Александр Филиппов - Аномальная зона
Не ожидавший такого поворота разговора, Луначарский стушевался слегка.
– Ну, крысомыши – всего лишь эксперимент… А вот опыты Иванова по искусственному оплодотворению животных могут иметь огромное практическое значение! Профессор уверяет, например, что путём искусственного осеменения сможет вызвать зачатие ребёнка во чреве матери от отца, который к тому времени уже умер! Сколько героев, погибших за святое дело Октябрьской революции, смогли бы оставить нам своё пролетарское потомство, если бы в те годы опыты профессора Иванова были уже завершены? А ведь нас, несомненно, впереди ждут новые классовые бои…
– Понимаю, – нетерпеливо кивнул Чадов. – То, что предлагает Иванов, уже имеет техническое решение. Достаточно, например, создать банк спермы всех руководителей партии и правительства, всех красноармейцев, уходящих в бой, хранить сперматозоиды героев в жидком азоте, и по мере необходимости осеменять женщин-добровольцев, а то и принудительно – жен обывателей. Пусть рожают нам детей, преданных революции! Это дело техники, методики отрабатываются, и Иванов, думаю, с этой задачей вполне справится. Но я, уважаемый Анатолий Васильевич, говорю сейчас о другом. Обещая вывести путём скрещивания человека с обезьяной новую породу людей или, точнее человекообразных особей, Иванов либо искренне заблуждается, либо сознательно вводит в заблуждение партию и правительство. Дело в том, что в своих опытах он совершенно не учитывает роли хромосом. А их набор у человека и обезьяны различен!
– Хромосом? – не понял нового для себя слова нарком.
– Да, именно хромосом! – принялся горячо объяснять Чадов. – Именно их следует рассматривать, как главных носителей факторов наследственности. Хромосомы были открыты ещё в конце девятнадцатого века. Эксперименты доктора наук из Колумбийского университета Томаса Ханта Моргана, проведённые на плодовых мушках дрозофилах, доказали, что…
– Ах, мушки! – усмехнулся нарком. – Это даже не крысы и не мыши! Иванов работает с приматами, млекопитающими, а вы… с мухами!
– Да бог с ними, с мушками! – закипая, перебил его Чадов. – Дело не в них. А в том, что никаких обезьянолюдей, полученных по методу Иванова, в принципе быть не может. Гибридизация возможна только при полном соответствии геномов обоих производителей. Суть моего открытия состоит в том, что я выделил и расшифровал пары хромосом. У человека их 46, а у обезьяны – 48! В норме в соматических клетках человека находится 23 пары хромосом, а в половых клетках – лишь 23 хромосомы. Однако при слиянии сперматозоида мужской особи и яйцеклетки женской количество хромосом удваивает…
– Ближе к сути, к практической, так сказать, стороне вопроса, – нетерпеливо заметил Луначарский.
– А на практике это означает, что половым путём скрестить обезьяну и человека нельзя! С научной точки зрения, – отрезал Чадов.
Нарком вышел из-за стола, в раздражении принялся вышагивать по ковровой дорожке просторного кабинета.
– Я так и знал, так и знал! – нервически теребил он бородку. – Вы, профессор, замкнулись в своей теории, если хотите, схоластике. Это, видите ли, вам наука позволяет, это нет… А наша большевистская коммунистическая партия как раз и стоит на том, чтобы расширять беспредельно границы возможного! Превратить невозможное, в том числе и с научной точки зрения, в возможное – вот в чём настоящий дух большевизма! Меньшевики, пораженцы, объясняли нам, что революцию в царской России в данный момент с точки зрения философской науки совершить невозможно. А мы совершили! Весь мир считал, что голодная, раздетая, плохо вооружённая Красная армия, с точки зрения военной науки не может победить Антанту с её пушками, танками, броненосцами и самолётами, а мы победили! То же и с природой. Мы не можем пассивно ждать от неё милости, подчиняясь каким-то там законам мироздания. И поверьте моему слову, учёные-большевики оседлают природу, перепишут её законы под себя, на благо пролетариата всех стран. Мы создадим новые законы природы – но природы нашей, советской, социалистической! А вы… хромосомы…
Чувствуя, что почва стремительно уходит у него из-под ног, профессор заметил:
– Но с помощью хромосом я как раз и хочу переделать природу, в данном случае – человеческую, по нашему с вами, большевистскому, образцу!
