Анатолий Мерзлов - России ивовая ржавь (сборник)
«Разве не заслужила она лучшее содержание у себя на Родине за сорок пять лет работы?!»
Корила себя одним: из кожи вон лезла, тянула сына в институте, выходит, сама же толкнула его на путь поиска.
«Все оболтусы – сверстники с одного двора – преуспевающие спекул…, тьфу ты, бизнесмены. Это ли справедливость?! Ничего, премьер энергичный, бьется, старается. А ведь худенький, небось, не семижильный. Как весенний воздух пахнул в лицо. Жалобщиков много – терпеливых мало».
Парочка скрипнула лавочкой, единым скрипичным ключом заковыляла восвояси. На их место присоседился старикашка с пудельком на поводке. Вертлявая собачка заегозила в позыве, но древний поводырь мертвым якорем влип в сиденье. Та заскулила и облила промежуток лавочки между ними. Клавдия поднялась, поймала горизонт для верности и хотела двинуться к дому – кашляющий голосок остановил ее:
– Вижу, тоже одна, может, объединим пенсии?
От убожества стремительного предложения у Клавдии сковало горло, она попыталась ответить что-то ободряющее, а из горла только булькнуло отвлеченным звуком. Она ссутулилась и заковыляла по аллее.
По разделенной сквером дороге неслись автомобили, дополняя родное обиталище букетом неотъемлемых запахов столицы.
А земля все вертится…
Дождь полоскал с прошлого рассвета. Новый свет забрезжил и замер.
«Должна же когда-нибудь случиться передышка и у сильного целеустремленного человека?» – успокаивал себя возможностью понежиться под одеялом подольше в это хмурое, не подающее ни малейшей надежды на лучшее утро.
А мысли работают на опережение:
«Можно сократить разминку, быстрее перехватить – успеваю…».
Успокоив себя, продолжаешь лежать еще минут десять в полудреме, не отпуская «вожжей», наслаждаясь уютом постели под убаюкивающий шум непогоды.
А рядом – она, пышущая манящим теплом, безмятежная, знакомая до созвездия родимых пятнышек по низу спины. Она – доступная, но непонятная, желанная, порой невыносимая и влекущая – разная, а больше строптивая и коварная.
«Только пять минут – а стрелки летят!»
Осунулся на край постели, адаптируя ноги к окружающей среде.
«А ведь мог бы понежиться еще с часик. Проклятый характер: дисциплина во всем. Кто бы знал – какой ценой?!»
…Больничная палата окутана мраком непогоды. Добрая медсестра, не включая яркого света, ткнула осторожно каждой по градуснику, дав возможность еще на десять минут остаться между небом и землей. Но резко заныло внизу живота, усиливаясь, перехватило так, что обдало потом и сковало дыхание.
«Началось?»
А дождь все хлещет!
…Свежий норд бодрит, волновыми барашками загоняя зимующих здесь водоплавающих к самому берегу, под укрытие бетонной стенки.
Два отчетливых запаха щекочут ноздри: густой насыщенный – морских водорослей и хвои – застывших в покорном безысходным молчании исполинов сосен.
Безлюдно. Темнеет. Силы пока есть.
Тогда вперед, чтобы как можно дольше не возвращаться назад.
В голове каскад похожих на барашки моря мыслей, успокоение которым приходит подобно эпизодическим переменам природы.
«Во имя чего прошла жизнь? Во имя скопления популяции поддерживающей огонь в очаге, в ожидании самородков двигающих прогресс?! Удел стада?! А дальше? Для тебя лично зряшная суета? Отработанный материал на свалку истории!?
Печальный удел. Есть возможность поднатужиться, не растрачивая силы на мелкое. Как спичка? Собрав последнюю мощь при догорающей вспышке? Так почти ничего не озаришь и никого не согреешь?!»
Еще сто шагов вперед – потом много шагов назад по проторенной дорожке воспоминаний. Запах моря меняет русло мыслей. Одиночество обостряет чувства, отрезвляет:
Ты лучше голодай, чем что попало есть.
И лучше будь один, чем вместе, с кем попало.
…В вахтовом автобусе – на другой конец города, стоя плечом к плечу, вдыхая чужой вчерашний выхлоп, встречая рассеянные взгляды, дожимаешь в голове последние минуты постели.
Мелькнуло на входе знакомое, аристократически белое высокомерное лицо, с кичливыми выразительными губами под рубиновой помадой. Глаза произвольно тянутся – встречаются с ее затаенными глазами.
«Замужем и как будто счастлива? Тогда почему так непредсказуема? Недостаточно внимания или генетическая развращенность? Но как притягательно хороша!»
