Александр Самойленко - Долгий путь домой
– Где же? – поинтересовался Кузякин.
– Там, где они есть. А там, где нет, их можно строить. Даже нужно! – Баро смотрел на Кузякина, подрагивая, как голодный медведь на тазик с медом. – Вот здесь была церковь, а какие-то нелюди её спалили. Мы теперь новую строим. Капитально!
– Это по какому закону? – поинтересовался Муамар Кузякин.
– По закону православной русской жизни. Слыхал про такой?
Кузякин задумался. Такой закон ему был неизвестен. Грим с веселым любопытством наблюдал за Сексотом. Решил помочь ему.
– Ты что, не русский что ли, такого закона не знаешь?
Тут Кузякин слетел с гаек, затрясся, заорал:
– А вы… цыгане, узбеки всякие… понаехали тут! Церквы строите, деньги наши зашибаете! Да еще про православие вякаете!
Баро рванулся с места. Грим схватил его за руку.
– Беги, Муамар! Если он вырвется, тебе песец!
Кузякин побежал вниз по косогору, размахивая папочкой, как одним крылом. Отбежав на безопасное расстояние, притормозил, крикнул им:
– Ту сожгли – и этой не будет! – и заскочил в свой дом.
Через несколько минут Кузякин вышел из дома при том же параде, только сменил бриджи на брюки, и нервно зашагал по дороге на станцию. Иногда он вскидывал руку и грозил в небо пальцем.
– Что это было? – спросил Баро.
– То ли еще будет… – сказал Грим, провожая Сексота взглядом. – К Клычову поехал. Так что жди братков.
– А-а-а! – с каким-то радостным злорадством воскликнул Баро. – Братки – это хорошо, это нам привычно. Знать бы только, когда и сколько.
– Это будем знать, – сказал Грим. – Я позвоню одному человеку, он мужик серьезный, все отследит, – и пошел в сторону ото всех. Отойдя подальше, позвонил.
– Артем, здравствуй, брат. Как ты говоришь, даю вводную. Я в деревне, мы здесь церковь строим. А земля оказывается Лядова, одну церковь они здесь уже сожгли. Завтра Клычов с братками приедет стройку нашу жечь и деньги с меня выбивать. Мне надо знать, когда они выедут, сколько их будет и что возьмут с собой. Нет, тебе с ребятами приезжать не надо, мы тут сами… Нас человек двадцать наберется.
В свободное от Лядова время Матильда обслуживала Клычова. Он сидел в своем кабинете по пояс голый, она стояла за его спиной, массажировала ему шею, загривок вокруг шейного позвонка, выбитого майором Брагиным. На чёрном столе стоял шейногрудной корсет из розовой пластмассы, смахивающий на освежёванную верхнюю часть скелета. Матильда елозила ладонями по его хребтине и тупо смотрела в окно. Иногда губы её брезгливо кривились. Клычов постанывал, тоненько охал, но было непонятно – от боли или от удовольствия. Уполномоченный Кузякин сидел напротив шефа. Он возмущенно всплескивал руками, пучил глаза.
– Это куда годится, беспредел такой творить! Я ему документ предъявляю, объяснение делаю, а он меня каким-то муамаром обзывает! А цыган, чёрный такой, лохматый, он начальник стройки, говорит, что он нашего начальника в гробу видал… – Кузякин привирал немножко, но в общем картину рисовал правильную. – Я говорю, есть законные интересы владельца земли, а он мне говорит, что яйца выкрутит и в уши вставит. Совсем незаконопослушный!
При упоминании яиц и ушей Матильда слегка оживилась, перевела овечий взгляд на уши Кузякина, буркнула:
– Не влезут, – и опять уставилась в окно. Клычов хмыкнул. Кузякин реплику не понял, он кипел от негодования и выказывал ретивость.
– Как появится церковь, людишки понаедут, богомольцы всякие, как их потом сковырнешь! Её надо щас, пока она незавершенка, кончать.
– Будем кончать, – сказал Клычов. – Нам этот бедлам там не нужен. На той земле другие дела будут…
Кузякин вдохновился, заговорил с новой силой.
– Он вообще всех нас достал, землячок этот. Позвал деревню в гости, вроде как обмыть свой приезд. Бабы расстарались, стол накрыли. А он дождался, когда люди подопьют, и Сталиным прикинулся. Всех до смерти выпугал, гад!
Клычов встрепенулся, вскинул глаза на Кузякина.
– Повтори!
– Ну, он это, как артист, Сталиным прикинулся, трубку курит, как грузин говорит: Берии скажу, он всех вас расстреляет! Это какое отношение к людям?!
– Он один приехал? – вроде мимоходом спросил Клычов.
– Нет, не один. С бабой. Она такая вся из себя… манерная. – Кузякин покрутил перед собой пальцами, будто обеими руками вкручивал лампочки. – Ходит по деревне, языком чешет, мол, я графиня, у меня денег как грязи, я, мол, легко церковь вам построю…
– Фамилия у нее какая? – Клычов занервничал.
