Николай Камбулов - Беспокойство
Да, это был Стени в окружении штатских и военных людей! Он обрадовался, что вновь встретил Венке. Во двор заезжали машины, на них грузили небольшие контейнеры, различные упаковки. Распоряжался всей этой кутерьмой пожилой штатский, очень подвижный, с рокочущим голосом. Иногда он подбегал к Стени, советовался с ним, какой контейнер или упаковку в первую очередь погрузить. Потом Стени и Венке зашли в дом. В комнате, довольно светлой и просторной, хорошо меблированной, Стени устало опустился в кресло и долго молча смотрел в лицо стоявшего Венке. «Ну, конец, что ли? — произнес Стени. — Не думаешь ли ты о том, что генерал Шернер настолько дурак, чтобы позволить русским войскам взять нас в плен? Он отверг приказ о капитуляции, не подчинился новому правительству Германии. Шернер вошел в контакт со своими западными друзьями. Ты понимаешь, что это значит?.. Пушки умолкнут, а война будет продолжаться. Тайная, жестокая, полная интриг и нервного напряжения. И такие люди, как мы с тобой, займут в этой войне не последнее место… Я тебя внес в список группы Мюллера. Ты не возражаешь?» И, не дожидаясь ответа, он схватил Венке за руку и повел его по длинному коридору.
В комнате, в которую они вошли, в кресле дремал старик. Лицо его показалось Венке знакомым. Это был доктор Мюллер. Возле него стоял небольшой дорожный чемоданчик, а у ног лежала крохотная собачонка и тоже дремала. Собачонка вдруг подняла голову, потянула носом и ощерилась, зарычала. Мюллер приоткрыл один глаз, прицелился им в Венке. Его старческие дряблые губы скривились:
— Это кто?
— Венке, господин доктор.
— Стени, а все же мы должны быть осторожными.
— Я ручаюсь за него.
— Гут, гут. Тебе я верю. Эльзочкин брат, что ли?
— Да. Но не в этом дело. Венке, как вам известно, прекрасно осведомлен…
— Понимаю, понимаю, Стени. Пусть он едет с нами. Мы найдем ему работу. У меня есть связи… Они весьма авторитетны.
Мюллер поднялся, поманил к себе Венке:
— Слушай… — Вдруг он весь преобразился, и голос его стал твердым. — Германская империя не гибнет. Найдется другой фюрер, и мы совершим такой маневр, что весь мир задрожит перед нашей мощью!.. А пока немножечко мы послужим другим. Но с верой в империю!
Собака вновь зарычала. Мюллер метнул на нее гневный взор, но она взъерошилась еще больше и звонко затявкала.
— Перестань же, милая, — уже своим, расслабленным голосом сказал Мюллер. «Милая» не утихла, и Мюллер вынужден был опуститься в кресло, что-то шепча себе под нос…
Венке показалось, что сейчас, лежа на голом топчане в одиночной камере, он как бы снова оказался в комнате Мюллера с его тявкающей собачонкой. «Взяли потому, что я осведомлен? Взяли потому, что я в их глазах могу выболтать лишнее? Потому, что вновь и вновь будут швырять меня по свету, как бездомную собаку! Кусать, убивать и отравлять! А там, на родине, полный раскол! ГДР! Совершенно новые граждане. На кой черт им империя фюрера. Они свободно путешествуют по странам. Учатся в институтах, управляют электронно-вычислительными машинами и смеются над нами, наемниками и хамелеонами. Слышишь, Стени, смеются!»
Обессиленный внутренней вспышкой, Венке перевернулся на другой бок. Некоторое время он лежал, ни о чем не думая. След решетки вновь обозначился на стене, на этот раз с большей четкостью.
— Империя за решеткой, — прошептал Венке и захохотал безумным хохотом, весь содрогаясь.
Вечером его вызвали на допрос. Следователь, с бритой головой и черными тараканьими усами, потягивая зеленый чай, спрашивал:
— Фамилия?
Венке молчал.
— Имя?
Венке молчал.
— Какой страна сюда приехал? Русский? Немес? Покажи язык!
— Э-э, — высунул Венке кончик языка.
— Скажи: мама.
— Мама.
Следователь подмигнул знакомому Венке симпатичному полицейскому, и тот без особого напряжения крутнул голову Венке до хруста в шее. Венке ойкнул от боли.
— Фамилия? — Следователь наполнил пиалу чаем. — Я спрашиваю: фамилия?
Венке молчал.
— Имя?
Венке молчал.
— Шпион? Разведчик?
Венке молчал.
— Ти хочешь, чтоб твоя голова открутили?
— Я смерти не боюсь…
— Ай-ай-ай. Какой добрый, своя голова не жалеет… Кто этот мальчишка и где он живет? Назови его имя, фамилию?
— Не знаю. Он случайно оказался возле меня.
— Может, ты турист и документы свои потерял? — прищурился следователь, играя улыбкой.
