Борис Мегрели - Без всяких полномочий
Обзор книги Борис Мегрели - Без всяких полномочий
Борис Мегрели
Без всяких полномочий
ГЛАВА 1
Я опаздывал, но не ускорил шаг. В папке я нес рукопись законченной пьесы, и меня не очень волновало, что мое опоздание вызовет недовольство заведующего отделом информации Левана Чапидзе. С тех пор как я вернулся в Тбилиси, прошел почти год, и все это время я переделывал пьесу — сначала по собственному побуждению, а потом по требованию театра, совмещая эту изнурительную, но приятную работу с журналистикой.
Три предыдущих года я работал школьным учителем в городишке, где все настолько знали друг друга, что казались членами одной семьи. Первый учебный год прошел хорошо. Директор школы даже отправил в университет благодарственное письмо. Но затем я стал писать пьесу. В результате мы расстались с директором без сожалений. Я надеялся расстаться в ближайшее время и с Леваном.
На изгибе проспекта Руставели стоит здание с широкими витражами, напоминающее эпоху конструктивизма. В нем размещались редакции газет, журналов и Грузинское телеграфное агентство — ГрузТАГ.
В закутке у лифта парикмахер Ашот брил какого-то толстяка.
Настенные часы показывали половину десятого.
— Привет, Серго! Решил записаться в длинноволосые? — спросил Ашот. — Обожди, подстригу.
Он благоволил ко мне и стриг бесплатно, когда я сидел без денег.
— В другой раз, — сказал я, входя в кабину лифта.
Ашот был единственным во всем этом здании, кто знал, что я написал пьесу. Его мать, тетушка Айкануш, работала в театре вахтером.
Все сотрудники отдела информации были на местах.
— Товарищ Бакурадзе, — сказал Леван, — если не будете являться на работу вовремя, можете вообще не приходить.
— Леван Георгиевич, Серго внештатник. Мне кажется… — начал было Гарри.
— Вот именно, вам кажется, — сказал Леван. — Я отвечаю за отдел, и я устанавливаю порядок. — Он схватил трубку зазвонившего внутреннего телефона. — Иду.
Как только за Леваном закрылась дверь, Гарри Шуман подошел ко мне и хлопнул по плечу. Он был почти двухметрового роста, но не сутулился. Военная выправка, хотя Гарри никогда не служил в армии, подчеркивала его рост, и от этого он казался еще выше. Гарри считался самым элегантным мужчиной в редакции — даже в жаркие дни он не снимал пиджак и галстук.
— Не унывай, юноша! — сказал он. — Начальников не выбирают.
Я с сожалением подумал, что не могу уйти из редакции. Пьеса не была окончательно принята театром. Но перейти в другой отдел и наконец избавиться от Левана я мог.
— А я выберу. Уйду в ГрузТАГ. Надоел мне Леван Георгиевич Чапидзе! — сказал Мераб Немсадзе и в знак протеста швырнул мне мою газету. Он повернулся к Амирану Табукашвили. — Выскажись и ты. Облегчи душу.
Полгода назад Амирану вырезали почку. С тех пор он стал молчаливым, словно вместе с почкой лишился языка.
— Оставь Амирана в покое! — сказал Гарри, подбирая газету.
Мераб отвернулся от Амирана и произнес:
— Больше всего на свете надо бояться молчунов.
— И болтунов, — подхватил Гарри.
Планерка у главного закончилась. Размахивая рукописями, как знаменами, по коридору носились сотрудники. Хлопали двери отделов.
В конце коридора из-за угла показалась грудь Наны Церетели, затем она сама. У нее была великолепная грудь, и можно сказать, что Нана грудью прокладывала себе дорогу в жизни. Четыре года назад Нана занимала должность литературного сотрудника, а сейчас заведовала самым важным отделом редакции — отделом пропаганды. Ей недавно исполнилось двадцать семь, и главный, учитывая неопытность Наны, два раза в неделю допоздна инструктировал ее.
Я направился к Нане, решив попроситься в отдел пропаганды.
— Серго, здравствуй, — услышал я позади себя и обернулся.
— Привет, Элисо! Ты хорошеешь с каждым днем.
Элисо была беременна.
— Ты еще в университете любил говорить девушкам комплименты. Тебе это ничего не стоило, а им доставляло удовольствие. Опять поссорился с Леваном? Он жаловался главному.
Элисо работала секретарем главного редактора.
— Нашел на кого жаловаться! Я же внештатник.
— Что теперь будешь делать, Серго?
— Элисо, ты верный товарищ. Я бы пошел с тобой в разведку. — Я чмокнул ее в щеку и оставил в растерянности.
— Юноша! — раздался голос Гарри. — Соблаговолите подойти к телефону.
Видно, не суждено мне было дойти до Наны.