– Вот видите, – уже благосклоннее глянул на него Луначарский. – А то рассуждаете, как старорежимный знахарь! Берите пример с наших трудящихся! Знаете ли вы, что после публикаций в газетах, рассказывающих об опытах Иванова, в обезьяний питомник в Сухуми обратились сотни советских граждан, мужчин и женщин, с просьбой использовать их в опытах по выведению нового человеческого вида? Они предлагали себя для экспериментального спаривания с шимпанзе, орангутангами и гориллами, не требуя платы, а исключительно ради интересов советской науки. Вот что значит высокая пролетарская сознательность революционных масс!
Чадов слушал, упрямо набычившись, пылал тщательно выбритыми щеками, подрагивал возбуждённо ногой, а потом, сопя, расстегнул пузатый портфель. Долго шарил в его нутре, не глядя на наркома. Наконец извлёк пухлый чёрный конверт, в котором хранится обычно фотографическая бумага. Вытряхнул из него толстую пачку снимков.
– Насколько мне известно, результаты опытов профессора Иванова до сих пор нулевые. Он не зафиксировал достоверно ни одного случая зачатия при скрещивании человека и обезьяны. А мой искусственно выведенный гуманоид, обладающий признаками человека и обезьяны, – вот он, – и протянул фотографии Луначарскому.
Тот взял снимки, вернувшись за стол, присел, нацепил на нос очки-колёсики. Стал рассматривать изображения и отшатнулся, поражённый увиденным.
– Что это? – с гримасой отвращения вглядываясь в снимок, который держал на вытянутой руке, опасливо прошептал он.
С фотографии на него пристально, яростно и как бы даже осмысленно смотрела звероподобная морда – с низким по-обезьяньи лбом, пронзительными человеческими глазами, приплюснутым носом и вурдалачьими клыками, выступающими из-под верхней губы.
– Не что, а кто, – торжествуя, заявил Чадов. – Выведенный мною по моей методике, связанной с искусственно вызванными генными мутациями хромосом, обезьяночеловек! Мать – самка гориллы по кличке Соня. Отец – потомственный крестьянин Воронежской губернии Аристарх Прохоров. Полученной после скрещивания спермы Прохорова и яйцеклетки Сони особи полтора года. Рост, достигнутый на этот период, – сто семьдесят сантиметров, вес – восемьдесят килограммов. Растёт мой гибрид намного быстрее гомо сапиенс, достигая, по расчётам, к трём годам от роду не мене двух метров роста и веса до ста пятидесяти килограммов. Обладает огромной физической силой, вынослив, из-за ограниченности интеллекта бесстрашен. В то же время способен усвоить простейшие трудовые и боевые навыки. Может быть с успехом использован как на стройках пятилетки, так и для защиты социалистического отечества… – И, не удержавшись, упрекнул: – А вы говорите – мушки, схоластика…
– И… где этот зверь выведен? В чьей лаборатории? Почему я не знаю? – обретя присутствие духа, засыпал собеседника вопросами Луначарский.
– Теперь знаете, – заметил Чадов, – а потом вздохнул удручённо: – Этот экземпляр, к сожалению, умер. От гриппа. У рабсилов пока очень слабый иммунитет. К тому же они на данном этапе эксперемента не способны к воспроизводству, то есть размножению. Мои исследования по их совершенствованию продолжаются…
– Рабсилы? – переспросил нарком. – Так вы зовёте этих…
– Да, именно так я назвал породу выведенных мною искусственных людей, – с воодушевлением пояснил учёный. – То есть рабочая сила. Между прочим, удобно для расчётов в процессе производства. Одна рабсила, две, три, двадцать или тысяча… По аналогии с лошадиной силой.
– И много у вас… как вы сказали? Раб…
– Рабсилов, —с готовностью напомнил профессор. – Этот, умерший, пока был в единственном экземпляре. Выведен в моей лаборатории экспериментальной генетики при Харьковском мединституте. Развернуть исследовательскую работу в более крупных масштабах не позволяет отсутствие финансирования, необходимого оборудования… Всё, знаете ли, основывается на личном энтузиазме сотрудников… Я, собственно, потому и обратился к вам за поддержкой. Уверен, что мои исследования чрезвычайно важны для республики Советов.
Луначарский кивнул и уже с жадным любопытством, поднося близко к глазам, посмотрел фотографии чудо-гоминоида. Отложив их в сторону, решительно поднял телефонную трубку:
– Лидочка! Быстренько соедини меня с товарищем Ягодой… Жду… Генрих Григорьевич? С пролетарским приветом к вам Луначарский. Тут ко мне товарищ один обратился. Учёный. С оч-чень интересным проектом… Нет, есть уже первые, вполне реальные результаты. Я думаю, это больше по части вашего ведомства…
