Светлана Смолина - Медвежьи сны
– Что-то я сегодня в ударе…
– Ты сегодня не в себе, – возразил старенький иллюстратор и увел ее со сцены.
На стоянке перед рестораном Дмитрий Алексеевич курил, облокотившись на капот лексуса. Маруся подала ему ключи на ладони, а он сжал ее руку и потянул на себя.
– Машка, не дури! Едем домой.
– Я отчистила дверь, – с усталым вздохом ответила она, – купила еды, вымыла Фильку. У меня есть все, что нужно, чтобы спокойно жить, никому не мешая и не ущемляя ничьих интересов. Надеюсь, твои протеже оставят меня в покое и я буду как раньше петь.
– Если я тебе позволю, – напомнил он, стиснув Марусину ладонь.
– Ты можешь испортить мне жизнь, – согласилась она и поморщилась. – Но это не изменит того, что ты одинокий медведь и я не нужна тебе. Я позволила тебе владеть мной, хотя знала, что рано или поздно ты вернешься в свою прежнюю жизнь. А я останусь еще одной твоей победой.
– Ничего не изменилось, ты все еще моя!
– Так заставь меня!
Она высвободила руку, открыла дверь и, пропустив Фильку на пассажирское сиденье, забралась за руль.
– Маша, прошел почти год. – Хозяин смотрел исподлобья. – И за целый год ты не научилась понимать меня.
– Знаешь, Дима, давай я кое-что объясню, чтобы ты не говорил, что я не пыталась. У моего мужа множество недостатков. Климов прожженный бабник и безнадежный сукин сын, у него гадкие родственники, и его чертова работа отняла огромный кусок моей семейной жизни. А еще он орет на подчиненных и ругается матом как сапожник, может выпить за вечер бутылку виски и не притрагиваться ко мне по три месяца… Но он никогда не позволял своим подстилкам даже смотреть в мою сторону, потому что он любил меня. Потому что есть я и есть все остальные. И я для него никогда не была, как все.
– И так ты обошлась с человеком, который тебя любил? – Он не просил, чтобы она изливала душу, но уж если захотела сама, то ей придется услышать его мнение. – Ты бросила его и сбежала, как последняя дура.
– Потому что у нас возникли трудности, – возразила Маруся, не поддавшись на провокацию. – Но он ни разу не унизил меня и не позволил никому мучить меня. И я никогда не забуду эти двадцать лет.
– Почему же такой замечательный муж не приехал забрать тебя отсюда?
– Он же не знает… – начала было она, но Дмитрий Алексеевич усмехнулся и полез в карман за зажигалкой.
– Что на машине установлена спутниковая система слежения? Или у него ума не хватило подать в розыск любимую жену, пропавшую вместе с машиной?
– Но я не пропала, я оставила записку, – залепетала враз потерявшая уверенность Маруся.
– А я бы пришел в милицию и сказал, что нет ни женщины, ни машины, и записки тоже нет. Три дня – и они станут землю рыть, потому что пропала жена уважаемого человека на баснословно дорогой тачке.
– Ты намекаешь?..
– Повзрослей наконец! Это не ты бросила мужа, это твой муж бросил тебя.
– Ты говоришь это специально, чтобы сделать мне больно! – поморщилась Маруся, сдерживая слезы. – Ты придумал эту историю… чтобы оправдать себя.
– На кой черт мне оправдывать себя? Я не сделал ничего плохого.
Она горько усмехнулась и завела двигатель, но мужчина не позволил ей закрыть дверь.
– Ты ничего не поняла, Маша, – хмуро заметил он. – И зная твою биографию, глупо было надеяться…
– Глупо, – подтвердила она и спохватилась: – А что с моей биографией?
Но он оставил ее без ответа, просто удерживал дверь и выжидал, как медведь, встретивший охотника в своих угодьях. Маруся нервничала и не догадывалась, чего он ждет, и совсем не понимала, чего ждет сама.
– Маша, я хочу, чтобы ты вернулась, – противореча самому себе, вдруг попросил он. – Нет таких проблем, которые я не смогу решить. И если это Люськины происки…
– Ты снова сомневаешься в моих словах.
– Я должен знать наверняка, а не слушать бабские сплетни. Все, что происходит, – не Люськин уровень.
– Она ненавидит меня. И другие…
– Дались тебе мои бабы! – рявкнул он, выйдя из себя. – Как будто, ложась со мной в постель, ты не видела, с кем связываешься!
– Я видела, да. И до последнего момента не была уверена, что смогу все это пережить.
– Ты не смогла пережить, что я достался тебе не девственником?
– Господи, ну при чем тут это! – всплеснула руками она. – Я понимала, что однажды ты захочешь меня бросить.
– Черт возьми, Машка, ты совсем, что ли, дура? – Он схватил ее за запястье и потянул из машины. – Это ты бросаешь меня!
– Да, точно! – Она выкрутила руку из его пальцев и потерла нахмуренный лоб. – Мы попробовали, и ничего не вышло.
