Константин Хадживатов-Эфрос - Высота взаимопонимания, или Любят круглые сутки
Она легонько стукнула его костяшкой пальца по лбу.
– Не психуй, – по-дружески успокоила она, – все вернется.
Венера ушла, хлопнув дверью.
А Борис остался стоять в одиночестве и бессмысленной тишине.
Он не стал догонять Венеру…
Только удивился тому, что убежали оба зайца…
Через минуту он уже набирал номер мобильного телефона Лены…
...21.08.01
Порог доброты
Она прошла по коридору, зло сверкнув не выспавшимися глазами. Стук черных сапожек ее был нарочит и упрям. Коля наблюдал, как она распахнула дверь своего кабинета и буквально с треском захлопнула ее. Все, кто был в коридоре, обернулись. Новая директриса пришла явно не в духе.
– Коленкин! – из кабинета директрисы высунулась секретарша Лиза. – Иди сюда.
Коля подошел к дверям. Кислая улыбка Лизы и плохо причесанные волосы ее почему-то навевали совсем не счастливое продолжение утра.
– Вас зовуть! – коверкая язык, съязвила секретарша. – Довольно недовольна госпожа-то!
Лиза пропустила Коленкина в приемную и, важно оглядев опустевший уже коридор, тоже треснула дверью. Коленкин мялся и топтался в приемной.
– Чего ей? – на всякий случай спросил он Лизу.
– Дорогой мой, – укоризненно сказала Лиза, – кто же ее знает?!
Улыбка ее была похожа теперь на перезревший помидор – так и казалось, что лицо секретарши вот-вот лопнет и разбрызгает весь свой сарказм и издевательскую благожелательность.
– Ну, иди, иди! – Лиза подтолкнула Коленкина в плечо миниатюрным кулачком. – Еще злее будет, не испытывай терпение.
Коленкин заглянул в кабинет. Светлана Степановна сидела за большим своим столом, обложившись бумагами, запасшись чашкой кофе, и тупо смотрела в монитор компьютера.
– Стучаться надо! – прикрикнула она, услышав звук открываемой двери и повернув серое, как показалось Коленкину, лицо.
– Извините, – пробурчал Коля и сделал шаг назад, порываясь выйти.
– Хватит отплясывать! – голос директрисы никаких сомнений в ее намерениях не оставлял. – Сядьте сюда.
Она вытянула руку в сторону высокого черного стула, стоявшего метрах в двух от стола около книжного шкафа слева. Туда Коля и сел, и теперь он видел директрису, а она, сидя вполоборота к нему, разговаривала как бы и не с ним, а со своим монитором.
– Николай Андреевич, вы идиот? – риторически спросила Светлана Степановна, выдержав сперва огромную паузу. – Неужели у вас еще хватает смелости и наглости сюда заходить?
Коля, в общем-то, не очень привык к такому обращению. Но уверенность директора просто раздавила его.
– А я, собственно, не понимаю в чем дело-то? – промямлил он. – Я, как бы это сказать, кажется, никому ничем…
Тут Коленкин смолк, потому что директриса поднялась, вышла из-за стола и встала напротив Коли, глядя так, что у него зачесалась коленка.
– Вы мне ночью звонили! Вы это помните? – прокричала Светлана Степановна, протирая левый глаз. – Вы меня подняли с постели, я понеслась как ненормальная! Вы вообще хоть что-нибудь помните?
Мысли Коленкина зависли над головой, не в силах сдвинуться ни туда, ни сюда. Осторожно, чтобы хоть чуть-чуть выиграть время и постараться вспомнить, как же было дело, он протянул:
– У меня день рождения вчера был!
– Знаю я! – Светлана Степановна упорно смотрела Коле в лоб. – Я с вашей женой по городу всю ночь искала вас. Вы себя видели в зеркало?
Она подошла и рывком подтянула Коленкина к трельяжу.
– Смотрите, смотрите! – раскачивая его за плечо, говорила она. – Нравится вам такая картина?
Глаза у него были мутно-красные, мешки под ними и лицо потрепано, будто обдувалось сильным ветром и поливалось дождем.
– Это учитель перед вами? – директриса толкнула Коленкина прямо в зеркало, и он ударился носом. – Господи, если бы вы слышали, что вы только несли вчера мне! Где вы ночевали-то?
Коленки тряслись, потому что ничего он не помнил. Нет, проснулся он у себя в доме на чердаке под балкой, но что он кому-то звонил – этого не было в памяти.
– А Вероника где? – только и смог спросить он.
– Позвонила я ей сейчас! – закричала Светлана Степановна. – Вы что же думали, у меня больше дел нет на свете, как вас разыскивать?
– Мы поругались, – стал оправдываться Коля, – вот я, наверное, и ушел, только вот не помню ничего. А что я вам говорил?
– Да, Коленкин, – воскликнула директриса, – вы мне сказали, что никто вам не нужен, кроме меня. Что вы выгнали жену и меня ждете. Я вам перезвонила. Вероника ваша в таком была состоянии, что мне пришлось… Просто дикость какая-то!
