Борис Мегрели - Без всяких полномочий
— Чудесное утро, — сказал я и купил еще пять экземпляров газеты.
— Жаркий день обещает, — ответил киоскер.
— Счастливо вам, — сказал я.
— И ты будь счастлив, сынок, — сказал киоскер.
Показался автобус.
Поднимаясь к себе, я был уверен, что не встречу никого из соседей. Дом молча дышал распахнутыми окнами. Притихший, он, казалось, набирался сил, чтобы днем выдержать натиск, шум и гомон своих обитателей. Я услышал знакомый шелест халата и обернулся. Моя квартирная хозяйка шествовала с горшком в руке.
— Доброе утро, — сказал я.
— Доброе утро, — сказала она. — Вы еще не ложились или уже встали?
— Уже встал. За газетой ходил.
Она покосилась на мою папку.
— Что-нибудь сенсационное?
— Да, нет. Мой фельетон.
— Положите на стол. Потом почитаю.
Я положил газету на стол и вручил ей долг за комнату.
— Извините, что задержал.
Она сунула деньги в карман халата и сказала:
— Слушайте, вы теперь каждый раз будете возвращаться под утро с деньгами?
Что за манера кричать на весь дом, подумал я и тихо сказал:
— Все зависит от удачи.
— Ко всему прочему, по ночам вы еще и грабите! Прелестно!
Моя квартирная хозяйка явно была в приподнятом настроении. Кто знает, что ей приснилось. А может, она проснулась с чувством, что жизнь не такая уж скверная штука и что еще не все потеряно.
Вихляя бедрами еще более вызывающе, чем обычно, она продолжила шествие с горшком.
Я улыбнулся, отпер замок и вошел в свою комнату.
ГЛАВА 11
Было начало первого, и я, минуя редакцию, зашел в кафе. Как ни странно, Гарри с товарищами отсутствовал. Зато в углу за столом сидели Лаша и Боб. Я подсел к ним.
Боб вонзил острый подбородочек в сложенные на столе руки. Он походил на обиженного ребенка.
— Что загрустил, Боб? — спросил я.
— Есть причина, — ответил он.
Подошла Маринэ, Бабушка грузинского футбола. Она была чем-то опечалена. Помада сползла к сморщенным углам ее рта, и неровные линии краски делали губы Маринэ недовольно искривленными. Веки она тоже намазала небрежно.
— Что случилось? — спросил я.
— Сам знаешь! Опять наше «Динамо» проиграло. И где? На своем поле. И кому? Ленинградскому «Зениту»! Этот кривоногий Гайоз пять голевых моментов не смог реализовать!
— Четыре, — сказал Боб, не поднимая головы.
— Пять! — сказала Маринэ. — Пять! Пятый был на шестьдесят второй минуте. Ты, наверно, уже спал в это время. Борис Пачайдзе не упустил бы таких возможностей.
— Маринэ, умираю от голода, — взмолился я. — Яичницу и кофе.
— И бутылку коньяка, — сказал Лаша.
От коньяка я отказался, придумав, что мне предстоит встреча с главным редактором.
— Ладно, в другой раз не отвертишься, — пригрозил он. Буфетчица Зоя и молодая официантка Валентина шептались и посмеивались, поглядывая на Маринэ.
— Неисповедимы страсти человеческие, — сказал я, когда Марина отошла.
— Это точно, — согласился Лаша и вытащил из кармана куртки пакет. — Обещанный галстук. Должно быть, помялся. Прогладь его не очень горячим утюгом.
— Я не ношу галстуков.
— Ничего. У приличного человека должен быть хотя бы один приличный галстук.
Я развернул пакет. Галстук был очень красивый, с черными и красными широкими полосками.
— Спасибо, Лаша. Галстук превосходный.
— Плохих не держим, — буркнул Боб, все еще полулежа на столе.
Маринэ принесла яичницу и кофе. Я был настолько голоден, что недожаренная яичница показалась мне божественной. Я с наслаждением закурил первую за день сигарету и сделал глоток крепкого кофе.
— Ну, как дела, Лаша?
— Решил ехать, — ответил он.
— Куда? — не понял я и, когда смысл сказанного дошел до меня, оторопело уставился на него. — Ты с ума сошел!
— Похоже, — произнес он.
— Родину на бабу меняет! — сказал Боб.
Правая рука Лаши взметнулась к Бобу. Боб откинул голову и рухнул со стула.
Я вскочил, чтобы оказать Бобу помощь, но Лаша опередил меня. Маринэ принесла графин с водой.
— Ты что-то стал на руку скор, — сказала она Лаше, брызгая водой на бесчувственное лицо Боба.
— Нервы, — сказал Лаша. — Ну-ну, Боб, хватит притворяться.
— Дурака ты свалял, Лаша, отпустив Симу. — Маринэ вылила воду на голову Боба.
