Светлана Смолина - Медвежьи сны
Заплаканная Алена закрыла рукой микрофон в трубке и проводила гостью ненавидящим взглядом.
«Димочка! – подумал мужчина в кабинете и усмехнулся, потирая ноющую половину лица. – Как она это произносит – Ди-и-имочка. Как бы глупостей не натворила завтра!»
Но выспаться утром ей снова не довелось. Промучившись полночи мигренью и бессонницей и едва дождавшись девяти, хозяин стоял перед ее квартирой. Маруся в банном халате с рассыпанными по плечам волосами повозилась с замками и, увидев гостя, невежливо зевнула, прикрываясь локтем. Копируя хозяйку, посреди прихожей во всю пасть зевнул Филька, даже не удосужившись подняться с приходом гостя.
– Ну и ленивая у тебя псина! – сказал Дмитрий Алексеевич и прошел на кухню, перешагнув через собаку.
– Что, уже обед?
– Как же, дам я тебе весь день проспать!
– Сами же… – пожаловалась она, но вовремя вспомнила о достигнутых вчера договоренностях. – Говорил, что я должна выспаться.
– Обманул, извини!
– Стыдно обманывать! – Она с укоризной покачала головой и принялась заплетать косу. – Меня обманул, секретаршу свою вчера пытался обмануть…
– Тебе стыдно – ты и не обманывай, – парировал он. – И за эту звезду не переживай, она своего счастья не упустит.
– Люську обманываешь, – закончила обличительную речь Маруся и вызывающе уставилась на мужчину.
– Ты сегодня в борьбе за справедливость мир спасаешь? Люську я не обманываю. Она знает, что я хожу к тебе кофе пить.
– Точно знает? – зачем-то переспросила она.
– Она знает то, что ей положено знать. В данном случае – про кофе.
– Значит, сварить кофе?
– Нет, на балалайке сыграть! Вари и собирайся!
– Опять дело, как минимум, государственной важности?
– На этот раз личное, или ты сегодня по личным не принимаешь?
– Я никогда по личным не принимаю.
– Похвально, но для меня придется сделать исключение.
– А если не сделаю?
– А разве я вопрос задал?
Пока она варила кофе и скармливала колбасу прожорливому Фильке, мужчина курил у окна, обходя взглядом Марусины ноги под коротким халатиком.
– Нет, так дело не пойдет, – в конце концов объявил он и, громко развернув стул, уселся на него верхом. – Завтра езжай в областной центр и купи себе домашний костюм.
– Что опять не так? – удивилась она. – Я же не в прозрачном белье.
– Твой халат действует на меня не хуже кружевных рубашек.
– Разве? – Она осмотрела себя от груди до колен. – Да я в нем, как в броне.
– Поди сюда, – потребовал он и постучал пальцами по спинке стула.
Она доверчиво приблизилась, и Дмитрий Алексеевич по-хозяйски повел ладонью под полой халата от колена вверх. Маруся от неожиданности взвизгнула и отпрянула, напугав жующего Фильку. Пес поскользнулся на гладкой плитке, рухнул на зад и возмущенно залаял, задрав тяжелую морду.
– Дима, ты с ума сошел, что ли? Что за выходка! Филька, заткнись!
– Теперь ты поняла?
– Теперь я поняла, да! – Она тяжело дышала и держалась ближе к собаке. – Ты озабоченный! С Люськой так развлекайся!
– Без тебя разберусь! – Он поиграл скулами, как голодный хищник. – С ней нет проблем! Это у меня на тебя… реакция.
– Ах, реакция! – возмущалась Маруся, прижимая к себе собачью морду. – И что, мне теперь скафандр носить или сразу паранджу?
– Паранджу, если хочешь повторить! – усмехнулся он. – Она тоже наводит на мысли.
– А есть что-то, что тебя не наводит на мысли о сексе со мной? – перестав ходить вокруг да около, спросила она и подергала ворчащего пса за ухо.
– Не знаю, пока не нашел.
– Ну тогда лучше не приходи, пока не разберешься.
– А другое решение тебе в голову не приходит? – Его голос стал осторожным и вкрадчивым, а в глазах мелькнула надежда. – Без экстремизма?
– Иди-ка ты, Дима… к Люське! – огрызнулась Маруся, выведенная из себя его необычной настойчивостью. – Как я должна расценивать твои намеки?
– Как предложение. – От надежды он сразу же перешел к недовольству, не увидев понимания в ее лице, и со вздохом добавил: – Неудачное, видимо. Ладно, пей свой кофе. Не буду я тебя больше трогать, не бойся.
Маруся села напротив и уставилась на Фильку, который непонятно чему улыбался, наблюдая за молчащими людьми. Дмитрий Алексеевич снова закурил, зажав сигарету между большим и указательным пальцами.
– У тебя нахальный пес, – заворчал он, не поворачивая головы. – Он все время скалится, как уличная шпана.
– Ты тоже заметил, да? – удивилась оттаявшая Маруся и вздохнула. – Я не могу понять, что у него в голове.
