Аркадий Маргулис - Обращение Апостола Муравьёва
Не Божий суд, где Бог хранит правых и карает неправых! Не схватка, когда противник повергнут по честным условиям боя! Уличная драка, месиловка! Тестостероновый ураган! Адреналиновый шторм! Кто поставит на реактивного отца близняшек?! Кто на верзилу, успевшего принять боксёрскую стойку?! Лучше ни на кого, всё равно не отгадать. Зрители видели одно – бросившийся в атаку папаша не из тех, кто пасует, если заденут его близких.
В уличной драке всегда есть две неравные противоположности – нападающий и жертва. Первый всегда имеет преимущество, чётко представляя цель, ставку и возможный расклад, в то время, как для жертвы всё происходит неожиданно. Рэкетир на жертву не тянул, напротив, руки естественным образом заняли боевую крепь, без единого изменения в лице. Верзила чётко представлял, как примет летящий в голову кулак. Как отобьёт удар и нанесёт свой. Но в последний момент Марат резко поднырнул, послав руку в солнечное сплетение противника. Лишь на самом излёте слегка придержал удар, иначе урод, стоящий перед ним, мог бы никогда не встать на ноги. Но амбал и не подумал сгибаться от боли, он шумно, сквозь зубы, выдохнул боль и с приседа вогнал в лицо Апостола мощный «джеб», такой, что нос его лопнул, как перезрелый помидор. Марат на миг потерял ориентацию, перед глазами мелькнуло запястье с наколкой – утлый кораблик с парусом, кривые буквицы ВМФ и цифры 86–89. Ещё несколько ударов опустились на голову, но теперь настала очередь удивляться рэкетиру. Фраерок не падал, лишь кровь двумя причудливыми струйками покидала изувеченный нос.
«Отморозок», подумал Фонарь, и загрустил. Самый опасный тип, внешне трудно опознать заранее, поведение вовсе не поддаётся логике. Либо беспросветно туп, либо терять нечего, либо с крышей не дружит. Такого, пока завалишь в отключку, сам упадёшь. Страха у него нет, зато удар держит, как железобетонный столб. Некстати вспомнилась наука знакомого корешка. Не разошлись с ним в дверях ресторана. Фонарь предложил отойти в сторону и разобраться. Около столба остановились. Человечек улыбнулся, предложил взглянуть, и с размаху хватил кулаком о бетон. Столб, доказательно вибрируя, загудел. Фонарь, убавив пыл, понял и подружился.
Апостол пришёл в себя и снова предпринял натиск. Рэкетир встретил его прямой левой в челюсть, послышался явственный хруст, а тело Апостола поднялось в воздух по замысловатой дуге и опустилось на прилавок с апельсинами, что и спасло позвоночник от перелома. Толпа завизжала, оттекла, но остановилась. От бесплатного представления никто не бежал. Удар Марат прочувствовал в полной мере, не пропустив ни единого джоуля затраченной работы. Видимо, именно это обстоятельство выбило из гудящей головы лишние, мешающие инстинкту, мысли. Апостол превратился в хищника, не умеющего думать, способного, мгновенно реагируя, быстро перемещаться и точно бить. Тело и ощущения слились воедино. Кипящая ярость, замедляющая реакцию из-за чудовищного впрыска адреналина, схлынула, уступив место холодному бешенству. Чуть пробуксовав в раздавленных фруктах, он вырвался на сухое.
В этот момент Галима, потерявшая голову от боязни за мужа, бросилась между бойцами, заламывая руки и пронзительно воя. Любая драка чревата накалом страстей, но в присутствии женщины, особенной для кого-либо из бойцов, намного жарче. Галима решила, что муж дрался из-за обиды, нанесённой ребёнку. Действительно, был повод, но Марат пустил в ход кулаки, чтобы победить, и женщина, ставшая на его пути, оказалась помехой.
Апостол отбросил жену за спину, справедливо возвратив детям. Верзила на миг расслабился, открылся на мгновение, и этого хватило, чтобы нанести ему сокрушительный удар – ногой, ниже пояса, в пах. Толпа охнула, а Фонарь, взвыв по-звериному, встретил коленями пол. Не позволяя ему опомниться, Апостол скользнул в партер. Нанёс с десяток ударов, но Фонарю удалось вскочить на ноги. Женщины завизжали от ужаса. Лицо рэкетира выглядело жутко, из-под рассечённых бровей кровь заливала глаза, губы казались ошмётками требухи, выброшенными мясником на потребу приблудным псам.
Каждый боец должен бескомпромиссно определить для себя круг ударов, способных обеспечить ему победу. Казалось, противники исчерпали свои преимущества и теперь посматривали друг на друга скорее обескураженно, чем робко. Марат был уверен, что ему удалось крепко огорчить верзилу ударом ноги, Фонарь не встречал человека, вставшего после его правой в нос. Нос был явно сломан, неестественно кривясь на вздувшейся физиономии.