Боб открыл глаза, поморгал, а потом тряхнул головой, как собачка, которая вылезла из воды, и встал.
— Этого я тебе никогда не прощу, — сказал он Лаше и неуверенной походкой направился к лестнице.
— Извини, — бросил Лаша мне и побежал за Бобом.
Я расплатился за завтрак и собрался уходить.
По лестнице поднимались Гарри и Мераб.
— Мои красавцы! — воскликнула Маринэ. — Зоя, кофе! Двойные! Мальчики, опять мы вчера проиграли!
— Не береди раны, Маринэ, — сказал Мераб. Он пожал мне руку. — Поздравляю, фельетон что надо.
Гарри обнял меня и больно похлопал по спине.
— Тебе грузчиком бы работать! — поморщился я.
— Работал, юноша. Был и такой эпизод в моей жизни. Ты у меня молодчага! Рад за тебя. Очень рад!
— Не надо слез, Гарри, — сказал Мераб. — Отпусти его. Нана сбилась с ног. Хочет прижать его к своей шикарной груди.
— Иди, юноша, и поскорее возвращайся к нам, — сказал Гарри.
— Что это он такое сделал? — спросила Маринэ, протирая чистый стол.
— Так я и признался, пока ты кофе не принесла, — сказал Мераб.
Ашот подстригал ножницами собственные усы и, как художник перед незаконченной картиной, то склонялся к зеркалу, то отходил от него. Я рассмеялся.
— Сам себе платить будешь?
— Привет, фельетонист! Ну и насмешил ты меня! Неужели все так и было?
— Было еще хуже. В конце просмотра манекенщицы выступали голыми.
— Совсем голыми?
— В чем мать родила.
Я вошел в кабину лифта и закрыл двери.
— Не успел человеком стать, уже издевается! Стричь больше не буду! — услышал я.
Я заглянул в отдел пропаганды. Мне сказали, что Нана у главного. Я прикрыл дверь и столкнулся с Леваном.
— Извините. Здравствуйте.
— Здравствуйте, гражданин изменник. Вы полностью продались отделу пропаганды или частично?
— Я никому не продавался.
— Ну-ну! — Леван двинулся дальше. — Ваш фельетон уже имеет отклик. Загляните к главному. Он как раз интересовался вами.
Элисо испуганно взглянула на меня, потом на дверь кабинета главного редактора и прошептала:
— Уходи, уходи быстрее!
Я не успел уйти. Дверь кабинета распахнулась, и появилась Венера. Меня бросило в жар. Жалобы на корреспондентов, тем более на внештатных, в редакциях не любят.
Во взгляде Венеры я уловил презрение и торжество. Она не сводила с меня глаз. Я посторонился, но ей все равно не хватало места, и, задев меня, она победоносно вынесла себя из приемной.
— А, терять все равно нечего, — сказал я и вошел в кабинет.
Главный поднял на меня удивленные глаза.
— Это и есть Серго Бакурадзе, Георгий Галактионович, — сказала Нана. Она сидела за столом заседаний и курила.
Я видел главного впервые. Немного полноватый, но холеный. Тщательно выбритый и аккуратно причесанный. Ашот постарался, мелькнуло в голове. Темный, хорошо сшитый костюм. Белая рубашка. Галстук с какими-то фигурами, кажется, драконами.
Я смущенно поправил расстегнутый ворот своей рубахи. На мне, как обычно, был потертый вельветовый пиджак и полосатая рубашка без галстука. Мой вид, должно быть, не внушал доверия. Человек, пишущий о модах, пусть даже фельетоны, наверно, должен выглядеть лучше.
Главный отвел от меня глаза и встал. Он подошел к окну и зашторил его. В кабинете как будто погасли стосвечовые лампы. Потом главный придвинул к столу напротив Наны стул, на котором, очевидно, восседала Венера.
— Что скажете в свое оправдание? — наконец произнес он тихим голосом.
Нана курила, вперив взгляд в потолок.
— В чем моя вина? — спросил я главного.
— Вы высмеяли большую работу коллектива Дома моделей, — ответил он.
— Никому не противопоказано выражать свое мнение, — сказал я и торопливо добавил: — О модах.
Главный с любопытством уставился на меня.
— Но ваше мнение, попав на полосу, становится мнением газеты.
— Разве наша газета имеет другое мнение о просмотре? — сказал я.
— Нет! — заявила Нана. — Не имеет. Георгий Галактионович, я свое отношение к делу высказала.
— Я хочу узнать и отношение этого молодого человека, — сказал главный.
— Этот молодой человек выполнял мое задание. Ответственность целиком несет мой отдел, конкретно я.
— Вот и объявим тебе выговор, — сказал главный.
Нана вскочила и, ткнув сигарету в пепельницу, сказала:
— Ах, так! Выговор!
— А ты как думала? Я буду терпеть жалобы?
— Не терпите! Я сейчас же подам заявление об уходе! Идем, Серго!