Автобус спрессовывался все больше, торможения освобождали пространство – объем казался безмерным. Как и всякое устремление, и это заканчивалось логическим концом. Привод дверей шикнул воздухом – в лицо после кислой атмосферы пахнуло сырой здоровой свежестью. Народ высыпался, как горох из бездонной посуды, и катился под горку к проходной завода. Замешкалась – чувствую, ждет и, действительно, обращается громко с отвлекающим внимание окружающих производственным вопросом. Когда приотстали – шепотом спрашивает:
– Скучал?
– Не скучал, а исстрадался, что греешь по ночам другого!
Тем же шепотом под маской безразличия:
– Хочешь, уйду?! Все… косятся.
Следом – в голос, для конспирации:
– Не забудь состыковать нормативы в нарядах.
И заспешила, догоняя толстушку сверловщицу, играючи ступая красивыми стройными ножками на высокой ярко-красной шпильке.
«Красное очень точно контрастирует ее сущность. Готова уйти, а тыл держит – скорее игра».
…Порыв ветра хлестнул дождем по звонкому железу подоконника, огромное стекло задрожало. Вернулась медсестра, собирая градусники:
– Ты вся мокрая, тебе нехорошо?
– Перехватило, теперь полегче…
– Наберись мужества. Как участится – позовешь, отведем на стол. Уже скоро. Отвлекись, думай о хорошем, я скоро вернусь.
«…Интересно, существуют ли люди, у которых на поприще семьи все идеально гладко?»
Пронесся мимо шальной велосипедист, захлестнув тугой петлей воздуха тяжелые мысли. В просвет белых балясин ограды разгулявшийся ветер кидал черные волны. Пернатые взъерошенными шариками застыли в искусственной заводи. «Неспокойная им предстоит ночь».
Ветер в спину прибавляет шаг. Вот и знакомые кварталы – под прикрытием домов тише. Окна светятся экранами телевизоров и вечерним уютом. Белесые ветви платанов-аборигенов зябко застыли в судорожном ожидании лучших времен. Впереди очередная ночь вопросов без ответов, ночь вращения за собственным хвостом.
…Утреннее распределение по объектам требует оперативных решений. Ремонтники высокой квалификации с надеждой смотрят на тебя. Только стабильно высокий заработок может сохранить мощный костяк бригад. Каждодневный риск. И сегодня он на своем очередном пике. Успокаивает одно – победителей не судят.
Надрывающийся морской свежак гонит пенные барашки – бухта кипит. Двадцать пар глаз: одних – молодых острых, жаждущих сатисфакции, и других – слезящихся возрастной поволокой от вчерашнего излишества, ждут твоего начала. На рейде громада аварийного танкера в смерчах морской пыли – тоже ждет.
«Колеблющихся нет!? Сейчас ты один можешь перечеркнуть или озарить будущее».
Капитан катера Андреев, бывший старпом субмарины – опытный судоводитель, кроет изощренным матом весь белый свет, на свое настоящее и будущее, грозясь повернуть назад. И было совершенно непонятно, кто виноват больше: ты, непогода или его проклятая судьба. Через взлеты над пучиной моря и падения в нее стена танкера все вырастала. И вот огромная отвесная черная конструкция с подтеками ржавчины укрыла от непогоды.
…Глубоким вечером, на исходе дня, глотали опять вместо бравурных тостов, морскую соль на обратных галсах катера. Капитан с большей надеждой, слегка подшофе, орал в голос:
«Врагу не сдается наш гордый «Варяг»», – под аккомпанемент надрывно скрипящих переборок.
…Стол белел утренней бумагой с быстрыми закорючками ремонтного плана. В вытянутых ногах приятная слабость – в сердце непонятная тоска. Но почему Шекспир? «Увы, как скоро ночь минула…»
От острого музыкального слуха не скрыть крадущиеся шаги…
…Если пока удается контролировать свои мысли, значит, до невроза еще поживем. Порочный круг разорван Деном Брауном с его версией о Боге-человеке.
«Человечество явно глупит, пытаясь отобрать у самих же себя единственную возможность забвения перед страхом о неизбежном конце…»
…Бурный прилив крови остановил наползающее безразличие, затмил зуд уставших ног, вытащил из недр сознания ощущение всеохватывающей истомы. «Сильная красивая женщина сама ищет тебя – не является ли это главным достижением мужского начала?!»
От нарастающего волнения завибрировало дыхание. Она же замерла. «А ведь права… Неземному ощущению голос не союзник – малейшее напоминание о материальности тянет в дебри навязанного долга.
