Василий Дюбин - Анка
— Значит, вы двенадцатого года рождения?
— Точно.
— Исправим и эту ошибку, товарищ Минько…
…Осколок сидел неглубоко между ребрами, и хирург санбата быстро извлек его. Он подбросил на ладони почерневший от крови кусочек металла и удивленно вскинул на лоб густые брови.
— Эта вещица больше похожа на охотничью картечь, нежели на осколок снаряда или мины.
— От фашистов всяких сюрпризов можно ожидать, — сказал его помощник.
— И то верно, — и хирург бросил осколок в таз с окровавленными бинтами.
Минько часто вынимал из-под подушки пачку писем и перечитывал их. По обратным адресам было видно, что одни письма были из Южнобугска, другие из Туапсе, но на всех конвертах адреса были написаны одним почерком.
— Надо полагать, от возлюбленной эти послания? — спросил техник-лейтенант, лежавший на койке рядом с Минько.
— От сестры.
— Где же она теперь?
— В Туапсе… Эвакуировалась туда еще в сорок первом.
— Откуда?
— Из родного Южнобугска.
— Ничего, скоро освободим всю южную Украину и твоя сестра вернется домой…
Так свела судьба Минько с техником-лейтенантом в санбате, где они и подружились. Узнав, что Минько токарь высокого разряда, лейтенант обрадованно сказал:
— Это замечательно! Наши походные мастерские фрицы немного тряхнули с воздуха под Ростовом. Два товарища погибли, меня легко ранило. Знаешь, как ты пригодишься нам? Хочешь к нам в мастерские? Устрою. Что твоя пехота?.. То ли дело — танковая бригада! Да в свою часть ты и не попадешь. Согласен?
— С удовольствием! — обрадовался Минько. — Я привык иметь дело с металлом.
— Зашито и заштопано, — заключил лейтенант.
Они выписались в один день и вместе отправились в распоряжение начальника мастерских гвардейской танковой бригады.
…Шесть месяцев раздумывал Минько над письмами Олеси и наконец решился написать ей. Их переписка не прекращалась до окончания войны. Олеся просила его приехать в Южнобугск повидаться, а если будет у него желание остаться в этом чудесном городе, то и работа для него найдется. Минько обещал приехать и, демобилизовавшись, приехал в Южнобугск.
Олеся встретила Николая на вокзале. Она сразу узнала его, как только он показался в тамбуре. Николай писал ей еще из Чехословакии, что у него черная кудрявая бородка, а на груди две медали «За отвагу», третья «За боевые заслуги» и гвардейский значок. В последнем письме Олеся предупреждала его, что если они разминутся на вокзале, то он должен будет отправиться по ее адресу. Телеграмму Николай дал из Днепропетровска, и Олеся пришла на вокзал за час до прихода поезда. Прохаживалась по перрону и то и дело нетерпеливо поглядывала в сторону семафора.
Наконец-то послышался свисток, показался паровоз, и через минуту с грохотом и лязгом состав подкатил к вокзалу. Сходя по ступенькам на перрон, Николай заметил спешившую к его вагону рыжеволосую девушку с букетом цветов. Он так залюбовался ее стройной фигурой, что задержался на последней ступеньке. Кто-то толкнул его в спину.
— Да сходите же наконец…
Он ступил на перрон в ту минуту, когда к нему подошла девушка. В ее светло-карих глазах светилась радость.
«Чертовски симпатичная…» — только и успел Минько отметить про себя.
— Коля?.. — робко окликнула девушка.
— Олеся?..
Они минуту разглядывали друг друга, не проронив ни слова. Николай поставил у ног чемодан, протянул руку.
— Ну, здравствуй, сестрица.
— Здравствуй, братику, — и Олеся, вручив ему цветы, порывисто обняла его, три раза поцеловала.
И опять минуту стояли молча, любуясь друг другом.
— Так вот ты какая… рыжуха, — улыбнулся Николай.
— А ты бородатый, — засмеялась Олеся и потрогала пальцами завитушки черной бороды.
— Бороду можно сбрить, — сказал Николай.
— Что ты! — сразу посерьезнела Олеся. — Не надо. Она тебе так к лицу. Очень к лицу. Молодое лицо… Черные глаза и… пушистая с завитками смоляная бородка. Да ведь это же оригинально! — и перрон огласился ее звонким заразительным смехом. — А чего же мы на перроне торчим? — спохватилась она. — Домой, домой…
Кто-то сказал им вслед:
— Вот и дождалась муженька. Счастливица…
Олеся обернулась и сказала громко:
— Не муженька, а брата.
