Светлана Смолина - Медвежьи сны
Первую песню она спела из рук вон плохо, извинилась перед публикой и взяла себя в руки. Следующие два часа она пела, как под гипнозом, почти неотрывно глядя в холодные глаза медведя.
«Что ты наделал, Димка! Что мы оба натворили!»
Но мужчина смотрел без выражения и курил одну за другой. А потом его телефон, лежащий возле тарелки, взорвался звоном. Дмитрий Алексеевич прищурился на высветившийся номер и, сжав аппарат в ладони, вышел из зала, потеряв интерес к сцене.
Официант подал ей очередную записку, и Маруся открыла сложенный пополам листок из ежедневника. Почти по диагонали твердым размашистым почерком было написано «Аненский. Звезда». Маруся, оцепенев, снова пробежала глазами по одинокой строчке. Сомнений быть не могло, она знала этот почерк и знала человека, который никак не желал запомнить, что фамилия поэта, как и его имя, пишется с двумя буквами «н».
За столиками шумели, кто-то потребовал Успенскую, на него зашикали и голосом пожилого человека вежливо попросили «Пять минут».
Маруся едва нашла в себе силы оторваться от листка и оглядеть зал, где не было свободных мест. Мельтешили официанты, стайка девиц перемещалась от одного столика к другому, и она никак не могла сосредоточиться и увидеть человека, приславшего записку. В том, что он наблюдает за ней сейчас, она нисколько не сомневалась.
– Ну что поем, Маруся? Что ты вытащила в лотерею? – тихонько спросил Сергей Сергеевич, с легким недоумением глядя на окаменевшую, как жена Лота, примадонну.
– Сейчас… – рассеянно ответила она и пошла в глубь сцены.
Через несколько секунд она вернулась с гитарой и села на услужливо подставленный Сергеем Сергеевичем стул, водрузив потертый корпус на колено и пробежав пальцами по узкому грифу.
Шевеление в зале стихло, ближние столики обернулись к сцене, на которой происходило странное действо. Взяв несколько аккордов и подтянув колки, Маруся вытащила заколку из волос, и тяжелые пряди упали ей на плечи. Она встряхнула пшеничной гривой, как молодая кобылка, выпущенная в весенний загон, и снова бросила короткий взгляд в зал. Тот, кто видел ее сейчас, должен быть оценить этот жест. И он оценил, отложив бесполезное меню и готовясь услышать их песню.
Его жена запела практически без проигрыша, сразу влилась в мелодию, будто пела ее все эти месяцы вдали от дома, и все предыдущие годы, и вообще всегда.
«Среди миров, в мерцании светил, – ее голос взлетел над головами публики и устремился к самому потолку, скрывавшему таинственные миры, о которых писал поэт. – Одной звезды я повторяю имя, не потому, что б я ее любил, а потому, что мне темно с другими».
Сколько раз Димка Климов повторил это в их юности, не умея толком сказать, что чувствует к ней, не смея даже произнести слово «любовь». «И если мне на сердце тяжело, я у нее одной ищу ответа, не потому, что от нее светло, а потому, что с ней не надо света!»
Сильный Марусин голос разносился над притихшим рестораном, и завсегдатаи переставали жевать и пить и забывали подносить ко рту зажженные сигареты, потому что никто не видел раньше такой Маруси Климовой, не слышал такого голоса в обрамлении незамысловатых гитарных аккордов. Песня оборвалась внезапно, и Маруся еще помедлила, прикрыв ладонью затихающие струны, встала и поставила гитару рядом с собой.
– Зачем ты приехал? – спросила она, глядя в зал и щурясь от сигаретного дыма. – Год прошел.
Люди за столиками оглядывались в поисках чужака, и Маруся даже разглядела две плечистые фигуры в дверях, но никак не могла… И тут он встал во весь рост. У нее сразу же сделалось несчастное лицо и вымученная улыбка, а руки замирали и снова сходили с ума, потому что на пальце давно не было кольца, от которого напоминанием о двадцати прожитых годах осталась бледная полоска.
– Догадайся.
Он шел к сцене как танк, не замечая препятствий. И препятствия предпочитали сами убраться с его пути, отодвигая стулья и опасливо сторонясь. С момента, как он возвысился над залом, всем стало ясно, что это ее муж, потому что таким и должен был быть ее муж – основательным, как бронированный мерседес, и уверенным в себе, как президент.
– Дима, год прошел! – повторила она тише и обняла себя руками за локти, будто к ней направлялся не человек, а ледяной ветер из Арктики.
И, казалось, весь зал видел, как она замерзала, бледнела, реже дышала, и даже темные омуты зрачков подернулись хрусткой ледяной коркой.
– Иди сюда, – сказал Дмитрий Климов, подойдя к ступеням, и протянул руку. – Спускайся.