Звонила зав. литчастью театра Манана Гуладзе и велела сегодня же принести ей переделанную пьесу. Меня торопили. Я счел это хорошим признаком.
Когда я снова вышел в коридор, то увидел, что Нана уже не одна. Она разговаривала с высокой рыжей девушкой. Подходить не имело смысла, но девушка была уж очень хороша.
— Здравствуйте, — сказал я.
Девушка кивнула. Широко расставленные серые глаза не выразили ни малейшего интереса.
Нана ответила:
— Здравствуй, здравствуй! Ты что, слушай, тискаешь беременных женщин?!
Нану нельзя было упрекнуть в изысканности выражений. Опасливо поглядывая на рыжую девушку, я сказал:
— Нана! Элисо, как и ты, мой университетский товарищ.
— Можно подумать, что это серьезное препятствие…
Я не дал ей закончить:
— У меня к тебе дело. Когда мы можем поговорить?
— Через минуту.
— Извините, что помешал вам, — обратился я к рыжей девушке.
— Ничего, — произнесла она так тихо, что я не мог разобрать, какой у нее голос.
— Познакомьтесь, — сказала Нана. — Это Серго Бакурадзе, многообещающий журналист.
— Нина Шедловская, — протянула руку девушка.
Нана достала из кармана юбки крохотную записную книжку и сказала ей:
— Оставьте телефон. Она позвонит вам.
Нина продиктовала номер и попрощалась.
— До свидания, — сказал я. — Было приятно познакомиться. Приходите к нам.
— Спасибо, — с улыбкой ответила она и пошла к лифту. Она хромала, и я, пораженный, глядел ей вслед со смешанным чувством жалости и разочарования.
— Ну, слушаю тебя, — сказала Нана.
— Что с этой девушкой?
— Упала с лошади. Она наездница в цирке. Слушай, ты хотел поговорить со мной или искал повод познакомиться с ней?
— Конечно, хотел поговорить.
— Деловые разговоры, мой дорогой, ведут за столом.
Только этого недоставало, подумал я. Денег у меня было в лучшем случае на обед в столовой.
— Сожалею, но не могу пригласить тебя в ресторан, а в столовую ты не пойдешь.
— Разумеется, не пойду. Знаешь что, отложим на завтра. Сегодня я занята. Побежала, надо успеть сдать материал в номер.
В полдень все сотрудники отдела информации переселялись в кафе напротив редакции.
Леван не мог уйти, и мы пошли пить кофе без него.
В углу пустого зала сидели мой школьный товарищ Лаша и Боб. Лаша поднялся и расцеловался со мной.
Когда-то Лаша занимался боксом и увлекся им настолько, что с трудом закончил школу. Он не стал известным боксером, бросил бокс и устроился лаборантом в медицинский институт. Там он влюбился в студентку, дочь раввина, Симу. Вначале Лаша не пользовался взаимностью. Он ходил за девушкой по пятам, преследовал ее, угрожал, что в конце концов возымело действие на воспитанную в строгости Симу. Она даже не предполагала, что на свете бывает такая любовь, и ответила на чувства Лаши со всей затаенной пылкостью женщин своего рода. Узнав об этом, раввин готов был навсегда уехать из Тбилиси, лишь бы избавиться от Лаши, но не бросать же насиженное место, где еще его дед, тоже раввин, построил в центре города каменный дом, где его все уважали и где ему все нравилось. Тогда раввин впервые обратился к богу с личным вопросом. И как раввин заявил дочери, которая не уставала повторять: «Лаша или смерть!» — всевышний сказал ему: «Пусть одним иудеем будет больше». Свадьба принесла Лаше мимолетное счастье, потому что раввин все время советовался с богом и однажды сказал: «Мусульмане тоже делают обрезание, но они остаются мусульманами. Я не могу требовать от народа соблюдения законов, если сам не соблюдаю их. Мы уезжаем».
Лаша остался один.
Он целые дни просиживал в кафе, курил анашу, и бог знает, что ему грезилось.
Маленький, похожий на лилипута, Боб был его рыбой-лоцманом.
— Как дела? — спросил я Лашу.
— Получил вызов, — ответил он и вытащил из бумажника бланк с каким-то текстом и печатью.
— Поедешь?
— Время покажет, что делать, — ответил он и без всякого перехода спросил: — Твоим ребятам не нужны итальянские галстуки?
— Не знаю.
— А тебе?
— У меня есть галстуки, — соврал я.
— У него есть! — залился тонким смехом Боб.
— Помолчи, Боб! — сказал Лаша и отвел меня в сторону. — Я слышал, ты в писатели подался. Тяжелое дело. Но ты молодец. Надо выбиваться в люди. Если понадобятся деньги, мой бумажник в твоем распоряжении.
![Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]](/uploads/posts/books/255498/255498.jpg)
![Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]](/uploads/posts/books/255683/255683.jpg)
