Александр Товбин - Приключения сомнамбулы. Том 2
– Кто увёл? Кто такой шустрый?
– Опять «Мартини»? – спросила Света; наискосок, в углу балюстрады, белела тужурка бармена.
– А кофе можно?
– Здесь нет кофеварки, только фрукты, напитки, лёд.
Достав карточку, зашагала к бармену, однако Валечкино пение оборвалось, взревел какой-то зверь, что-то зарокотало, загрохотало, только что безмятежно прогуливавшиеся по террасе заспешили в услужливо распахнувшиеся стеклянные двери, хотя грохотало-то изнутри!
– Бежим, и мы бежим! – схватила за руку, – бежим, а то пропустим самое интересное в «Довлатовских чтениях»! На бегу Света одёрнула короткое золотистое платье. Одёрнула вполне безуспешно, и снова, снова одёрнула, как если бы вдруг решила прикрыть то, что до сих пор демонстрировала.
разогревНа своём столе обнаружили початую бутылку виски «Johnnie Walker. Red Label», Алиса, наверное, развлекалась, но где был одержимый бесами Тима?
Несколько граней экрана тем временем расстались с болезненными последствиями финансового пузыря, лопнувшего-таки в Юго-Восточной Азии, отдались тематике «Довлатовских чтений».
По одной грани скользила реклама мероприятий: выставка собак-фоксов, конкурс сохранившихся забегаловок, ресторанов, завсегдатаем которых был Довлатов в лучшие свои годы; на другой грани застывали, красуясь по очереди, интерьеры охотничьего домика с ружьями на стенах, чучелами зверей и птиц, затем – вылизанной шведами, сиявшей стёклами и зеркалами «Европейской» и отдельно – «Крыши», где знаменитый фонарь пологого потолочного свода начал наконец-то пропускать дневной свет, затем – каких-то шикарных подвалов со столами под хрустящими скатертями, это были интерьеры ресторанов, обновившихся или пооткрывавшихся после смерти Сергея, однако именно тех ресторанов, завсегдатаем которых Сергей по мнению экспертов мог бы стать, если бы не умирал, – больше всех баллов эксперты отдали ресторану «Тинькофф», промелькнули сертификаты живого пива. На третьей грани экрана балабонили, толпясь, постреливая глазками, вздымая рюмки, какие-то старушенции с плохими зубами. Престарелые вакханки охотно позировали. Кому-то пришла в голову счастливая мысль отыскать девушек его мечты, всех их, оказывается, когда-то любил Довлатов, среди них провели соревнование, победительницам светило отправиться в плавание по дорогим местам, помянуть…
И вновь загрохотало, но куда громче, чем тогда, когда все ринулись прочь с террасы, где-то совсем близко раздались рёв, грохот; будто дьявольская машина какая-то заводилась, будто бы поднимался, грохоча и лязгая, якорь.
Загорелся большой экран.
около-Довлатовский ковчег под парами– Внимание, внимание, внимание! Мы в прямом эфире – говорит и показывает «Анна Каренина»!
Центр экрана уверенно заняли Ика и Иза в эффектных огненных платьях, под прицелом прожекторов; они стояли на верхней палубе огромного, пришвартованного у Английской набережной белого корабля.
На палубе матросы курили папиросы! – взбодрилось было, но виновато захрипело, смолкло корабельное радио.
– Наша акция скоординирована с выпуском сенсационной серии «Города мира», издатель серии и наш спонсор, клуб «Устои», зафрахтовал популярный пассажирский паром, чтобы… – оглашала программу Ика, её волосами играл балтийский ветер.
– Отлично, «Города мира» влёт пойдут, – порадовалась Света, возможно прикинула дивиденты; и поёжилась, будто на балтийском ветру знобило.
– В акции участвуют все, кто любил и помнит, друзья Сергея Довлатова, писатели с мировыми именами… – представляла Иза; камера изымала из палубной толчеи Битова, Тропова, Лейна с наполненными бокалами, их обступали белозубые топ-модели в струившихся платьях, чуть сзади промелькнул Уфлянд, спереди, так, что смазался фокус, победно прошагал улыбавшийся Розенбаум в военно-морской фуражке.
– В группу сопровождения приглашены…
По косому трапу поднимались оркестранты в бордовой униформе.
Высоченный борт.
Красная полоса на трубе.
Реяние красно-бело-синего флага.
– Где они, где Алиска, где Тима? – забеспокоилась Света, озираясь по сторонам; её странная вялость сменялась приступами тревоги.
– Акция началась в Санкт-Петербурге, грустную канву её задал «Петербург без Довлатова», мы смотрели на изменившийся город его глазами… – декламировала Ика.
– Мы прошлись с телекамерами по улице Рубинштейна и Щербакову переулку, – подхватывала Иза, – мы увидели…
– Да, слово без для нас ключевое, мы ревниво следим – чем заполняется оставшаяся после него пустота?
