Аркадий Маргулис - Обращение Апостола Муравьёва
Евгений Владиславович Кутовой замечал боевые трофеи на физиономии Апостола, но не находил нужным расспрашивать. Одни, дожив до морщин, всё пребывают в мальчиках-побегунчиках. Такие, как Муравьёв – с сосунковых лет мужики, сразу и бесповоротно. Их незачем воспитывать, они знают себе цену и как выкрутиться из заварухи.
В столовой за обеденным столом Кутовой, заметив свежие синцы и отёчность, сделал досадный жест. Апостол обезоружил его улыбкой. На том и остановились. Нечего обсуждать. В этот же день конторку оглушил телефон наружной связи. Апостол поднял трубку. Сначала внушительно помолчали. Но едва послышался надтреснутый голос, Марат узнал.
– Как дышишь, Апостол? Оклемался? Помнишь, за мной должок…
– Не проблема. Только теперь с процентами…
– Да ну?! Тогда застолбим. Предлагаю сегодня же на набережной у Рыбальского моста…
– Подходит. В девять по темнянке и без телят…
– Замётано…
Апостол подобрался к Рыбальскому мосту загодя. Фонари тускло освещали путепровод и арку. Ветер взбивал разноцветные флажки, забытое праздничное убранство. Пригляделся к подходившему, к его сутулой кубатуре. Встретил насмешливо:
– Сплошная темень. Фонаря здесь как раз не хватало. Что хотел?
Стали друг напротив друг друга, как две водонапорные башни.
– Сатисфакции, если сечёшь термины…
Марат в ответ поощрительно улыбнулся:
– Так вот же он, я, удовлетворяйся, если сможешь…
– Есть предварительный базар, – помялся Фонарь, – шефы навязали параллельный план…
– Догадываюсь, про что.
– Знаю, что догадываешься, – согласился Фонарь, – гляди, не надоело получать пролетарский паёк? Несерьёзно. Брось нужник, иди к нам. Тебе положат твёрдый наличман, такие бабки, что и не снилось! Подумай, дело говорю…
– Подумаю, – неожиданно для себя, а более для собеседника, ответил Апостол, – как не подумать, мне, между прочим, пора позаботиться о жилплощади… Но грабить старушек по-любому не стану…
– Во-во, – с энтузиазмом подхватил Фонарь, пропустив мимо ушей выпад, – я про то и толкую. Деньжат хватит на всё – на стенки, на шмотки, на тачку и жрачку.
Помолчали, пока Фонарь прикуривал. Втянул глубоко внутрь, рассыпав на ветру искры.
– Ты тогда спрашивал, где я махаться научился, – сказал, посмотрев Апостолу в глаза, – интерес не пропал?
– Интересуюсь.
– У Габриэляна, – дал наводку Фонарь, – хочешь, адресок подкину – боксёрский зал, да и сам он боец знаменитый.
– Конечно, возьму адресок, – воодушевился Марат.
– Писать нечем, – похлопал себя по карманам Фонарь, – позвоню завтра… Но есть просьба – на случай, если Ашотыч спросит, кто посоветовал, обо мне ни слова.
– Это почему? – удивился Апостол.
– Погнал он меня, – отшвырнул окурок Фонарь, – как узнал, что я крышевать за бабки подался, сразу и погнал. Верняк, завидует, он-то стареньким «Жигулёнком» пробавляется, а я на «Бумере» рулю…
Расстались – каждый наедине со своим приговором.
Назавтра Фонарь сдержал слово, продиктовав координаты, и Марат, дождавшись окончания рабочего дня, отправился на поиски. Вечер предвещал неопределённость, но плохо высвеченную вывеску «Спортивный зал имени Февральского восстания» отыскать удалось без проволочек. Откладывать Апостол не стал, проникся и открыл дверь.
В помещении с плотным запахом пота кипела тренировка. Марата заметили, и почудилось, что работа пошла на убыль, но вряд ли было именно так. Апостола знавали в лицо, кое-кто успел познакомиться и с его кулаками. Бывалые разрядники пасовали перед чуткой горой мышц. Способность выстоять десять раундов с техничным соперником никла под бешеным натиском в нескольких минут. В уличном бою победа часто добывается испытанным средством, почти аксиомой – нанести сокрушительный удар первым. Удар Апостола опрокидывал соперника до атаки. В драке против нескольких противников времени на оборону нет. Если хочешь уцелеть, начни первым. Почувствовал неизбежность сшибки, бей, не медли. Апостол всегда успевал. Его упреждающий удар, молниеносный, неотбиваемый, лишал противника не только решимости, но часто возможности сопротивляться. Уличный бой скоротечен, как мороженое в летний зной. В нём нет щели для «македонского маятника» или поиска бреши в обороне соперника.
Апостол оглядывал боксёров, как лев турье стадо. Любой бык из стада превосходит хищника в силе и скорости, но липкий, лишающий воли ужас замораживает мышцы, сковывает суставы.
