Виктор Подольский - Елена
— Вот я возьму тебя на свои (он подчеркнул «свои») раскопки, — откликнулся отчим. — Посмотришь, где по-настоящему клад отрывают.
Конечно же, мать не рассказала Виталию, что отчим, еще в недавнем прошлом активист, толковый и талантливый инженер, ради наживы и корысти бросил родное предприятие, свой коллектив, сколотил бригаду шабашников. Пользуясь нехваткой кадров и материалов, они по договорам вели строительство и монтаж котельных, кормоцехов в колхозах. Незаконно, правдами и неправдами, доставали оборудование, зашибали бешеные деньги. Не рассказала она сыну, что товарищи отчима перестали с ним здороваться, с презрением осудили его поступок.
— Поедешь со мной — не пожалеешь, пустым не воротишься, — вновь повторил Андрей Степанович.
И во время каникул Виталий поехал. Вернулся удивленный и изумленный. Такой суммы не получал даже дядя, не то, что он, начинающий и, по сути, ничего не умеющий юнец. Шабадаш купил себе модный костюм, магнитофон, мотоцикл.
— Ты что это шабашником заделался? — спросил Виталия соученик Костя, живущий по соседству.
Юноша промолчал, а вернувшись из школы, рассказал все матери.
— Завидует! — коротко резюмировала Маргарита Сергеевна. — Семья у них большая, на зарплату отца живут. Но проучить надо. Пусть не лезет в чужие дела. Сваргань-ка анонимку, закрой ему рот.
Виталий оторопел. Анонимку? На Костю? Лучшего друга? Ведь именно Костя первым привлек к себе новичка, когда Шабадаш переехал к матери и поступил в их школу.
— Это подло, — отозвался Виталий.
— Как хочешь. Ему простишь — другие заклюют. Думаешь, Андрею Степановичу легко? Много недоброжелателей расплодилось. Завидуют, что он за месяц больше, чем они за полгода, зарабатывает.
Первую анонимку Виталий писал под диктовку матери. Затем уже без ее помощи оболгал претендента на золотую медаль Володю Зыбкина. «Пользуется шпаргалками, списывает с книг. Так любой пятерку получит», — бросил он на классном собрании в отсутствии Володи.
И в то же время Виталий мог быть совсем иным, тут уж ни прибавить, ни убавить. Он помогал, не жалея времени, отстающим ученикам.
— Прошу, прошу, — доброжелательно приглашал он к себе домой второгодников Севу Попова и Вову Колкина. И вместе с ними до ночи просиживал над задачами, разбирал теоремы, выводил формулы. И уж кто-кто, а родители этих ребят до небес превозносили Шабадаша — его бескорыстие, общественную активность и гуманность. Отстающие школьники действительно подтянулись. И пусть не блистательно, но все же закончили школу. И слава о Виталии распространилась по всей школе, шагнула в районный и городской отделы народного образования. И то, что Шабадашу присудили золотую медаль не только никого не удивило, но и почти единодушно было расценено, как абсолютно правильное решение. Куда теперь? Конечно, в археологический. Пусть у кое-кого и более высокие заработки, чем у археологов, да и хлопот поменьше, чем у них, — его влечет любовь к познанию далекого прошлого, страсть к раскопкам и поискам.
— Археология изучает прошлое, а нас интересует будущее, — сказала мать Виталия, отвергая археологический факультет и связанный с этим переезд в другой город.
— Но ведь у него тяга, влечение, — возразил отчим, — не будем ломать ему жизнь. Хватит, что я ради денег… Пусть едет с богом.
— Дурь! Дурь и блажь! — резко бросила Маргарита Сергеевна. — В нашем городе такого факультета нет, а вновь расставаться, ехать неизвестно куда ради того, чтобы потом всю жизнь искать старые черепки… Нет, лично я за другое. За журналистский факультет нашего университета. Туда всегда огромный наплыв, а это говорит о многом.
— Нет и нет, — решительно ответил Виталий. — Я не манекен и распоряжаться собой не позволю.
— Вот ты как заговорил! — возмутилась Маргарита Сергеевна. — Тогда как знаешь. Езжай куда хочешь, хоть на Северный полюс, но на меня не рассчитывай…
— Тронут до глубины души столь нежной заботой, — отозвался Виталий. — Что ж, не помру, сам себе за лето заработаю, подамся, как это не противно, к Андрею Степановичу в шабашники.
— А отчим тебя не возьмет, — чеканя слова, проговорила Маргарита Сергеевна. — Там работы сворачивают. Приходится отказываться даже от опытных людей.
— Тогда попробую обойтись без вашей помощи.