– Мы и попробовать не успели, как ты струсила.
– Потому что мне страшно, Дима. Мне физически страшно, а ты не хочешь этого увидеть!
– С тобой ничего не случится, я обещаю.
– Я не уверена…
– Машка, я в последний раз прошу… Больше не стану!
– Да, – эхом откликнулась она. – И я не стану. Спокойной ночи, Дима!
Медведь в нем вдруг устал от противостояния и отступил, позволил ей уехать, раствориться в темноте вместе с красными огнями лексуса. Но для него это был не конец, даже если она твердила, что все кончено.
Ему нужно было время, чтобы узнать, кто руководит бунтом в его городе, потому что Люське это было не под силу. Она всего лишь похотливая сучка, охочая до его денег и его возможностей. Она могла бы поцарапать Марусину машину или звонить по ночам и говорить в трубку гадости, или даже спровоцировать драку, но организовать травлю, когда сотни людей отказываются быть свидетелями и в нужный момент отключаются видеокамеры в подъезде, ей было не под силу. Кто-то копал под него, не под его женщину. Женщина была всего лишь прикрытием, способом достать его, заставить сделать глупость, вроде открытой войны с бабами. Маруся ничего не понимала в войне, в стратегии и тактике, в разведке и партизанщине, и ей казалось, что вокруг нее с нарастающей скоростью крутится мир и грозит обрушиться и погрести ее под обломками. Однако мир крутился вокруг него, и кто-то решил повернуть это движение вспять.
Но она носится со своей уличной псиной и ничего вокруг себя не замечает. А он купил ей кольцо и чуть не сказал, что хочет остаться с ней навсегда. И слава богу, что не сказал. Потому что, как оказалось, ее драгоценный муж даже под руку с очередной пассией в сотни, в тысячи раз лучше, чем одинокий медведь в своем медвежьем углу.
Он стоял посреди опустевшей стоянки и думал, что совершил ошибку, доверившись, как мальчишка. А в пятидесяти метрах от ресторана Костя наблюдал за шефом и монотонно рассказывал в трубку:
– Просто поговорили, и она уехала. Нет, только за руку подержал. Откуда я знаю? Вернется и нарежется, как скотина. Или домой поедет и там нарежется. У него планы меняются, как у бабы. Он скоро совсем от нее спятит. Так что, не тяни резину, действуй.Теперь Дмитрий Алексеевич ездил в ресторан каждый вечер и слушал, как она поет. Но она перестала петь для него, и он чувствовал, что все изменилось. Ее голос был далеким и неузнаваемым, каким не был даже в первый день, когда он устроил ей испытание публикой. За неделю он не произнес ни слова, хотя каждый раз, когда она садилась в машину, он оказывался на стоянке с зажатой в пальцах сигаретой. Филька, пробегая мимо, весело махал ему хвостом и даже пару раз подошел и потыкался холодным носом в руку, выпрашивая ласки. Мужчина рассеянно потрепал его между ушами, и пес потрусил к хозяйке. На второй неделе хозяин уехал на несколько дней, преисполненный смутной тревоги и дикого раздражения на Марусино упрямство. А она пела до часа ночи, ездила в интернат, выгуливала пса в парке, покупала продукты в супермаркете и вела себя как независимая женщина, одна из многих в его городе. Как чужая.
Глава 11. Не отпускай меня
Мурселаго остановилась в метре от калитки, за которой скрылись Маруся и Филька. Сергей Дмитриевич посмотрел на часы и заглушил двигатель. У него было полно времени до обеда, который он собирался провести с исключительной пользой для себя и для города.
– Садись! – приказал он в опущенное пассажирское окно, когда Маруся появилась на улице. – Есть разговор!
– Беги домой, малыш! – Маруся приголубила лобастую башку с несуразно маленькими ушами и подтолкнула пса к дороге. – Мы можем поговорить на улице? Мне бы не хотелось садиться в эту машину…
– Понимаю! – Он вышел на проезжую часть и остановился перед капотом. – Садись за руль.
Она настороженно посмотрела на этого добродушного на первый взгляд толстяка, но не заставила себя упрашивать.
– Девочка моя! – прошептала она и опасливо потрогала приборную панель, сжала рычаг переключения передач, благоговейно опустила руки на руль. – Прости меня, малышка!
– Хорошая тачка, – сказал хозяйский сын, втиснувшись на пассажирское сиденье. – Я доволен.
Маруся защелкнула ремень и рванула с места так, что Сергея Дмитриевича вдавило в кресло. Мурселаго шаровой молнией неслась по улицам города, не останавливаясь на красный свет, обгоняя на узких дорожках, на скорости вписываясь в повороты, проскакивая между нарушающими правила пешеходами и короткими зигзагами объезжая неровности на дороге. Пассажир пыхтел и упирался ногами в пол, прохожие оборачивались, а машины жались к обочине. Она сделала пару кругов по площади перед зданием городской администрации, до полусмерти напугав сонного гаишника, дежурившего возле стоянки, и встала как вкопанная.