Ей ничего не оставалось, как положить пальцы в развернутую ладонь и довериться его силе и справедливости. И по мере того, как она спускалась, она становилась все меньше. И вскоре в зале рядом с его массивной фигурой совсем исчезла прежняя Маруся, которую знал город.
– У меня теперь другая жизнь.
– Ты поиграла в другую жизнь, пора возвращаться.
– Прошло много времени…
– Не для меня.
– Но Димочка!..
Она непривычно попыталась спорить, но он взял ее за плечи и встряхнул, словно приводя в чувство.
– Дура ты, Мышь! Сбежала, как дворовая девка. Я чуть было не подумал, что к любовнику…
Маруся улыбнулась через силу и неопределенно качнула головой.
– Скорее, от твоих любовниц.
– Ты же знала, что они никто для меня. Ты всегда была умнее всех.
– Я устала соревноваться с твоими подругами.
– Тебе пришлось со мной трудно, – с неуклюжим сочувствием сказал он и провел пальцами ее по щеке. – Я понимаю.
– Очень.
Она еле сдерживала подступившие слезы, разом окунувшись в воспоминания прожитых лет и того последнего дня, когда приняла решение уйти.
– И ты решила, что станет легче.
– Я надеялась…
– Получилось?
– Стало совсем по-другому, но тоже трудно, – призналась она, глядя на идущего по проходу хозяина.
Зал замер, даже ножи и вилки перестали стучать по фарфору, а Сергей Сергеевич оставил в покое клавиши и заерзал на круглой табуретке.
Человек, бывший двадцать лет ее мужем, усадил ее на ближайший стул и устроился напротив, даже не подозревая, что оба стула были навсегда приписаны к хозяйскому столу.
– Не помешаю?
Дмитрий Алексеевич остановился возле своего места и сверху вниз смотрел на непрошеных гостей, но самоуверенный Климов махнул рукой, позволяя ему сесть. Маруся почувствовала, как ее щеки загораются румянцем.
– Как ты нашел меня, Дима? – первой спросила она, прервав затянувшуюся паузу.
– Мне позвонили.
– Позвонили?
– Приятный женский голос на удивление легко обошел моего референта. Когда я услышал твое имя, мне осталось только записать адрес и вызвать машину. Похоже, твоя конкурентка очень хочет избавиться от тебя.
– И не она одна, – вздохнула Маруся.
– Ты увела у нее мужика, да, Мышь?
– Дима, я не думаю…
– Это я не думаю, что ты целый год хранила мне верность. Я бы удивился…
– Не хранила, – созналась она с выпрыгивающим из груди сердцем. – У меня есть мужчина.
– У тебя был мужчина, – желчно напомнил он. – Пока я не приехал и не забрал тебя в Москву.
– Ты не можешь забрать меня, я тебе изменила.
– Мы в расчете!
– Разве год моей неверности компенсирует двадцать лет твоих похождений?
– Нет никакой разницы, Машка. Один или сто – это все равно измена.
– Формально это не измена, потому что я ушла от тебя.
– Ты не подала на развод. Ты носишь мою фамилию, в твоем паспорте стоит штамп. Ты до сих пор считаешь меня своим мужем, – усмехнулся чудовищно логичный Климов и похлопал ее по руке.
– Все не так просто…
Она искала слова, но впервые слова не хотели находиться. Она ждала поддержки, но хозяин медвежьего угла молчал.
– Кто он? – первым прервал паузу муж. – Ты хотя бы нашла мне достойную замену?
– Дима, прошу тебя…
– Судя по этой безделушке, – Дмитрий Климов с уважением провел пальцем по браслету на ее запястье, – моя девочка сделала правильный выбор и ни в чем не нуждалась.
– Она нуждалась в любви и заботе, – ответила Маруся на немой вопрос Дмитрия Алексеевича, не повернув головы.
– Если он не заботился о тебе, он не достоин тебя. Ты же привыкла иметь только самое лучшее, да, Мышь? Где в этом захолустье можно найти мужика с деньгами и положением? Если только он не какой-нибудь мафиози местного розлива.
– Тут все по-другому, Дима, и ты не можешь судить о человеке, не зная его.
– Но я могу судить о наших с тобой отношениях. За двадцать лет никто не узнал тебя лучше. И никто не заботился о тебе больше, чем я.
– А потом ты разлюбил…
– Это ты так видела, Мышь! А мы просто устали. Все устают. Этот год многое поставил на свои места.
– Так и есть. Я попыталась разобраться в себе, Дима…
– Вот и умница. Значит, я вовремя приехал за тобой.
– Климов! – Маруся на мгновение зажмурилась. – Я не готова начать сначала.
– Машка! – Дмитрий Климов придвинулся вместе со стулом и поймал ее нервные пальцы в ладонь. – Не будь такой эгоисткой. Даже я готов начать сначала. И ты ведь не думаешь, что моя семейная жизнь была сплошным удовольствием? Ты помнишь, через что я прошел с тобой?