Тишину оборвал женский крик:
– Милиция! Милиция!
Истошно раздались другие:
– Убивают! Помогите!
Милиция была рядом, но ещё не очухалась от последствий перенесённого урона. Крики прозвучали сигналом к атаке, и противники вновь бросились друг на друга. Апостол, решив поменять тактику, намеренно пропустил боковой крюк и, сразу же войдя в плотный клинч, зажал в локоть шею Фонаря. Фонарь ответил локтями и коленями, заставив Апостола отскочить. Удары, управляемые инстинктом, посыпались обоюдно. Стимул – реакция! Стимул – реакция!
Драка с тренированным человеком идёт на скоростях, отвергающих логику, мышление попросту не поспевает. Галима металась, умоляя кого-нибудь вмешаться, но никто не слушал. Между тем соперники стали выдыхаться, не собираясь друг другу уступать. Движения сделались замедленными, реакция – запоздалой. В уличной драке, в отличие от кино, нет красивостей, изображаемых каскадёрами. Работает лишь то, что эффективно. Никаких выпадов в прыжках, отчаянных разворотов или кульбитов с ударом ноги в голову. Размазанная по лицу кровь и грязь, всклокоченные волосы, озверевшие лица, запах пота.
Марат, внезапно осознав, что дальнейший обмен ударами пагубен, пропустил очередной хук в нос и почувствовал навалившуюся тяжестью пустоту. Собрав остатки сил, он всей массой накатился на Фонаря, распластался на нём, увлекая вниз. Фонарь падал спиной на оградку, на торчащую кверху опору. В грудь застучалась несносное, злость и желание нанизать соперника на штырь. Но в последний момент сработал спасительный инстинкт, и Апостол неуловимым движением изменил траекторию. Фонарь опрокинулся спиной на проволоку барьерчика, натянутую между опорами. Кожаная куртка разлезлась, как шкурка цитруса. Апостол, оставаясь сверху, зажав коленям ноги противника, замолотил кулачищами Фонаря по лицу, орошая месиво собственной кровью из сломанного носа. Тут то и разрядили обстановку несколько социально активных мужичков, оттащив Апостола, прижав его к полу. Фонаря удерживать не пришлось, он лежал на спине, закрыв глаза и думал, как же ошибался мастер Габриелян, когда учил оставаться честным в любом противостоянии. Фонарю, чтобы податься в рэкет, пришлось пройти сложную внутреннюю адаптацию, оказалось, что удар в перчатке и без неё две очень большие разницы, как утверждали в Одессе. На улице били не только рукой по морде, но и ногой по мошонке, а против ножа в печени оказался бы бессилен даже чемпион мира.
Милиции, как и следовало ожидать, не предвиделось, социальная активность быстро сошла на нет. Рынок постепенно приходил в себя, занявшись важными делами. На поле брани лежало два тела: бесхозное Фонаря, и Марата с причитавшей рядом калмычкой, вокруг досужно топились любопытные.
Апостолу надоели всхлипывания жены, и он прикрикнул на неё, с трудом разлепив губы. Затем, опершись на её плечо, встал и, пошатываясь, подошёл к рэкетиру. Фонарь лежал, сверкая навстречу глазом, второй заплыл, не оставив и узкой щелки.
Галима потянула мужа за рукав – с тем же успехом она попыталась бы утащить небоскрёб.
– Ты этому учился… где? – мрачно спросил Марат.
– В Караганде, – прошепелявил Фонарь, выплёвывая осколки зубов.
– Серьёзно?
– Серьёзно, ты уже мертвец… Ходил, не оглядываясь? Теперь будешь ходить, оглядываться. Из-под земли достану… Урою…
– Не смеши людей, меня на Подоле знают. Придёшь на Жданова, спросишь Апостола – любой покажет. В момент справлю тебе шикарные похороны.
Рэкетир погрустнел. Многие, в том числе его хозяева, были не прочь приручить стадо быков, возглавляемых Апостолом. А уж его шутка с «музыкантами» стала притчей.
Ночью королю уличных драк не спалось, сегодня он едва удержал корону. Победил лишь потому, что сумел вовремя среагировать. Может быть, на мгновение быстрее противника. Если победа нужна, а обстоятельства против – не спеши сдаваться. Поднять ставку – верный способ изменить расклад в свою пользу. Лишь понимание философии уличного боя спасло от позора. В драке единственный путь избавления от робости – «тренировки» с жёстким контактом. Это отлично закаляет психику и дарит бесценный опыт. Теория не заменит боя. Следует чётко представлять себе, ради чего живёшь, за что готов умереть, и где можно уступить. Победа куётся правильным воззрением, решимостью рисковать жизнью и нести потери. Хочешь не бояться? Тогда не нужно дорожить. Марат в свои двадцать лет, казалось, ничего не чтил, кроме собственного достоинства – но именно это считал пережитком.
