Юрий Бородкин - Кологривский волок
На свету у окна Серега разглядел швы, в них слюдянисто сверкали гниды. Обтер от сажи шестик над каменкой, повесил на него Ленькину одежку.
— Пускай пожарится.
Сначала смочили волосы и посидели просто так, привыкая к жаре и ощущая приятную расслабленность во всем теле. В лесу часто грезился Сереге этот истомляющий жар. Намерзнешься за день, и нет другого желания, как погреться в парной бане.
— Ну-ка потри спину!
Ленька старательно запыхтел, прижимая что есть силы мочалку.
— Покрепче!
— У тебя спина большая, неловко. Присядь немножко.
Намылились, окатились водой, снова посидели. Вот благодать-то!
— Покажи мускулы, — попросил Ленька, всегда восхищавшийся силой брата.
Серега сжал кулак и медленно согнул руку — мышцы вздулись бугорком. Братишка пробовал продавить их большими пальцами.
— Никак. Будто каменные. У меня тоже, смотри, — хвалился Ленька и смешно напрягался до дрожи, набрав в себя воздуху, как перед нырянием.
— Летом турник я тебе приколочу на березах, будешь подтягиваться — прибавится силешки. Хочешь, веником похлещу, и вылетай отсюда — париться буду.
Оставшись один, Серега поплескал на каменку из ковша. Зарокотало, зашипело, будто бы взрыв вырвался из печки. Горячей волной обдал пар, ноздри обожгла знойная сухость, и резче запахло веником. Хорошо прочищает грудь березовый запах. Серега забрался еще на кутник и, задрав ноги, покалил их, похлестался веником до красноты, до стука в висках и только тогда выдернул тряпку из трубы.
На улицу выскочил словно слегка пьяный. В глазах рябило, во рту ощущался сладкий привкус, почему-то казалось, что тропка качается под ногами, как бревно на плаву, видать, лишку попарился…
Вечером пошел Серега к катальщику дяде Коле: мать велела спросить, скатал ли он валенки Верушке. Дядя Коля не здешний, из дальней деревни. Каждую зиму он появляется в Шумилине со своим пимокатным инструментом на санках. Раньше с ним ходил сын Володьша, нынче его взяли в армию. Останавливается дядя Коля в нежилой Назаровой избушке.
Он не сразу заметил Серегу: бил на струне шерсть, и казалось, дребезжит вся избушка. Обрадовался, блеснул мелкими зубами:
— Проходи да хвастай! Тебя что-то не видать?
— В лесу работаю.
— А-а, понятно, понятно.
Дядя Коля тоже присел, положив на фартук волосатые руки. Правая изуродована, нет среднего и указательного пальцев, говорит, молотилкой оторвало. С виду мужичонка щуплый, но жилистый, цепкий. Глаза маслянисто-черные, взгляд суетливый. Сам непоседливый и говорит как-то отрывисто, окает не по-здешнему, будто нарочно.
— Ты, поди-ка, табаком богатый? — Отсыпал из Серегиного кисета в железную банку. — Я нонче один, без Володьши. С ним было и полегче и поохотней. Да кабы рука была здоровая, на струне-то все он бил.
— Дай, я попробую.
— Поиграй.
Скинул полушубок, крепко зажал в руке держак. Зазвенела туго натянутая бычья жиля. Много в дяди Колином ремесле терпеливой, мудреной работы: свалять валенок непросто. Придешь другой раз к нему, а в избушке — пар столбом, и в этом пару, перед квадратным столиком у печки, сопит дядя Коля — «стирает» валенки железным прутком.
Сейчас он раскинул на полу холстину, берет шерсть после Сереги и еще легонечко вспушивает ее ивовым хлыстиком. После из легкой, как тополиный пух, шерсти он заложит огромный — во весь стол — валенок и начнет его валять, и кажется действительно чудом, как это из него получается настоящий плотный валенок?
В избушке тепло, пахнет овчиной. Дядя Коля в одной серой рубахе с закатанными рукавами и расстегнутым воротом — это не в лесу на стуже. Он довольно посвистывает что-то себе под нос, иногда спрашивает Серегу, не переставая постукивать хлыстиком:
— Баушка Аграфена ничего?
— Бродит помаленьку.
— А Яков Иванович, значит, приказал долго жить. Жаль старика. Я мастеровых людей всегда жалею. Вот помри, к примеру, я — сколько людей без валенок останется? Тебе бы, мил человек, надо задуматься над этим вопросом. Дерёва валить и медведь умеет, много ума не надо.
— Отец вернется, тогда подумаем.
Дядя Коля привстал с коленей.
— Пойдем со мной! Походим по деревням, делу научишься и денег заработаешь.