– Тут бы в своей разобраться!
– Тебе не помешает.
– Не дерзи! – Он с раздражением раздавил в пепельнице бычок и полез за новой сигаретой. – Одевайся, а то полдня дома потеряем.
– Куда мы едем?
– На кудыкину гору!
– Замечательное место для прогулки в солнечный день, – съязвила она и ушла в комнату, оставив мужчину и пса наедине.
– Ты не поедешь, – помолчав, сказал хозяин улыбающемуся псу. – Довольно и того, что тебя пригрели.
Пес пошевелил светлыми бровями и отвел глаза. Разве он был виноват, что пригрели его, а не этого пропахшего табаком и незнакомой женщиной альфа-самца, который понятия не имеет, как обращаться с Марусей? К счастью, мужчина еще не знает, что уличному псу разрешено спать с ней на кровати, а то закатил бы скандал. Он не догадывается, что собаке позволено валяться на большом полотенце, пока она принимает ванну. Что она кормит его пирожными, читает по вечерам вслух стихи и ругается только для проформы, потому что ругать собаку для настоящей хозяйки – хороший тон.
– За что она тебя любит?
Дмитрий Алексеевич ткнул в пепельницу следующий бычок и в раздражении уставился на Фильку.
– Хватит курить! – Вышедшая из комнаты Маруся перехватила его руку с пачкой сигарет и потянула за собой из кухни. – Поехали. На какую гору ты собирался меня везти?
– Маш, я виноват, – покашляв, сказал он ей в спину.
– И ты больше так не будешь? – с легкой иронией обернулась она. – Обещаешь?
Он смотрел в сказочные омуты русалочьих зрачков и не мог пообещать, что не будет ее трогать. Что снова и снова не сделает попытки, надеясь, что в тысячный или десятитысячный раз она не оттолкнет его руку, не отодвинется, не попросит уйти.
– Хоть бы соврал, что ли, для приличия, – упрекнула она, не дождавшись ответа.
– Нет смысла врать. Ты и так считаешь меня сукиным сыном.
– Ты это заслужил! – с нравоучительной интонацией ответила Маруся и, вздохнув, добавила: – Но я не считаю тебя сукиным сыном. Это твои мысли о себе, не мои.
– А твои? Что ты думаешь?
– Я думаю, что в нашем возрасте одиночество перестает быть гордым символом свободы. Сначала оно кажется наказанием, а потом ты к нему привыкаешь. И оно становится ежедневной повинностью, которую никто не может с тебя снять.
– Тебе не обязательно наказывать себя.
– Мне – нет. Но я говорю о тебе, Дима. О твоей повинности.
– Ты меня совсем не знаешь.
– А ты меня.
– Мы могли бы попробовать, Маша, – осторожно предложил он.
– Ты хочешь сказать, что мог бы попробовать, каково со мной в постели? Чтобы не тратить время впустую.
– А что не так? Мы взрослые люди. Может оказаться, что все иначе, чем выглядит со стороны.
– Лучше бы ты соврал, Дима, – с горечью заключила она. – Вчера, когда ты рассказывал этой глупышке, что есть мужчины, которые ищут не разнообразия, а постоянства, я грешным делом подумала…
– Эта глупышка крутит роман с главным инженером, у которого четверо детей. И ей глубоко плевать…
– Это ее выбор, Дима. А твой выбор – смена впечатлений! – Ах, какой она иногда могла быть скучной и бескомпромиссной, эта нежная столичная штучка Маруся Климова. – А у меня есть муж, которого я люблю, несмотря на то, что он, как и ты, не успокоится, пока не перепортит всех девок. Ему сегодня пятьдесят, и он все еще думает, что счастье в разнообразии, а не в наших воскресных утрах все двадцать лет. Не в том, что мы знаем друг о друге так много, что этого почти невозможно вынести. Не в том, что я вижу, как он боится, что жизнь проходит. Да, мы оба стареем, это неизбежно, но для меня нет большего счастья, чем стареть рядом с ним. И быть с ним вопреки всему.
Слезы поползли по ее щекам, но Маруся Климова не замечала их, вернувшись мыслями в свою квартиру, где должна была с раннего утра беспокоиться не об одинокой старости на краю мира, а о званом обеде в честь Димочкиного юбилея.– Маша! – терпеливо начал совсем не тот мужчина, которого она много лет назад выбрала, чтобы прожить жизнь. – Дело не в смене впечатлений. Ты слушала, но твои выводы…
– Я не берусь судить тебя, Дима. Это твоя жизнь, твой выбор. И я тоже делаю свой выбор.
– Однако же, ты бросила его, – без снисхождения напомнил он. – Ты не лучше, чем Алена или Люська, или даже я.
– Не смей судить о том, как я живу! И у меня нет настроения для прогулок.
– Я зафрахтовал легкий самолет, – зачем-то сказал он, уже стоя у двери и понимая, что слова ничего не изменят. – Сегодня отличная погода для полетов.
