Василий Дюбин - Анка
Обзор книги Василий Дюбин - Анка
Героическому Ленинскому комсомолу посвящаю.
Автор.КНИГА ПЕРВАЯ
Бронзовая коса
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В иссиня-голубом небе золотистой камбалой величаво плавала луна. На белесой равнине окоченевшего зябкого моря черно маячили рыбацкие шалаши. В лунном половодье они казались огромными папахами, разбросанными по ледяному простору.
Шалаш рыбака Григория Васильева находился ближе других к берегу. Григорий и его жена Дарья лежали в шалаше на соломенном тюфяке, тесно прижавшись друг к другу под овчинной шубой. Они слышали, как их лошадь, стоя в затишке у саней, хрустко пережевывала душистое сено и как усиливались удары северного ветра по камышовому шалашу. Григорий спрашивал жену:
— Не холодно тебе?
— Нет, нет, Гриша, мне тёпленько возле тебя, — и высунув из-под шубы голову, она чутко прислушалась.
Лошадь перестала жевать сено и несколько раз ударила копытом по звонкому льду. Дарья привстала и насторожилась, схватив мужа за руку…
Григорий успокаивал жену:
— Дашенька, не тревожься.
— Гудит лед…
— Конь копытом стукотит.
— О чем и толкую… конь забеспокоился. Боюсь, на крыге унесет. Уедем, Гришенька. Ломай перетяги да запрягай коня.
Но Григорий решил остаться еще на одну ночь. Он погладил руку жены, уверенно сказал:
— Мерещится тебе. Не унесет… Завтра поутру уедем.
Она покорно согласилась.
Григорий снял с себя винцараду, укутал жене ноги и вышел из шалаша в одном полушубке.
— Продует тебя, — крикнула вслед Дарья.
— Ничего.
— А собрался куда?
— Сетки трусить.
— Я помогу.
— С Павлушкой управлюсь.
И, согреваясь взмахами рук, он побежал вокруг саней, у которых стояла на привязи лошадь.
Рядом находилась стоянка молодого Белгородцева. Отец его остался дома, готовился к весенней путине, и Павел выехал один. Григорий бросил лошади охапку сена, окликнул Павла. Возле саней зашевелился черный ком, потянулся вверх высокой тенью.
— Иду, дядя…
Белгородцев в движениях был неуклюж, медлителен и шел не спеша. Приблизившись, остановился, закурил цигарку. В бледной вспышке огня перезрелыми вишнями сверкнули зрачки маленьких глаз на бронзовом лице. Из-под заячьей ушанки выбивался клок черных волос, кольцами скатывался по крутому лбу к переносице. Павел смачно сосал цигарку, клубами выпуская изо рта сизый дым.
Из шалаша доносился глухой кашель Дарьи.
— Вот еще грех, — вздохнул Григорий. — Поехала, а теперь бухикает. — Он достал из саней топор. — Сетки потрусим?
Павел утвердительно кивнул головой.
Они захватили восьмиметровый деревянный шест, корзины и направились к ополони.
Григорий перевязал себя поперек веревкой, а другой конец отдал Павлу.
— Держи крепче.
Взяв топор, он опустился на четвереньки и пополз. Временами останавливался, пробовал лед. Возле большой проруби потюкал топором, крикнул:
— Лед надежный. Валяй, Павлуша!
Павел пустил по льду корзины, лег на брюхо и тоже пополз. Они перебрали сети, вытрусили два десятка чебаков и двух сомов. Григорий перевел потухший взгляд на черное пятно проруби.
— Мало. — Он отодвинул корзину, стал собирать чебаков. Возле него ползал Павел и привязывал к корзинам концы запасных веревок.
— Дядя Гриша! Может, еще поставим сети?
Григорий молчал.
— Гляди, на зорьке и наклюнется что…
Не дождавшись ответа, Павел надел на ноги бузлуки и потащил корзины к саням. Под ним гнулся, звенел лед.
— Погоди!
Павел вернулся, взял шест, стал прогонять подо льдом перетяги. Григорий ловил их в маленьких прорубях, проводил дальше.
Когда поставили сети, Павел спросил:
— А мои будем трусить?
— На заре перетрусим.
И они захрустели острыми бузлуками по хрупкому льду.
На стоянке Григорий высыпал рыбу, сердито отбросил корзину. Из шалаша вышла Дарья.
— Ни глазу, Дарьюшка. Дурной лов.
— Домой бы…
— Погоди. Может, на зорьке косяк подойдет. Жалко. Труда сколько положено.
Григорий повел взглядом и замер. В полукилометре от них бледно-розовым кустом расцветал костер. Видно было, как вокруг, словно прыгающие тени, метались люди.
«Сматываются», — подумал Григорий и вздрогнул: он услышал крик — будто крепкий удар кулаком под сердце:
— Васи-и-и-иле-э-э-эв!.. а-а-а-йся!..
