему Леван не благоволит к вам.
Мои чувства вновь стали неуправляемы. Желание остаться в газете отошло на задний план. В конце концов внештатным корреспондентом я мог устроиться, не выходя из здания, в любой другой редакции, а еще лучше в ГрузТАГ, где проходимость материалов настолько высока, что его называют ненасытным пожирателем информаций. Я встал и сказал:
— Я и не хочу, чтобы Леван благоволил ко мне. Его благоволение слишком дорого обходится даже штатным сотрудникам.
— Садитесь! У Наны Церетели учиться надо другому. Журналистскому мастерству.
— Смею напомнить, я внештатник и от меня требовать многого нельзя.
— Ошибаетесь, молодой человек. Требования ко всем одинаковы. И не говорите мне, что в таком случае внештатникам надо платить так же, как и штатным сотрудникам. Внештатный институт — хорошая школа для журналиста. Многие начинали свой путь с него. Я два года бегал внештатным корреспондентом по заводам, прежде чем добился зачисления в редакцию рядовым литсотрудником. Но за два года я завоевал себе право быть зачисленным в штат. Не фыркал и не хлопал дверью, когда старшие делали мне замечания.
— Я не хлопал дверью.
— Не успели. Вас бы выгнать, да непедагогично это. Идите работайте.
— С педагогикой я хорошо знаком, но не припомню подобных методов воспитания.
— Естественно. Это педагогика не для средней школы, в которой вы изволили работать.
Зазвонил телефон. На тумбе стояли пять одинаковых аппаратов. Но главный взял трубку безошибочно.
— Я уже смотрел на прошлой неделе, — сказал он. — Режиссерски сделано блестяще. Эльдар талантливый человек. Не понимаю, почему ваши так долго не дают «добро». Есть, согласен. Но это детали. В конце концов можно сделать купюры. Нет, нет, фильм не вредный. Он будет иметь общественный резонанс. Я очень рад, что ты наконец посмотришь его. Жалко Эльдара. Он переживает. Надо выпускать фильм на экраны. Позвони вечером после просмотра. Пока. — Повесив трубку, главный обратился ко мне: — Так на чем мы остановились? Впрочем, хватит. Идите работайте.
Я вышел из кабинета.
— Ну, что? Тебе попало? — спросила Элисо.
— Немного. Но все в порядке, — ответил я.
— Ой, слава богу! Я ужасно волновалась.
— Тебе нельзя волноваться. Думай о малыше. Привет супругу. Он еще не стал лауреатом?
— Еще нет, но ведет себя как лауреат. Вчера выступал по телевидению. Минут десять внушал всем, что в мире два гения архитектуры — Корбюзье и он. Притащил домой свои макеты, и теперь квартира окончательно захламлена. Зашел бы. Заодно сбил бы с него спесь.
— Зайду как-нибудь. Привет!
В конце коридора стояли Нана и Леван. Судя по жестам, они ругались.
Нана увидела меня.
— Я не хочу больше обсуждать этот вопрос! — сказала она Левану и обратилась ко мне: — Что? Чем все закончилось?
— Все в порядке, — ответил я.
Леван вошел в отдел информации.
— Кретин! Неудачник проклятый! Ни писателем не стал, ни журналистом, а теперь накопившуюся желчь изливает на людей. Ты, говорит, переманиваешь к себе моих работников. Как будто у меня других забот нет. Мы, говорит, воспитали его, учили, а ты, говорит, взяла готовенького. Чему у него можно научиться? Коньяк хлестать? И то не умеет! Что тебе сказал Георгий Галактионович?
— Идите, говорит, работайте.
— И все?
— У него особые методы обламывания строптивых молодых кадров.
— Ты, конечно, не удержался и наговорил черт знает чего!
Я виновато развел руками.
— На меня что-то нашло.
— Дурак! — бросила Нана и помчалась к главному.
Я заглянул в отдел информации. Амиран поднял голову. Я подмигнул ему. Он положил ручку на кипу материалов и вышел ко мне.
— Далеко не уходите, — сказал ему Леван.
— Я на секунду, — сказал Амиран и осторожно прикрыл за собой дверь. — Поздравляю. Я получил удовольствие от фельетона.
— Спасибо. Пойдем в кафе. Гарри и Мераб ждут.
— Ты же слышал, — Амиран указал на дверь. — Да и неважно я себя чувствую. Эх, Серго! Раньше я двухпудовые гири поднимал. Теперь ручку еле держу в руке.
Дверь отворилась, и появился Леван.
— Я в секретариат. В отделе никого нет.
Амиран потянул меня в отдел.
— Посиди немного со мной.
Мы вошли в душное помещение.
— Не закрывай дверь, — сказал Амиран и распахнул пошире окно. — Дышать нечем. Иди сюда. Здесь прохладнее.
Мы стояли у окна спиной к двери, и Амиран говорил о своей болезни. Ему хотелось говорить об этом, и он говорил, все больше проникаясь к себе жалостью. Я утешал его, как мог, но Амиран сказал:
— Не утешай меня. Я знаю, что моя болезнь неизлечима.
— Ты внушаешь себе это. Так нельзя!
— Ты ничего не знаешь! Мне стыдно, но тебе я могу сказать. Никому другому. Тебе. Это трагедия, Серго. Трагедия. У меня молодая жена, а я не могу с ней.
Я потрясенно молчал.
Не знаю, почему Амиран выбрал меня для своих откровений. Быть может, потому что я был моложе всех и, следовательно, меньшим циником, чем остальные, хотя, впрочем, ни Гарри, ни Мераб, уверен, не могли реагировать на признания Амирана иначе.
— А ты воспользуйся его услугами.
Меня словно ударили по затылку. Я обернулся и увидел Левана.
Амиран влепил ему пощечину. Удар был слабый. Он даже не сдвинул с места Левана. Но это ничего не меняло — Леван получил пощечину. Я думал, он бросится на Амирана с кулаками, и шагнул поближе к нему. Леван опустил голову и секунду-другую стоял вот так, с опущенной головой и опущенными руками, а потом выскочил из отдела.
— Что я наделал! Господи, что я наделал! — застонал вдруг Амиран.
— Ударил подлеца, — сказал я.
— Что теперь будет? Что теперь будет?
— Ничего не будет.
Амиран продолжал стонать.
Вошла Нана.
— Что у вас здесь происходит?
— Амиран ударил Левана.
— Слава богу, нашелся мужчина в редакции.
— Слышишь, Амиран, и Нана считает, что ты правильно поступил.
Амиран совсем расклеился. Он не находил себе места.
— Дай ему воды, — сказала Нана.
Я налил в стакан теплой воды из графина. Стуча зубами, Амиран выпил воду и попросил еще. Вернулись Гарри и Мераб.
— Что с Амираном, юноша? — спросил Гарри.
— Ударил Левана, — сказал я.
— За что и почему? — спросил Мераб.
— За дело, — ответил я.
— Нельзя было обойтись без драки? — спросил Гарри.
— Нет, — сказал я. — Нельзя было. Рано или поздно один из нас все равно набил бы морду Левану. Лучше, что это сделал Амиран. Следов не оставил.
— Что теперь будет? — спросил Амиран.
— Перестань хныкать! Тоже мне мужчина! Сначала делает, а потом ноет. Успокойте его ради бога! Дайте ему валерьянки. Противно смотреть! — сказала Нана. — Идем, Серго. Ты здесь больше не нужен.
— Как это прикажешь понять, Нана? — спросил Гарри.
![Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]](/uploads/posts/books/255498/255498.jpg)
![Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]](/uploads/posts/books/255683/255683.jpg)