– Фамилия… – Кузякин начал вспоминать. – Она какая-то… плодовая у неё. На «гэ»… Вроде как Грушкина, что ли…
– Грушницкая?
– Точно! – обрадовался Кузякин. – Так и есть, графиня Грушницкая! Это как раз её прадед ту церковь строил, помните, которую, мы это…
– Рот закрой, – сказал Клычов. – Сейчас они где?
– Он там, в деревне, с цыганом с этим, а она не знаю, может здесь, в городе. Точно не скажу.
– Всё, Матильда, спасибо. Помоги нацепить эту хрень!
Матильда развернула за спиной Клычова его доспех. Он всунул в него руки, сцепил на груди липучки, натянул черную водолазку, которая обвисла на розовой пластмассовой шее, и стал похож на индюка.
– На-ка вот, возьми на радостях, – он протянул Матильде пять тысяч. Массажистка сунула купюру в карман, поблагодарила:
– Счастливо вам радоваться! – и, играя задом, вышла из кабинета. Зачарованный Кузякин проводил её до двери прилипчивым взглядом. Клычов, уже оживленный, энергичный, насвистывая «чижика», иронично следил за Кузякиным.
– С тобой, значит, так… За бдительность хвалю. Сейчас езжай домой. Вопрос мы будем решать.
Услышав похвалу, Кузякин зачастил просительным тоном.
– Мне бы это, зарплатку получить, если можно, за два месяца. А то жена говорит, поросят на откорм пора покупать…
Клычов позвонил бухгалтеру, велел выдать Кузякину две зарплаты и премию в размере оклада.
Оставшись один, он походил по кабинету, размышляя и насвистывая. По привычке сказал сам себе:
– Ну что, теперь будем мочить. До упора! – И, потирая ладони, пропел. – Ваше благородие, госпожа удача…
Брагин отзвонился утром следующего дня. Грим пересказал Баро, услышанное от майора:
– Выехали из города. Черный микроавтобус «Фольксваген» и черный джип «Ауди». В автобусе пятеро и шесть канистр бензина. В джипе четверо, Клычов и три братка. У всех стволы.
Баро глянул на часы, сказал Гриму:
– Часа через два будут здесь. Ты мужикам скажи, а я со своими переговорю.
Деревенские обступили Грима, узбеки сомкнулись вокруг Баро. Крановщику он сказал:
– Василии, у тебя внуки… Ты иди в кабину и не высовывайся. Это не твоя война.
Начали обсуждать плохую новость. Сговорились быстро, мужики даже как-то обрадовались, воодушевленные разбежались по домам вооружаться. Вышли, сели у своих калиток с ружьями, ожидая команду «К бою!» Узбеки перенесли в палатку какой-то ящик, примерились к лопатам, какие покрепче. Гордик сделал звонок…
– Митяй, там фраера городские к нам едут церкву сжигать, ты их пропусти сюда и сзади прижми с калашом.
Баро кинулся к Гордику.
– С каким «калашом»?!
– С каким, с нормальным калашом!
Баро вырвал трубку у Гордика.
– Митяй, твою мать, по людям и по машинам не стрелять! Ты же их порежешь с калаша как капусту! Только поверх голов, для испуга, понял? – он зло заорал на мужиков:
– Вы что, охренели?! Посадят же всех!
– А чо патроны зря тратить, – рассудительно сказал Семён.
– «Чо», «чо», через плечо! – нервничал Баро. – Вы голову-то включите! Надо напугать их покруче и выгнать отсюда. Понятно?
– А если они нас конкретно мочить начнут? – спросил Семен. Мужики дружно уставились на Баро, дескать, тогда что?
Баро тяжело вздохнул.
– Ну… Тогда как пойдет. Но вы смотрите, сами раньше не начните. А то они же еще и в пострадавших окажутся. Патроны-то у вас есть?
– Найдутся, – солидно сообщил Гордик.
– Чем снаряжены?
– Дробь. Пятерка. На утку, – доложил Гордик.
– Это другое дело, – успокоился Баро. – Пятеркой по машинам можно. Но не специально!
Оглядев боевые порядки, он сунулся в кабину своего джипа, достал пятизарядное ружье, положил его на передний бампер.
– Вещь! – завистливо заметил Семен.
Ждали долго. Расслабились, начали болтать, даже заспорили насчет своих ружей. Гордик зацепил Грима.
– Товарищ Сталин, а за победу по сто граммов нальешь?
Все заржали. Не суетились только узбеки, безмолвно сидели за столом, невозмутимо пили зеленый чай из термоса.
Заверещал телефон. Гордик схватил трубку.
– Понял, Митяй! – и напряженной скороговоркой, с придыханием, сообщил Баро. – Въехали на нашу грунтовку. Митяй их сзади пасёт. Сейчас будут здесь.
Черные машины вынырнули из леса, подстроились поближе друг к другу и поползли к стройке. Уже видны были эмблемы на радиаторах, «Фольксваген» и «Ауди»…