Светлана Степановна подошла к тумбочке, стоящей около стола, и достала оттуда чайник, проверила, есть ли в нем вода, и включила в розетку.
Коленкин, совершенно одурев, наблюдал за ней; чувства его искали точку опоры, от которой можно было хоть куда-то плясать.
– Сейчас кофе попьете, – сказала тихо директриса, – и домой, я вашей жене обещала. Урок отменю. Все равно с утра вашей литературой заниматься бессмысленно.
Пока Светлана Степановна готовила Коле кофе, он задумчиво смотрел в потолок, и создавалось впечатление, что крошечное столкновение внутренних токов подводит его к какому-то новому решению. Какая-то длинная и умная фраза составлялась в его голове, но придать ей окончательную форму Коленкин не решался.
Кофе был хороший. Крепкий и сладкий.
– Так я тут еще работаю? – осмелев, спросил Коля, сидя за раскладным столиком и глотая горячий напиток.
Светлана Степановна смотрелась в зеркало, но неожиданно резко развернулась и стремительно налетела на Коленкина.
– Послушайте, дорогой мой! – грубым шепотом проговорила она. – Вы вот живете, как вам хочется, устраиваете спектакли, я вам кофе подаю. Что это такое? Что, скажите?
– Нет, вы не поняли! – замахал руками Коля. – Я виноват, виноват. Просто узнать хотел. Я же не специально!
– А как же вы? – садясь рядом на диван, спросила директриса. – Если женщина одинока, так и поиздеваться в самый раз? Или все это правда?
– Что правда? – недоуменно спросил Коля.
– Ну, то, что вы мне ночью говорили, – глядя ему в глаза, сказала Светлана Степановна.
– А вы как хотите? – стал выкручиваться Коленкин. – Вот как хотите, так и есть!
Он улыбнулся. Директриса встала и села за свой большой стол.
– Пишите заявление, – спокойно сказала она. – Хватит с меня выкрутасов ваших.
– А если я против? – нервно пробормотал Коля. – Если я не желаю писать заявление?
Директриса не знала, что ответить, и молчала. А Коля ощутил прилив бодрости и уверенности в себе от кофе, и поэтому он чувствовал желание говорить, что вздумается.
– Вы вот к нам пришли, – рассуждал он. – Не здороваетесь никогда ни с кем. Мы что, чем-то вам обязаны? Что это вы так неуважительно? Персонал любить надо. А то, что я к вам обратился в трудную для себя минуту – это проявление коллективного начала.
– Замолчите, Коленкин! – прервала его директриса. – Вы не на уроке, и я вам не ученица.
Да? – кривлялся Коля. – А я вам тоже, знаете, не подчиненный. Вы сначала уважение заслужите. Мы здесь поработали. Не то, что вы – на все готовенькое.
Директриса недовольно шмыгнула носом.
– Пишите заявление, – еще раз сказала она. – Только я не понимаю, какой вы на самом деле. Я-то другое про вас подумала. Может быть, действительно у вас нелады в семье, плохо стало. И я помочь могу. А вы – просто шут! Пишите, и не будем ничего обсуждать.
Горькая ирония заблестела в ее глазах, и отсутствующий взгляд Светланы Степановны печально застыл в одной точке.
– Мне просто обидно, – заговорила она, – что каждый день я прихожу домой, словно в пустоту, и там только стены и мама, только стены и мама.
Коле стало не по себе, извиняться захотелось прямо сейчас и по-настоящему, но он сказал совсем другое:
– А давайте дружить! Мы же теперь вроде разобрались.
Директриса встала и подошла к двери, и открыла ее.
– Лиза, – сказала она секретарше, – подготовьте приказ вот по этому товарищу.
Коленкин все понял и вышел из кабинета. В приемной он чуть потоптался и сказал сам себе:
– Господи, тоже мне! Что я, работы не найду? – потом повернулся к директрисе и выругался. – Тьфу на тебя, образина тридцатилетняя!
Дверь кабинета хлопнула. Секретарша уставилась на Коленкина, словно перед ней стояло восьмое чудо света.
– А ты чего пялишься? – рубанул он Лизе. – Пиши, печатай!
Оскорбление увольнением сдавило ему горло и сердце. Заболели глаза. Паутина дурости исчезла. Коленкин сказал:
– Хотел ведь ее повеселить, дурак! Жалко мне вас всех, одиноких!
Он вышел в коридор и со страшным чувством потери стал спускаться вниз по лестнице школы, в которой отработал почти двадцать лет…
...17.09.01
Последний разворот
Бородкина не спала. Словно в укор своему Васечке, который сидел на кухне и трепался уже три часа с Галей, ее подругой. Гудение монотонного его голоса и глуповатое хихиканье Гали раздражали, сердили и несли Бородкину в гущу вредности и стервозности. Она готова была уже идти туда, на кухню, и разбивать надоевшую ей идиллию. Пренеприятные звуки вырывались из ее горла, и шепот, которым она пыталась сдержать негодование, превращался потихоньку в звериный рев, пока еще тихий, как шепот.