Полтора месяца Виталия не было дома. Узнав адрес ближайшей археологической экспедиции, он поехал туда. Но без дяди все было не так, как раньше. Его, как не имеющего специальности, зачислили разнорабочим и попросили заниматься своим прямым делом, по сути, отстранив от поисков. Фотография «Сын экспедиции», опубликованная несколько лет назад в популярном издании, тоже особого впечатления не произвела.
— Спрячьте подальше журнальчик, — посоветовал руководитель экспедиции, — и не занимайтесь, пожалуйста, саморекламой. Вы были школьником, а теперь — вон какой вымахал. И не надо считать себя вундеркиндом и предъявлять претензии. Вас, надо полагать, интересует характеристика. Но со своей основной работой вы справляетесь весьма посредственно. Ничем, кроме, пожалуй, излишнего самомнения, себя еще не проявили.
Уязвленный Виталий взял расчет и без характеристики выехал в Москву. Столица, увы, тоже не встретила колокольным звоном честолюбивого абитуриента. Медалистов было хоть пруд пруди, штатных работников экспедиций и музеев, имеющих производственный стаж, — еще больше. На каждое место претендовало по нескольку человек. Переволновавшись, Виталий не проявил присущей ему эрудиции на собеседовании и, получив четверку на первом экзамене, потерял преимущества медалиста и вернулся домой.
Вскоре выпускник школы № 21 Виталий Шабадаш стал студентом университета. В аудитории рядом с несколькими вчерашними школьниками парни и девчата из сел и заводов. Многие уже поработали в заводской или совхозной многотиражке, познали труд литработника районки. Ходили в зной и непогоду пешком в ближайшие колхозы, месили сапогами невысыхающую грязь, «голосовали» на дорогах. С рассветом посещали фермы, поднимались в горы к чабанам. Парни и девчата с непонятным для Шабадаша восхищением рассказывали обо всем этом, радуясь тем немногочисленным заметкам, которые удалось опубликовать в газете. Бодро звучала в общежитии и на самодеятельных вечерах известная песенка, не вызывавшая у Виталия особого энтузиазма: «Трое суток не спать, трое суток шагать ради нескольких строчек в газете. Если б снова начать, я бы выбрал опять бесконечные хлопоты эти».
Нет, если б снова начать, Виталий, теперь уже студент третьего курса, хорошо бы подумал и спустя год вновь попытался поступить на археологический. Все, все, для чего старался и старается (он это отчетливо ныне понял) только иллюзия, мираж. «Закончишь факультет журналистики и перед тобой блистательная будущность. Не перелопачивать землю в поисках обломков туалета какого-нибудь фараона, а формировать широкое общественное мнение, — убеждала мать, юрист по образованию. — Ты ведь способный, умный, можешь быть международным комментатором, к голосу которого прислушиваются тысячи или даже миллионы, главным редактором или собственным корреспондентом где-нибудь за границей, — размечталась она. — Представляешь, министры приглашают тебя на пресс-конференции, выдающиеся деятели искусства — на персональные выставки или театральные премьеры, главы государств дают интервью, деловые люди добиваются свидания с тобой»…
Увы, университет не обеспечивал ничего похожего. Его выпускники, как правило (за небольшим исключением) направлялись в районные газеты или на целину, подолгу ожидали очереди на комнату, вели полукочевой образ жизни. Уже впоследствии наиболее одаренных приглашали и в аппарат центральных газет, журналов, на телевидение или радио, посылали собственными корреспондентами за рубеж. Но это все потом. И наиболее даровитых!
Поняв это с опозданием (но так и не осознав всей будничной сложности журналистской работы и за границей, и в центральной печати), Виталий захотел было перевестись на философский факультет. Но проректор посоветовал Шабадашу не философствовать, а продолжать учиться на своем факультете.
Теперь оставалась надежда зацепиться в аспирантуре или получить направление в крупный город. И Виталий старался во всю. Его безукоризненный матрикул допускал на свои странички только «пятерки». Но университет не школа, хотя и в нем порой при определении достоинств будущего специалиста исходят только из пятибалльной системы. Соратница анкет по учету кадров, скольких талантливых людей не заметила ты, пятибалльная система? Сколько получивших диплом с отличием проявляли свою несостоятельность при первой же буре в открытом море жизни.
И все же вуз — не школа. В этом Виталий убедился, когда вернулся с практики. Недовольно качал головой бывший журналист, а ныне доцент университета Александр Петрович Синченко, читая заметки и корреспонденции Шабадаша. Ни искринки жизни, ни капли волнения, сухой набор корявых, затертых до основания бесстрастных фраз. А ведь это рассказы о людях, их делах, их судьбах… Еще и еще раз перечитывал Синченко привезенные Шабадашем материалы. Искал хотя бы намеки на призвание.