Последнее слово не разобрал; бросил Дарье:
— Побегу узнаю!.. Чего они там…
Он бежал легко и быстро. Сердце прыгало в груди, словно рыбешка, запутавшаяся в сетях. Костер все ближе и ближе — будто сам плыл навстречу. Григорий уже видел, что рыбаки спешно сматывают сети, запрягают лошадей. И еще видел человека, который тоже бежал на костер с противоположной стороны.
— Куда ты?! — закричал Григорию дед Панюхай, сутуловатый старичок, повязанный поверх шапки теплым полушалком. — Сматывайся, говорят тебе!
— А что?
— Скорей, братцы… Лед пошел… — прохрипел подбежавший рыбак, падая в сани. — Четырех затерло крыгами… вместе с лошадьми…
Григорий подошел к саням.
— Видал, а? Что ж ты, чебак не курица, погибели себе пожелал? — набросился на него Панюхай.
— Где ваша стоянка была? — спросил Григорий рыбака.
— На третьей версте от вас.
Круто повернувшись, Григорий помчался к Дарье.
Услышав тревожные крики, Дарья и Павел выбрали сети, и когда Григорий подбежал, лошади уже стояли в упряжи. Ни слова не говоря, Григорий схватил топор, начал с ожесточением рубить лед. Сделав прорубь, погрузил в воду прогон и уперся им в дно моря. Край проруби медленно приблизился к прогону, тяжело налег на него.
— Тронулся… — тяжелым вздохом вырвалось у Григория.
И в это мгновение по морю прокатился гул, похожий на отдаленный орудийный выстрел. Лед закачался, задрожал, резко затрещал винтовочным разнобоем.
— Гони, Паша! — И, прыгнув в сани, Григорий тронул лошадь. Он с остервенением сек ее кнутом, хлестал по крупу ременными вожжами. Сзади него кашляла Дарья, толкала в спину:
— Шибче, Гришенька, шибче! Опоздаем!
Брошенный рыбаками костер огненной птицей пронесся мимо, рассыпая искрящиеся перья. Лошади чуяли опасность и изо всех сил рвались вперед. Они храпели, вытягивали шеи, время от времени опережали одна другую. Но вдруг почти враз остановились и, вздыбившись, попятились. Впереди, метров пятьдесят в ширину, чернела полоса воды. Она заметно ширилась, вздувалась, плескалась беспокойными волнами о край льдины. Григорий соскочил с саней, застыл у полыньи.
— Вот еще грех… — прошептал он.
Справа по образовавшемуся каналу тесным косяком шли небольшие льдины. Они трещали, скрипели, взбирались одна на другую, соскальзывали и, звонко шлепаясь, ныряли в воду. Лошади, храпя и шарахаясь в стороны, молотили по льду копытами. По небу побежали темно-серые тучи, густо посыпался мелкий колючий снег.
Павел и Григорий проехали километра два вправо, потом влево и вернулись на старое места. Кругом была вода.
Луна садилась за ледяной горизонт. Ветер усиливался, менял направление, кружил снежную пыль. Дарья подошла к мужу, испуганно проговорила:
— Как же быть?…
Он обернулся и крикнул:
— Павлуша, я остаюсь с сетками и лошадью!
— Я тоже не брошу.
Григорий взял веревку.
— Идем, Дарьюшка.
Он повел ее к косяку льдин, перевязал поперек веревкой.
— Жарь по крыгам на ту сторону и беги домой. Скорей, пока не поздно. Будешь утопать, вызволю.
— Вместе пойдем. Брось все, Гриша.
— Нет, — жестоко сказал Григорий и обнял жену. — Поцелуемся давай… Может… Знаешь сама, всяко бывает… Ну? — он поцеловал ее и почти столкнул на льдину. — Иди…
Дарья спрыгнула, зашаталась. Григорий попустил веревку.
— Смелее! Чего ты!..
Она перескочила на другую льдину и, взмахивая руками, пошла дальше. Григорий отдавал веревку, бросал ей вслед ободряющие слова:
— Ну, ну! Смелее! В случае чего — вызволю.
Она поскользнулась, упала на руки. В это время вздыбилась соседняя льдина, прижала ту, на которой находилась Дарья. У Дарьи подломились руки, и она шлепнулась в воду.
— Крепись, Дарьюшка! Жарь на руках! — закричал Григорий и тут же выругал себя. Он забыл дать ей бузлуки. Они облегчили бы Дарье трудный переход.
Льдина перевернулась, стала ребром. Дарья скатилась на другую, быстро поднялась и пошла.
— Вправо держи! Вправо!
Луна скрылась, и ледяной простор сковала темь. Из рук Григория выскользнул конец веревки. Он схватился за головку, задрожал от негодования: второпях взял самую короткую веревку. «Дойдет ли? Как теперь она?» — И принялся кричать до хрипоты. Но Дарья не откликалась. Он вернулся к лошадям, упал в сани и долго лежал безмолвно. Потом поднялся, махнул рукой.
