Анатолий Мерзлов - России ивовая ржавь (сборник)
Если удавалось перемочься под утро с часик, на две пары занятий хватало. Старались перед учебой не наедаться: в тепле да в сытости отруб шел полный. Раз даже потащили с красными глазами на наркозависимость прозвонить. С наркотиками было все чисто, водочки иной раз хряснешь перед работой для сугрева да смелости – с заразой не дружили никогда.
С Серегой сошлись с первого курса, с первого урока литературы, тогда узнали об общем пристрастии к Есенину. Серега шпарил выкладками из его стихов по всякому случаю жизни остро и кстати. Резковатый с виду, он имел очень ранимую душу. Приходилось подкармливаться и рыбалкой. Натралим с пирса ершей да бычков – в этот день экономия, хорошее подспорье прожить на халявном даре. Как-то вытащил он прехорошего ершика, растопорщенный такой, ядреный красавец, самый навар для ухи. Задыхаясь, вывернул ершик рот до ушей и вместе с водой выплюнул звук, напоминающий «ма-ма». Серега расчувствовался:
– Да, чтоб я ел несчастного, иди, милый, дожимай «сиську».
И с ладони его нежно пугнул в глубину, не поленился спуститься к самой воде.
…На расстоянии десяти метров вихляла чадящим задом БМДэшка, заунывной однообразностью вгоняла в пластиковом обзоре оконца в какую-то тупую дурь. Десять часов раскачки по горным дорогам охладили бы пыл и бывалым пацанам, а здесь – первая «командировка». Двигались в неизвестном направлении. Шутки воспринимались туго. «Калаши» из оружия возмездия в наползающей стыли превратились в удобные опоры для рук. Солнце катилось за высокий отдаленный холм, отбрасывая сполохи растраченного тепла, близился вечер. О тонкостях операции, похоже, и комроты не знал до конца. Догадки промеж собой муссировались:
– Идем малой силой – скорее в застрел, отсечь чей-то отход.
Уклон узкой дороги заставлял двигаться с малой скоростью, а тут совсем стали. Хлопнула дверь кабины, срывающийся голос старлея рявкнул:
– Рассредоточиться, занять круговую оборону!..
Пацаны высыпались беспорядочно, мешая друг другу, таращась, как всполошенные тараканы, неуклюже падали за неровности рельефа.
– Рядовые: Мутоев, Птич…, тьфу ты, Цаплин – вы трупы. Цаплин, ты боец, в страуса поиграешь на гражданке. Через жо… тоже можно кое-чего решиться. Как беременные бабы трусите мякотью. Вошки ниже, «сферы» – они от камушков. Остальные – тоже не целки. В строю осталось пятеро, все! С кем прикажете решать задачу?! Расслабились, тюфяки, сказано: сидеть пружинками. Здесь «духи» не только в камнях – в воздухе растворены.
Та-ак, больше учебы не будет, тем ущельем пройдем в сумраке – он махнул рукой неопределенно вперед, в сторону заходящего солнца, – собраться. От самих зависит, чтобы мамки не плакали потом. Война на полном серьезе, поняли, уроды? По машина-ам, мать вашу…
БМДэшка рванула с пробуксовкой, скорготнула железом, в облаке брошенного ей синюшного чада машины поползли дальше. На спуске дорога дала безопасный уклон – колонна покатилась чуть шибче, кое у кого заклацали зубы. Завороженные заходящим за бугор солнцем, водилы уже не бросали газ перед небольшими валунами, нутром понимая прямую связь света и тьмы со своей жизнью.
– Где там, поздно, паря, газуешь. Идти нам на подфарниках в ночи грозной мишенью «духов», схарчат, не подавятся, – проблеял Васька Мутоев.
«Хороший пацан, – подумал Альберт, – папашка влиятельный, мог отмазать, не сдрейфил, остался со всеми.
– Не ссы, Васек, проскочим, старлей бывалый – нюхом духов чует.
…Знакомая нервная поволока застила глаза. Чтобы не размазать свою убедительность, он опустил Маняшку на пол – та, увлеченная, засучила недовольно пухлыми ножками.
– Исе, исе, исе, папа.
С трудом выпростался, отвернувшись, попятился к двери. Глаза увлажнились без меры. Повышенную плаксивость он утратил давно, с ушедшим детством, после потери Сергея, второй раз сегодня, она обуяла его, как тогда, непреодолимо.
Альберт никогда не курил, так, рисовался по случаю. Он пошарил рукой под стрехой, где хранилась подручная мелочевка, достал едва початую пачку «Филип Морис», помял пахучую отсыревшую сигарету, да так и не закурил.
Вынырнула из двери головка Маняшки:
– Ты пидесь, да?
– Придет, придет, головку охладит после возбуждения и придет, – донесся из комнаты дискант жены.
