Константин Хадживатов-Эфрос - Высота взаимопонимания, или Любят круглые сутки
– У нее свои аргументы, Галя, – успокаивает ее Сосновский, – и я ее понимаю.
– А нас? – резким тоном задает Галя весьма скользкий вопрос.
Сосновский останавливает свой взгляд на колючей улыбке буфетчицы. Теперь она ему кажется еще больше неприятной.
– Да все вы хороши! – говорит он. – И она тоже. Но ее правда честнее.
– Мы тебе, Кеша, доверились, – взяв ключи со стола, огорченно говорит Галя, а ты не смог сделать того, что всегда бесплатно делал. Тебе что, слабо ее соблазнить? Мы тебе даже Лешину машину на время дали. Да, я понимаю, старая, но еще ничего.
– Галя, – угрюмо спрашивает Сосновский, – а ты бы смогла сейчас со мной переспать?
– Ну, знаешь ли! – Галино лицо краснеет, но она не уходит, надежда плещется еще в ее глазах. – Я мужика из-за тебя потеряю.
– Да, елки-палки, не нужен ей никто, кроме Лехи! – голос Сосновского вздрагивает. – Тебе бы так любить!
Тусклые пятна появляются в блестящих зрачках Гали и, томясь, расширяются.
– И вообще, что я вам, игрушка что ли? Я тоже человек! – Сосновский вновь смотрит на буфетчицу; взгляд ее серьезен и почему-то кажется благожелательным. – Не хочу я человеку сердце переламывать. Странно тебе это слышать? Так вот, это произошло! Жалко мне ее, и все!
Галя недоверчиво косится на выпученные глаза Сосновского и опирается рукой о стол.
– От тебя требовалось всего-навсего ее соблазнить, – говорит она наставительно. – Сделать это так, как ты один умеешь, чтобы она Алексея забыла.
– Как это легко, оказывается, – ехидничает в ответ Сосновский. – Забыть! Ты-то пробовала, а? А меня вот черт дернул! Я словно очнулся, когда эту женщину увидел. И теперь я не понимаю, чего Лехе-то не хватает?
– Не будь сволочью! – Галя сердита. – Каждый завоевывает то, что по силам. И я все равно выиграю!
– Интересно будет посмотреть, – Сосновский смеется. – Она надеется и верит ему!
– И не отпускает! – кричит Галя.
– А он не мальчик, он и сам что-то должен решить! – Сосновскому совсем перестает нравиться этот разговор. – Взял бы и не ночевал у нее. К тебе ушел бы. Нет, он, как послушный ребенок, ровно в девять дома. Ты об этом подумала? Что это такое?
Тяжелый вздох Гали заглушает сопение Сосновского.
– Я и сама этого не понимаю. Я думала, что дело в ней! – говорит она. – Теперь вовсе концы с концами не сходятся.
В буфет возвращается Леша, садится снова за стол, берет стакан нетронутого сока и выпивает залпом.
– Ты его все равно не уговоришь, – говорит он Гале. – Этот же, как баран упрется, с места не сдвинуть! – он смотрит на друга и недружелюбно продолжает. – Ну, что тебе-то не так, дружочек?
– Я уже все Гале объяснил, – отвечает Сосновский, – с ней и разговаривай.
Сосновский встает, немного раздумывает и подходит к буфетчице.
– Олеся, – говорит он громко, – прости меня, ладно?
Краснеющее лицо Олеси сверкает победным румянцем и расплывается в принимающей в объятья улыбке.
– Спасибо, Иннокентий, – попискивает она. – Вас прямо не узнать.
Сосновский кланяется ей и, играя глазами, обещает:
– Я должен загладить! Выбирайте день и час!
Он разворачивается, не давая Олесе времени выбрать, и возвращается за свой столик.
– Ну, поговорили?
– Нет, – отвечает Леша, – мы представление твое наблюдали.
– Скажи мне, – Сосновский серьезен, – скажи мне, Леша, а хочешь ли ты того, что делаешь? Может быть, тебе и так хорошо?
– Вот еще судья! – возмущается Леша. – Зачем я тебя тогда вообще просил?!
– А это не ты просил, – Сосновский допивает остывший кофе и показывает на Галю, – это же она просила.
Леша неожиданно теряется, вся его напускная важность сползает, как сгущенное молоко с ложки. Галя молчит, ее сознание соединяет факты и результат, и видно, что она начинает сомневаться в чем-то и в ком-то.
– Что она тебе там наговорила? – Леша все еще пытается быть солидным. – Я бы на твоем месте не верил.
– Я не девушка – верить или не верить, – Сосновский до умопомрачения спокоен. – Это вот Гале вера нужна. Ну не буду же я дружбу-то разбивать.
– Нет уж, – Алексей встает, – что ты имеешь в виду, говори при Гале. Я не боюсь.
– Ладно, ты сам просил, – Сосновский тоже встает. – Первым делом, прости за резкие движения!