— Нет. Я не турист. Но документы я действительно потерял. Я приезжал на горные пастбища закупать скот у господина Торгмина.
— Торгмина? — обратился следователь к полицейскому, скрестившему на груди огромные ручищи.
— Есть такой. Богатый человек. Ай, какой богатый! — ответил полицейский. — Дочка нашего шефа замужем за сыном господина Торгмина.
— Ай-ай! — спохватился следователь. — Почему молчал? Почему сразу не сказал о господине Торгмине? Извините, мы обязаны досконально проверить все то, что вы сказали. Мы выясним. Отведите в камеру и накормите его пловом. Хорошо кормите. А ну скажи: мама.
— Мама.
— Ай-ай! Какой хитрец… Арзи, ведите. Плов не надо, шашлык на шампуре подайте. Торгмин! Сейчас все выясним.
Арзи, открыв двери камеры и пропустив вперед Венке, опять, как и в прошлый раз, шибанул в спину кулачищем и расхохотался:
— У нас такой порядок. Сами понимаете, полиция есть полиция… А шашлык вы получите.
Действительно, дня через два он стал получать шашлык каждый день. А сегодня дважды — утром и на обед. «Может, Шредер или сам Хьюм… пустили в ход свои связи», — мелькнула догадка у Венке. Но эта мысль не подняла настроение. Напротив, нахлынули грустные раздумья. Некоторое время он отгонял их, постарался думать о том, что удастся выкрутиться и на этот раз. Куда там!..
Венке вновь и вновь мыслями возвращался к Стени. И получалось так, что во всех его мытарствах был повинен только Стени. В штабе Шернера он чувствовал себя на грани выхода из всей этой крутоверти. Созревал план бросить все к черту и бежать, затеряться в огромном людском котле, бурлящем от накала событий. Переждать, пока стихнут набатные голоса об отмщении и возмездии. В то время у Венке даже нашелся единомышленник… Фон Вихров, шофер спецмашины, носивший усы а ля кайзер. Почему-то в отделе фон Вихрова побаивались и сторонились. Однажды, когда штаб поспешно перемещался на новое место, Венке сопровождал спецмашину. Он сидел в кабине рядом с фон Вихровым. Дождь хлестал как из ведра. Машина забуксовала, потом ее повело в кювет. Фон Вихров неожиданно заорал на Венке: «Эй, ты, сын мусорщика, руби хворост и бросай под машину!» Венке выскочил из кабины. Притащил вязанку хвороста. И когда машина выбралась из кювета и они оказались в хвосте колонны, Венке спохватился: «Ты чего на меня так кричишь?» «Как? — отозвался фон Вихров, важно поправляя взмокшие усы. — Сын мусорщика так и останется сыном мусорщика… У меня поместье, земля. Оправится Германия, и я как был помещиком, так и останусь помещиком». И тут как живого увидел Венке отца, инвалида первой империалистической войны. Стоит в серой кепчонке, на груди фартук. Приспосабливается ловчее погрузить мусор в тележку. Ловчится потому, что одна нога на протезе и очень ему неудобно поднимать груз. Похолодел Венке и в упор фон Вихрову: «Заткнись! Мы все сейчас равны. Солдаты!» Фон Вихров расхохотался и снова покрутил усы: «Равны умирать… А жить мы будем по-разному, как прежде. Не кипятись, Венке».
После этого случая Венке недели две избегал встречи с фон Вихровым. Но тот следил за ним и, улучив момент, оказался с ним наедине в лесу. Венке тащил железный коробок, набитый документами, которые по решению начальника необходимо было сжечь и пепел зарыть в землю. Венке вырыл яму и, отмечая по описи документы, бросал бумаги в огонь. Они бойко вспыхивали, кудрявились, превращаясь в самые различные и неожиданные фигурки — то в кораблики, то в крепости, то в силуэты людей. Пламя, сожравшее весьма секретный документ, который остался неисполненным, изогнуло из пепла гроб, увенчанный человеческой фигуркой, похожей по очертаниям на самого Венке. Он закрыл глаза ладонями. В это время к нему подошел фон Вихров.
— Как вы смели подойти! Кто вам разрешил? — вспылил Венке.
— Теперь у каждого свое право, — осклабился Вихров.
— Что это значит?
— Горим, Венке, горим… Надо спасаться. Ждать пожарных неоткуда. Вот что, Венке, я предлагаю союз…
— Какой?
— У меня в Судетах есть верные друзья. Бежим? Я бы один убежал, но надо идти лесом… Еще напорешься на какого-нибудь зверя или опасного бродягу. Теперь их предостаточно всюду. Сейчас важно уцелеть, приспособиться к обстановке.
— А потом?
— Потом? Я думаю, остынут страсти, паника… Все станет на свои места. Однажды мы уже горели. И вдруг потрясли весь мир… Вот мой союз.