Соблазнительным было для Сереги такое предложение, но, поразмыслив, он высказал сомнение:
— В лесу надо сезон доработать, иначе будет побег с трудового фронта.
— А тебе на этот трудовой фронт — тьфу! Плюнуть и растереть! Нет восемнадцати? Ну и все! Никто не имеет прав удерживать, — задорно доказывал дядя Коля. — В вашей деревне у меня дня на три работы осталось — укладем все на саночки, и до свидания, колхоз «Красный восход».
— Перед бригадиром неудобно, тем более, живем мы у нее сейчас.
— Ну, смотри, смотри. Только потом спокаешься. Баб нечего слушать, свою линию надо иметь.
Задумался Серега, переминая в ладони клочок шерсти. Как-то неожиданно все получилось. «Удобный случай подвернулся, — соглашался он про себя. — Была не была! Доложу бригадиру, чтобы подыскивала кого-нибудь на мое место».
— Ладно, дядя Коля, посоветуюсь со своими, — сказал Серега, пошарив глазами по полке, где лежали валенки. — Верунькины не готовы?
— Сделал. Вот они, как игрушки! Тебе что-то нынче матка не заказала, а носишь подшитые.
— В лесу и такие сойдут.
— Вот будешь у меня напарником, скатаю тебе валенки — первый сорт, хочешь — черные чесанки с двумя загибами: приходи, кума, любоваться!
От катальщика Серега уходил, ощущая какую-то раздвоенность в душе. Мать, конечно, поймет его и не станет удерживать. Но как быть с комсомольской бригадой в лесу? Надеются на него и Наталья Леонидовна, и председатель.
Дома все, кроме Таньки, были в сборе.
— На, стрекоза, меряй валенки! — обрадовал он сестренку, словно это был его личный подарок.
Верушка прижала их к груди, закружилась, сверкая глазенками.
— Ну и сапожки, Верунька! — похвалили обновку.
— Надевай да пляши.
— Мама, это из шерсти от моего ягненочка, серые. Да?
— Ага. Ты померяй-ка и поразминай их.
Сестренка заприскакивала по избе в новых валенках.
Серега подождал немного, не зная, с чего начать, и сказал как бы между прочим:
— Дядя Коля зовет меня с собой.
— Куда? — насторожилась мать.
— Работать по деревням, вместо Володьши. Говорит, и валенки научишься катать, и денег заработаешь. Может быть, попробовать это дело?
— Свой пимокат у нас будет, — недоверчиво усмехнулась бабка.
Наталья Леонидовна молча перематывала дратву, только клубок, кажется, быстрей забегал в ее руках. Но все-таки спросила:
— Так ты, значит, надумал?
— Не знаю. Мама отпустит, так пошел бы.
— Если хочется, иди попытай счастья, — согласилась мать. — В лес сама поеду.
— А ребята?
— С бабкой позимуют.
— Ой, нет, не останусь! За ними смотреть, надо глаза-то — по кулаку.
— Не связывайся ты с ним, околпачит он тебя, — посоветовала бригадир. — Жох мужик, глаза так и бегают, ровно промигаться не может. Ты посмотри, каких пальцев у него нет: которыми курок нажимают. Почему молотилкой вырвало именно эти? Поди, специально подстроил, вот и попал на выбраковку.
— Рысковый человек, — покачала головой бабка.
Серега покаялся, что затеял разговор. Вроде как напиться, а больше от чувства неловкости, ушел за переборку. Что-то неприятное шевельнулось в нем по отношению к дяде Коле. Неужели он таким образом избежал фронта? Может быть, и не права бригадир, наговорила на него?
— Варя, милая, как надоело мне это бригадирство! Руки опускаются, все бросила бы к чертям, — признавалась матери Наталья Леонидовна. — И скотина-то нынче по дворам стоит, и лен надо на станцию возить, и лесозаготовки замучили — хоть разорвись: ни людей, ни лошадей. Сколько раз собиралась сказать Лопатину: хватит, Степан Никанорович, поработала, подыскивай другого бригадира, а все как-то терпела. Хоть бы война поскорей кончилась, может, кто из мужиков вернется. Вот рада бы кого другого послать в лес, а некого — перебери всю деревню.
— Чай, не первый раз, отработаю, — успокоила мать.
— В экую-то стужу я без вас заморожу ребят. Печку жарко топить боюсь, кабы искру не занесло, али сажа в трубе вспыхнет, — снова высказала сомнение бабка.
«Да хватит вам! — хотелось оборвать их Сереге. — Никуда я не пойду ни с каким дядей Колей, только прекратите вздохи». Позавидуешь Витьке Морошкину, один сынок у матери, десятилетку заканчивает в Абросимове, станет ученым человеком. В колхозе лишь летом подсобит: сено загребать, снопы возить. А ведь Серега учился не хуже его.