– Пиду, пиду, – подыграл он дочери, – не мерзни, иди, – подтолкнул он ее в комнату.
…С гибелью Сереги что-то надломилось в организме, после службы запил горькую – не помогло: руки и ноги переставали слушаться, а голова оставалась свежей, мрачные мысли с удвоенной силой терзали сердце. С большим трудом, через год, пришел в себя, в работе без выходных нашел отдушину, освоил новую для себя профессию. И покатились годы без Сереги, пресловутое «время лечит», похоже, взяло и его в оборот. Друзья по работе – все это появилось, но отвязаться по полной в шутке, как с Серегой, не получалось.
«Наверно, старею», – успокаивал он себя.
Жена появилась внезапно, из ничего, случайная встреча, потом долгие телефонные разговоры, – казалось, обоюдная любовь. Вакуум в сознании пропал, появилась присущая ему фантазия, посыпались шутки. Она восхищалась его памятью, знанием множества четверостиший Есенина, умению применить их с плеча.
«Э-э, дорогая, слышала бы ты Серегу!»
Но подобное сравнение больше не оставляло в нем горького послесловия. Печальный факт стал закономерной обыденностью. Она с дочерью вытеснила прошлое. Военный опыт остался реликвией на фотографиях, среди прочих жестоких предметов войны.
С очередной вспышкой ее холодной рассудочности, переходящей в животный цинизм, он впервые за несколько лет почувствовал, как ему не хватает Сереги, Мутоева, Цаплина – прошлого, всего военного обихода. Почувствовал обостренно, до дрожи негодования, до застрявшего в горле крика мелочность болезненных материальных притязаний. Лучше бы остались они, а всего более не было. И чтобы никакой новоиспеченной «цивилизации», только задымленная землянка, кирзуха с тушенкой у раскаленной докрасна «домны» да звериного вида хомяки на пустыре вокруг. Предполагаемая игра в войну не получилась, состоялось жуткое, настоящее, со всеми атрибутами горских крайностей, кровопролитие.
…Перед ущельем сумрак сгустился, вывороченные непонятным воздействием груды скал сгрудились по краю пологого склона. За крутым обводом холма открылось поле боя: сгоревший остов грузовика повис над обрывом. Нагромождения скал лишали маневра, но техника ужом, видимо, по команде старлея, с лету вклинилась в узкий просвет.
– Если чудо на земле существует, произойди оно именно сейчас, – мелькнуло в голове. – Скинут с обрыва, как слепых котят, сзади в БТРе какая-никакая над головой броняшка. Машину под тентом свалят и подожгут одним подствольником.
Комбат майор Сотников со слов «стариков» за спиной никогда не отсиживался, он с другой группой – значит, там еще «веселее».
Прошло еще около часа сумасшедшей тряски в полной темноте, скулы от смыкания зубов стало клинить. Пластиковый обзор выдавал приглушенный свет впереди идущей БМДэшки, внезапно пропал и он – машина резко затормозила. Впереди и сзади образовалась кромешная тьма, двигатели замолчали. Наступившая тишина ударила звоном по барабанным перепонкам, но длилась она недолго. Жизнь в окружающем лесу продолжалась: ухнула ночная птица, зашуршало на склоне повыше, тявкнула лисица.
Под полог тента заглянула голова старлея в подшлемнике:
– Ну, православные, выкатывайтесь потихонечку, сферы оставить, оружие одерживать наперевес, по одному, дистанция три метра, цепью… за мной, – прошипел он мягко, так не похожий на прошлого забияку.
Мутоев зацепился шнурком берца за накладку борта – старлей даже не пикнул, дождался, дал завязать и, когда все вытянулись вдоль борта, ткнул каждого легким толчком кулака в бок.
– Вперед, за мной, без команды на курок ни пальца, предохранители снять.
Крались медленно, через полчаса остановились – начинался крутой спуск. По цепи пробежало: «Замереть». Снизу потянуло дымком. Внизу, в просвете деревьев проступило тусклое пятно поселения, послышался отдаленный лай собак. Сбоку из темноты вынырнул старлей:
– Сержант, бери своих гавриков, в полгоры тропа – переход от селения, возьмешь его на контроль. При малейшем движении по нему с небольшой выдержкой, наверняка, открывать плотный огонь, только наверняка – по «духам», с ежом не попутай. Я со своей группой займу позицию правее, на развилке троп. Если у нас заварится раньше, сидеть сусликами и ждать, не отпугни раньше. Огонь на поражение. Давай, дружок, верю в тебя. Комбат их разбудит внизу, в селении. За одиозную фигуру особая награда, скажи пацанам. «Птичкина» рядом поставь: нервный малый, кабы не напортачил. Давай, ни пуха…