Олеся жила в центре города в двухэтажном доме на главной улице. Ее квартира, состоящая из маленькой уютной комнаты и кухоньки, находилась на втором этаже. Соседом Олеси был пятидесятилетний вдовец Семен Семенович Сергеев, мастер судостроительной верфи. Его жена погибла в сорок первом году, когда фашисты бомбили Южнобугск, и теперь он жил один в двухкомнатной квартире. Семен Семенович не носил бороды, брил и голову, зато берег и холил гусарские, тронутые сединой усы. Он был добродушным и общительным человеком. Услышав, как Олеся вошла с гостем в свою комнату, Семен Семенович тут же явился к соседке.
— Так это он и есть? — кивнул Семен Семенович на Николая.
— Он и есть, — ответила Олеся. — Мой брат.
— Что ж, борода, давай знакомиться… Надо полагать, будем чай пить?
— Обязательно, я сейчас все приготовлю. Вы побеседуйте, а я на кухню…
— Погоди, Леся, — остановил ее Семен Семенович, — погоди, дочка. У тебя тесновато, а у меня посвободнее будет. Пошли ко мне.
И он увел их в свою квартиру.
Семен Семенович поставил на стол графинчик с водкой, маленькие рюмки и бутылку мадеры. Николай сходил в комнату Олеси и принес сахар, консервы и сало, полученные им в Днепропетровске по продуктовым талонам.
За чаем разговорились.
— Ну, как, борода, понравился тебе наш город? — спросил Семен Семенович.
— Я почти не знаком с ним. Но то, что успел увидеть, понравилось, — ответил Николай. — Хороша река у вас, широкая и полноводная. И море близко.
— Любишь море?
— Как же его не любить! Одно время я рыбачил на Азовье.
— Где?
— По всему побережью. Было такое время, когда я бродяжничал.
— А теперь где думаешь приземлиться?
— Пока не знаю.
— Здесь останется, — сказала Олеся. — Я никуда не пущу его. Он у меня единственный братик.
— А ты у меня единственная сестрица, — и Николай нежно посмотрел на Олесю.
Семен Семенович погладил пальцами усы, прищурил один глаз и легонько толкнул локтем Николая в бок.
— А сестра нравится тебе, борода?
— Очень.
— Тогда приземляйся в нашем городе. Не пожалеешь. Хочешь, пойдем ко мне на верфь работать. Или определю тебя на завод. А если ты любишь море да есть у тебя желание плавать, через год на поисковое судно устрою. Оно уже на стапелях заложено.
— А что это за судно? — спросил Николай.
— Поисковое. Будет искать в море рыбные косяки и радировать рыбакам, когда обнаружит скопление рыбы. На этом судне будет и киноустановка. Так что рыбакам будут даваться ночью киносеансы в открытом море. А вообще-то судно будет иметь поисково-вспомогательное назначение. На нем будут запасы горючего и ремонтный материал, передвижной буфет. Ведь рыбаки неделями не видят берега.
— Здорово! — с восхищением воскликнул Николай.
— Еще как здорово! — хлопнул его по плечу Семен Семенович. — Но это только начало… Мы уже приступили к строительству десяти быстроходных сейнеров для рыбаков. На них будут установлены двигатели в сто пятьдесят лошадиных сил.
— А силовая мощность двигателя поисково-вспомогательного судна? — спросил Николай.
— Почти в два раза больше.
— Вот на таком судне поплавать бы.
— Можно. Только не раньше как через год. А пока надо будет поработать на заводе или на верфи. Согласен?
— Согласен, — не раздумывая ответил Николай.
Олеся улыбнулась, захлопала в ладоши:
— Молодец, братик.
Семен Семенович порылся в ящиках комода, нашел ключ от внутреннего замка дверей квартиры и положил его на стол перед Николаем.
— Тебе, борода. Им пользовалась моя покойная жена. Не останешься же ты с девушкой в одной комнате? Будешь жить у меня. Вот тебе диван на первый случай. Неси свои вещи сюда. Возьми ключ и располагайся как у себя дома.
— Спасибо, Семен Семенович… — поблагодарил старика Николай, но в его голосе прозвучала плохо скрытая досада.
Олеся поцеловала Семена Семеновича в щеку и сказала:
— Вы добрый-добрый.
XIVЗапыленная, изрядно потрепанная за годы войны «эмка» остановилась возле медпункта. Из нее вышел Жуков, сказал шоферу:
— Поставь машину возле конторы МРС и пойди искупайся в море. А я туда пешком прогуляюсь, — и скрылся за дверью медпункта.
В приемной сидел на табурете спиной к двери Васильев. Он не видел вошедшего Жукова. Ирина стояла возле Васильева. Она вскрывала скальпелем фурункул на шее Васильева. Васильев кряхтел и дергался.