На капитанский мостик поднялась голоспинная Пьеха во вспененном бело-розовыми кружевами концертном платье на лямочках: вальсируя, трубно запела, и пела, пела, округло отводя свободную от микрофона руку в перчатке по локоть, словно приглашала в объятия смущённо сросшегося со штурвалом морского волка.
– И вот мы отплываем в Таллинн, на борту победительницы… нельзя смотреть без слёз… времени неподвластна память… любовь…
– Проща-а-й, люби-и-мый горо-о-д, – безголосо затянули на корме победительницы-старушки.
Как провожают пароходы? Совсем не так, как поезда… вода, вода, – подыграл невпопад оркестр.
В толпе провожавших, у трапа, выделялся остриженный «под ноль» скандалист в толстовке – размахивал палкой с косым плакатиком «Позор пасквилянту и его клаке»!
– Да, завтра мы увидим уже Таллинн без Довлатова, начнём поминать в «Пегасе», на Харью, где Серёжа пропивал гонорары, а затем…
Почему два «нн», почему? – молча недоумевал Соснин, Света вряд ли смогла бы удовлетворить его орфографические претензии.
– А затем…
– Да, затем мы пересечём Атлантику, в программе «Нью-Йорк без Довлатова» согласились участвовать Пётр Айль, Рэм Каплун, Константин Кузьминский… Довлатов, отдавший русской литературе весь жар души, стал гражданином мира, его творчество не знает границ…
У Роханова-Ужинова задёргалось конвульсивно веко, грохнулся на пол. – Вызовите «Скорую», вызовите «Скорую»! – заорал Гульянов; кто-то накапывал в ложку из пузырька, кто-то, расстегнув молнию замшевой блузы, понадеялся на искусственное дыхание.
– Оттащите в сторонку, здесь не место трупу, здесь пьют, кушают! – развизжалась профессорша.
– Так-так, появился труп, – выдохнул в микрофон Ванецкий.
– Лиха беда – начало! – обнадёжил Ук.
– Солнышко, кто окачурился? – наклонился к подруге скотопромышленник, нажимая кнопки мобильника.
– Забыл? Ты деньги ему давал на заморочки, на «Евразийский форум».
– Маржа какая? – кивнув, справился у телефона скотопромышленник и, разливая по рюмкам текилу с червячком, вновь закивал, – лады, лады, – и, отключившись, чокнулся с подругой, закусил горяченькой бургундской улиткой.
Бездыханное тело укладывали на опоздавшие носилки; во тьму ловко нырнула лазерная рекламка: «Гробы кедровые, душистые».
– Жизнь продолжается! – натужно-весело вскричал конферансье на эстраде, тот, что служил создателем атмосферы, и захлопал в ладоши.
Из трубы валил пар.
«Анна Каренина» была удивительно хороша! – нарядная, белая-белая, на фоне чёрного неба.
– У нас на связи из Франкфурта искусствовед с мировым именем, Анатолий Львович, слышите нас? Вы в прямом эфире! – закричала Ика.
Возник деловитый, в солидном серо-полосатом костюме, Шанский – среди ярмарочных стеллажей, уставленных книгами; за ним, у стенда с рекламными буклетами, возился Ойсман.
– Анатолий Львович, вы слышите нас, слышите?
– Слышу, но к сожалению, не вижу, так хотелось бы, – галантно заулыбался Шанский и помахал невидимым соотечественникам.
– Анатолий Львович, поздравляем вас с замечательным успехом – «Город как текст», если судить по восторженным отзывам, которые приведены пресс-релизом «Райской раковины», стал одним из хитов франкфуртской книжной ярмарки!
– Одним из трёх китов, – поправляя, пошутил в своём духе Шанский, – два других – это уникальные подсерии о городах без Бродского и без Довлатова.
– Приятно, очень приятно, что и оригинальные проекты нашего спонсора на франкфуртской ярмарке столь же успешны, жаль, однако, что занятость не позволяет вам вместе с господином Ойсманом… – надрывалась Иза.
– Анатолий Львович, вы близко знали Довлатова! – врезалась в беседу Ика, – вспомните, пожалуйста, о главной его мечте. О чём он мечтал?
– Выступить с отчётным докладом на съезде ветеранов конвойных войск.
Благодарный многопалубный смех, смеющиеся физиономии в иллюминаторах.
– Мы волнуемся, как сложится океанский переход…
– Семь футов под килем…
– Спасибо!
Раскинулось море широко, и волны бушуют… – грохнули оркестр с хором на верхней палубе, на другой грани экрана Битлы нежно завели «Жёлтую подводную лодку», а на третьей грани некстати достали из баренцовых глубин аварийный атомоход – кашалота с оторванной головой.