Арсен Ашотович Габриелян в дальнем углу зала воодушевлял бой перворазрядника Коли Пахоменко, Колуна, с тенью. Финтил руками, вдетыми в лапы, чтобы вызвать ответные реакции ученика. Практикум был прост: боец должен защититься, не моргая на мелькающие перед глазами лапы. Колун не щадил сил, и Арсен Ашотович, нарастив темп, не уследил, что в привычном шуме образовалась прерывистость. Когда почувствовал, остановился и неспешно снял лапы. Подошёл к гостю. Вопросительно изогнул бровь. Лишь одну.
Очень давно, жизнь назад, брови армянского паренька безнадёжно срослись, раз и навсегда. За глаза ученики называли тренера созвучно фамилии – «Бровьян». К тому же, казалось, что наследственная мужская волосатость сконцентрировалась в нём одном. Супертяжеловес, мастер спорта международного класса, наглухо заросший чёрным войлоком, производил на свежий взгляд чувствительное впечатление. Но не сегодня. Взгляды Апостола и Габриеляна сошлись, и черты лица Арсена Ашотовича смягчились.
– Правильно смотришь… Как революционер…
Учитель понимал, что избавиться от гостя выйдет невежливо, непедагогично. И, подумав, предложил Апостолу побоксировать на ринге с любым, кого выберет. Несмотря на устрашающую внешность, Габриелян имел два высших образования и докторат по психологии. Он чувствовал, что парень согласится и выберет именно Колуна. Наиболее крупного и, оставалось добавить, наиболее техничного обладателя трёх важнейших для боксёра качеств – ума, реактивности и силы. Бокс – жёсткое единоборство, но не обмен ударами на авось – наоборот, игра, где победитель толковее мыслит, выбирая оптимальную тактику, навязывая сопернику свою волю.
Противники стали друг напротив друга. Арсен Ашотович, заметив робость Колуна, не стал тянуть время. Жестом пригласил зрителей поближе и разрешил:
– Бокс…
Не только поучить искателя приключений, но и укрепить боевые качества Колуна намеревался Габриелян. Ничто не закаляет волю так, как спарринг в присутствии зрителей.
Апостол улыбнулся, едва заметно, уголками рта. И сразу мощно обрушился на противника, чтобы с удара выбить из равновесия, прежде всего, морально. Как подобает уличному бойцу, бил резко, с увесистого размаха.
Колун стушевался, но не позволил себе спасовать. На улице он избежал бы драки с уличной знаменитостью, там не всегда бились честно. Получить лезвие в печень в тёмном переулке – вполне вероятный расклад. Но здесь, в родном бастионе… Поймав Апостола на небрежности, остановил прямым левым в голову. И, не дав очнуться, фирменным «Колуновским» крюком посадил противника на пол. Зрители зашлись в восторге.
Веселье оказалось случайным. Апостол в долю секунды оказался на ногах и бросился вперёд. Колун, встретил «быка» академической тройкой: корпус, голова, завершающий в челюсть. Марат снова хлебнул внизу пыли. Вокруг канатов разразился рёв. Но… запоздалый. Габриелян не успел сосчитать до двух, как Апостол обрушил на противника удары, способные покалечить. Для Колуна, как слону дробинка. В спаррингах он обожал драться с превосходящим соперником, изящно обращая его усилия против него самого.
Оставляя за собой инициативу, Марат не сообразил, что тратит энергию понапрасну. Колун запустил «македонский маятник», обкатывая встречные удары противника так, чтобы они шли вскользь. Апостол в бешенстве остановился. Колун беспечно фланировал по сторонам, приглашая в атаку. Дожидался, когда дилетант невольно обозначит направление удара.
Марат вновь обрушился на соперника, Колун принял его с дьявольской готовностью. Отступил на шаг, и когда Апостол резко бросился вперёд, скользнул навстречу, выбросив прямую правую в подбородок. Арсен Ашотович крякнул от удовольствия. Такой удар в сложении сил пробивает насквозь. Вышло, что Марат из-за необдуманной агрессии, наткнувшись на кулак, оказался в третий раз на полу. И снова тренер не досчитал до двух. Даже не успел пожалеть здорового, но глупого парня, вздумавшего драться с перворазрядником. Но далее всё пошло не так, как ожидал Габриелян. Упрямец, будучи снесён ещё несколько раз, неизменно оказывался на ногах. Лицо его распухло до неясности, видит ли он вообще. Корпус залоснился кровью. Но Апостол вставал мгновенно, как в начале схватки. Этого в тридцатилетней карьере тренеру видеть не доводилось.
«Брэк!» – стал Арсен Ашотович между бойцами. Оба держались на ногах. Но от Колуна ощутимо пованивало страхом. В то время как Апостол распространял замешанное на презрении к боли амбре победы. Вокруг стояла немота, будто ринг окружали высеченные из камня бюсты.