Он тут же дает другу пощечину. Алексей дергается, поднимает кулак, чтобы дать сдачи, но останавливается, видя, что Сосновский открыто на него смотрит и не защищается. Галя сидит отстраненно. Она начинает тоскливо подвывать, тихо-тихо.
– Ну, говори, говори, – голос Алексея жесток. – Говори, за что ударил? Раз уж начал, теперь не имеешь права останавливаться! Иначе получишь!
Сосновский чешет нос и, как бы выдергивая нервы друга, тянет паузу до конца.
– Леша, – говорит он потом, – ты же на прошлой неделе с той женщиной расписался же, так?
Галя быстро вскакивает, хочет выбежать из кафе, но цепляется за стол, а Леша успевает схватить ее.
– Не слушай его, – громко шепчет он, – это неправда.
– Да? – всхлипывает Галя. – Покажи паспорт!
– Я его потерял, – отвечает Леша.
Галя пытается вырваться из его рук, ее бьет неожиданная истерика.
– Отпусти ты ее, – просит Сосновский. – Ей же плохо, дурак!
Галя убегает из кафе.
Сосновский и Леша стоят друг против друга и щурят глаза. Буфетчица вся сжалась, наблюдая за ними, она чувствует приближение драки. Алексей вдруг смеется и хлопает Сосновского по плечу, потом садится за стол.
– Ладно, молодец, друг, – говорит он. – Садись, договорим.
Сосновский недоуменно присаживается.
– Не мог же я ей сам сказать, – продолжает Леша, – в конце концов, Бог правду любит! А эта ее придумка с соблазнением…а, ну и хрен с ним! Я все пустил на самотек специально…
Сквозь наступившую дурную тишину вдруг слышится голос буфетчицы, который словно сыплется мелкой щебенкой на крупные волны:
– Алексей, попрошу тебя в мою смену в буфет не заходить больше… я тебя обслуживать не буду!
Сосновский встает из-за стола, и в голове его начинают печально бренчать осколки былой дружбы…
...07.10.01
Фара
Разбросанные вещи повсюду.
Раскрытый чемодан лежит на полу, рядом с опрокинутой вазой, из которой вода растеклась холодной лужицей и просочилась в щелки паркета.
Шум в ванной напоминает о прошедших неделях, полных теплого моря, короткой любви и резкого расставания.
Пустота своего дома очевидна и как будто вечна.
…А прожитые тридцать лет, в нетронутом раньше жестокосердии и долгом одиночестве, нарушены романтической иглой приключений с неожиданным финалом…
Ирина выходит из ванной в черных тапочках и… в тоске.
…Ничего не получилось из того, что хотелось, ничего не досталось из того, что само шло в руки – а все из-за ее упрямого характера. Алексей женат, и те две недели, которые Ирина провела с ним на юге, ничего в этом не изменили.
А знакомство было шикарное: и жили они, оказывается, в одном городе, и ехали, оказывается, в отпуск в одном поезде, – но нашли друг друга только на балконе гостиницы, номера тоже оказались по соседству.
Теплая постель, долгие бессонные ночи с первым мужчиной в ее жизни…
Надо поднять вазу, вытереть пол, надо разобрать вещи, убрать чемодан на антресоли и продолжать плыть по течению.
Но чувственность уже проснулась. Только он не оставил ей ни телефона, ни адреса своего.
И опять трудные ночи, ворочанье на диване, комканье простыни и взбивание подушки. Опять нарочитое выдавливание из себя счастливой жизни для сослуживцев. А ведь все у нее есть, одного только нет – его.
Леша – художник, вот на дне чемодана ее портрет, ее первый портрет.
…Она ведь вложила в свое чувство все то, что могла. Как будто он ее сын, они везде ходили с ним, взявшись за руки. Она дарила ему всю свою любовь и… себя за любовь. И это было что-то такое, о чем она не догадывалась, когда разглядывала своих кассиров и охранников, менеджеров и просто курьеров. Ей, коммерческому директору фирмы, все было под силу, только вот внешность давала сбой, провинциальная юность не одарила ее умением подать себя. А Леша обратил внимание и увлек…
Квартира убрана, и поздний вечер в одиночестве… Что делать ей одной теперь, когда сердце не может смириться с отказом Алексея?
Почему же он остался с женой?
Почему же Ирина, отдавая ему все, не смогла удержать его рядом с собой?
Она услышала вдруг ор сигнализации – это ее машина звала на помощь, просто выла, как сумасшедшая, потерянная собака.
Выглянув в окно, Ирина увидела, что рядом с белым «фордом» копошится какая-то старушка.
Ира побежала вниз.
Действительно старуха пыталась отколупать фару.
– Бабушка! – крикнула она подбегая. – Это моя машина!
Старушка остановилась и замерла, словно замороженная, даже согнулась еще больше.
– Я вам говорю, – Ирина подошла ближе, ей было как-то неудобно хватать за шкирку пожилого человека, поэтому она просто присела.
