Виктор Подольский - Елена
Лена подняла одну руку, Саша — две.
— «Против» — нет! Воздержавшихся? Тоже нет. Принято единогласно, — торжественно отметил Александр.
Ранняя осень на юге — вторая весна. Спадает нестерпимый летний зной. Изнуряющая жара хоть порой и бросается в решительные контратаки, подымая ртутный столбик, но все же оставляет одну позицию за другой. Легче дышится. Все чаще шумят грозы и теплый душ щедро поливает иссушенную суховеями землю. Листья на деревьях еще сохраняют зеленую свежесть. И лишь некоторые из них покрываются веснушками — первым признаком приближающегося увядания.
Елена и Саша бродили по аллеям парка, радуясь солнцу, теплу, зелени. Вместе с ребятишками, точно дети, взлетали на качелях, от души хохотали, глядя на себя в комнате кривых зеркал, дружно аплодировали участникам самодеятельного цирка, толпились в очереди, ожидая столики в кафе.
На танцплощадке было многолюдно. Чинно кружились друг с другом, стараясь казаться взрослыми, школьницы, может быть, впервые пришедшие сюда. Осторожно вели своих дам мужчины далеко не первой молодости, познавшие, видимо, уже и сердечно-сосудистые недуги, и тяжесть ожирений. Подскакивали, тряслись, отчаянно размахивая руками, лихие парни в крикливых костюмах и их пестро одетые партнерши.
Лена любила танцы. Ей нравились и плавные легкие скольжения, и бурные вихревые па. В эти минуты она отвлекалась от всего, слышала только музыку, покоряясь ей и ритму танца.
Смолк оркестр.
— Развлекаемся? — услышала Елена иронический возглас.
Отпустив партнершу, к ним пробирался стройный рослый парень.
— Развлекаемся, — в тон ему ответила Елена. — А ты?
— На краткосрочном семинаре. Забежал сюда размяться, вспомнить, что такое город.
— Знакомьтесь, — посмотрев на обоих мужчин, спохватилась Лена.
— Быховский.
— Шабадаш.
XI
Как быстро идет время. Еще совсем недавно Виталий Шабадаш был в десятом классе, а теперь специалист с университетским образованием. Но насколько далек он от того, чего ждал, на что надеялся. Пожалуй, намного дальше, чем в те школьные годы, когда вместе с дядей Егором выезжал на археологические раскопки. Виталий с детства воспитывался у дяди. Известный археолог, участник многих экспедиций стремился привить племяннику любовь к далекой истории своей Родины, своего края.
— Вот этот неприметный черепок, эта кирка, эта наскальная надпись, — показывал он старинные вещи и фотографии, вывешенные на стенах кабинета, — помогают нам, Витя, изучать историю человечества, да, да, человечества, вводят в глубокие тайны прошлого. С незапамятных времен люди стремятся раскрыть, разгадать эти тайны.
Дядя рассказывал и перед мысленным взором школьника возникали, словно на телевизионном экране, живые картины давно минувших лет: Вавилон, шестой век до нашей эры, царь Набонид ведет раскопки. Он ищет в фундаментах построек надписи древних царей. Трудятся ученые, воины, рабы. Весел, радостен Набонид, не знает ни он, ни его окружение, что через несколько лет их родину завоюет персидский царь Кир.
Сменяется кадр: Древний Рим. Первый век до нашей эры. Страстно и вдохновенно доказывает свою правоту философ и поэт Лукреций. Вот перед ним какие-то надписи. Это схема периодизации истории: каменный век, бронзовый, железный. Ее и отстаивает ученый.
А вот на экране густой серый туман. Ни солнца, ни звездочки на небе. Это эпоха раннего средневековья. Прекращены все археологические изыскания. Наука под запретом.
Виталий напряженно глядит и тяжело дышит. И снова на экране яркий свет. Веселые лица. В археологические экспедиции направляются первые участники — эпоха Возрождения. А это что? Это уже 18 век. Раскопки знаменитой Помпеи, засыпанной еще до нашей эры вулканическим пеплом…
Дядя Егор вынимает из книжного шкафа золоченый альбом. На первой странице портрет Петра Первого. — Читай. Это его указы.
Виталий узнает, что великий Петр глубоко интересовался археологией, повелевал собирать в земле или на воде все, что «зело старо и необыкновенно».
— Перейдешь в шестой класс, поедешь со мной в экспедицию.
Лицо мальчика розовеет, глаза счастливо светятся.
— Честно?
— Честное пионерское, — усмехается дядя.
Он сдержал слово. Вместе со взрослыми Виталий вел раскопки насыпи славянорусских курганов, радовался находкам, учился у дяди определять их ценность. С тех пор все летние каникулы он проводил с экспедицией. Однажды столичный фотокорреспондент запечатлел мальчика на месте раскопок. В журнале появился снимок под названием «Сын экспедиции» с широкой текстовкой, рассказывающей о страстном увлечении школьника. Когда Виталий был в девятом классе, дядя умер. Умер внезапно, на работе, во время раскопок. Инфаркт настиг его в момент наибольшего напряжения, накануне весьма важных открытий. Шабадаш оставил дядин дом и переехал на юг, к матери. Она уже давно рассталась с отцом Виталия, не простившим ей слишком вольный образ жизни, когда он был на фронте. Отец вскоре вторично женился и уехал в Индию строить металлургический завод. Он регулярно присылал сыну посылки и экзотические подарки, вызывавшие зависть соучеников. Маргарита Сергеевна недолго горевала и вышла замуж за вдовца.
— Залог мира и взаимной адаптации по крайней мере в первые годы, — сказала она перед оформлением брака, — в том, чтобы ни моих, ни твоих детей пока с нами не было. Они будут напоминать о прошлом и отравлять настоящее. А это нам совсем ни к чему. Деньги им высылать — другое дело.
Тогда-то и отправила Маргарита Сергеевна Виталия к своему брату.
Прошли годы, и теперь он возвращался домой. Встреча была радушной, торжественной. Стол уставили яствами, выделили Виталию отдельную комнату.
— Ох и соскучилась по тебе, сыночек, — грустно сказала мать, обнимая Виталия. — Ушел малышом, возвратился взрослым. Теперь уж никогда не отпущу от себя.
— Действуй смелей, — говорил за столом отчим, нетерпеливо подымая рюмку. — Наполняй тарелку, не стесняйся, икорку бери красненькую, черненькую. Она чертовски хороша после тоста. Балычок там, семгу не забудь. Вот так. А теперь поднимем рюмашки за союз старшего и младшего поколений, за самостоятельность и деловитость.
— Очень правильно! — поддержала мужа хозяйка. — И все дядины причуды забудь. Пора уже по-настоящему заботиться о будущем. А то непутевый Егор, пусть земля ему будет пухом, закрутил тебе голову, надоумил перелопачивать грунт.
— Вы напрасно так, мама, — возразил Виталий. — Это очень интересно и важно. Особенно для изучения эпох, когда еще не было письменности.
Виталий поднялся, заговорил горячо:
— Письменность ведь появилась только пять тысяч лет назад. Только пять тысяч! А предшествующий период развития человечества — около двух миллионов лет. Сравните две цифры: 5 тысяч и 2 миллиона. И все, что происходило за это время, стало известно лишь благодаря археологии.
— Два миллиона — это убедительно, — улыбнулся отчим, — поднимем рюмашки за них.
— Даже письменность на первые две тысячи лет — египетские иероглифы, вавилонскую клинопись, греческое линейное письмо открыла все та же археология, — вдохновенно продолжал Шабадаш. — Это же чудо, настоящее чудо.
— За вавилонскую, как она там, клинопись, да? И за все это чудо. Будем здоровы, — снова провозгласил отчим.
— Твой дядя многого добился, собирая черепки? — ухмыльнулась мать.
— О, конечно, — не почувствовав насмешки, ответил Виталий. — Его знают археологи в Москве, Ленинграде и в других городах.
— Я спрашиваю совсем о другом, — уточнила хозяйка. — О жизненных благах. Ты еще совсем непрактичный ребенок, хоть уже в девятом классе. Много Егор накопил для себя? Вот Андрей Степанович, — она показала на мужа, — достоин подражания. И дом, как видишь, не пустой, и хлеб, и к хлебу. Машина в своем гараже. А ты — раскопки…
— Ну при чем же здесь гараж? — кипятился Виталий. — Вы просто не понимаете, не отдаете себе отчета, как эти раскопки нужны.
— Не будь наивным ребенком. За себя бороться надо. Реальную, понимаешь, реальную жизнь знать. Думаешь, Андрею Степановичу сразу повезло? О, сколько преград было. Но он их обошел, кого добром, кого злом сковырнул. И стал тем, кто он есть. И между прочим, по моей инициативе: уметь обойти, выйти вперед не так просто.
— Соревнование? Правильно. Надо идти вперед, обгоняя других, добиваясь победы, — согласился Виталий.
Мать и отчим расхохотались.
— Нет, ты так и остался ребенком, говоришь языком газетных статеек. Сколько ты там получал на этих раскопках?
— Да разве в этом дело, мама? Я узнавал, познавал.
И вновь его ответ вызвал смех супругов.
— Вот я возьму тебя на свои (он подчеркнул «свои») раскопки, — откликнулся отчим. — Посмотришь, где по-настоящему клад отрывают.
