Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…
IV
Николай вернулся ко мне домой к семи, сказав, что не хотел меня грузить собой.
– А я созвонился с друзьями, – сказал я, – и мы можем с тобой окунуться в пучину разврата.
– Это куда же? – усмехнулся Брызгунов.
– Ты же хотел, чтобы я тебя отвел туда, где девчонок, как грибов в сезон… Вот я позвонил Наташе Киреевой, мы с ней пели в «Голубых гитарах», а сейчас она работает в ресторане гостиницы «Космос». Злачное место… Ну что, идем?
– Идем… Только я тебе ничего не обещаю.
– Прости, это я же тебе обещаю, – усмехнулся я.
– Ну да… Я чего-то башкой поехал… Поедем-поедем. Как там Высоцкий пел: «Если я чего решил…»
– То выпью обязательно, – закончил я.
– Когда нам надо туда прибыть? – спросил Николай.
– Наталья просила быть у главного входа в 20.15. В девять она должна уже петь.
Мы выпили чаю и рванули в «Космос». Наталья нас уже ждала и многозначительно указательным пальцем стучала по часикам.
– Это Наташа, – представил я певицу Кирееву Николаю, – а это мой друг майор Николай Брызгунов.
– А почему вы без формы – кокетливо спросила Наташа, направляясь к дверям «Космоса».
– Могу я хоть вечером снять с себя эту доставшую меня личину?
– Можете-можете, Коленька, – продолжала строить глазки Наталья.
– Наташ, Коля только что из Афгана, до девчонок голоден, как волк, так что ты осторожней, – подхватил я игривую волну Натальи.
– Ой, как я соскучилась по таким мужчинам. Коленька, а вам очень идет штатский костюм.
– Киреева, уволю…
– Барин, пощади, – брякнула Наталья и, сменив интонацию, продолжила: – Так, ребята, я за кулисы. Малежик, по вашим вопросам я договорилась с музыкантами, так что милости просим к оркестру.
– Это по каким вопросам? – спросил Николай, разглядывая открывшуюся его, да и моему взору картину. А посмотреть было на что…
– Ну ты же просил девчонок. Ребята, музыканты, то есть Наташка, обещали, что посодействуют нам. Причем девчонки с жилплощадью, чтобы ко мне не тащить. И как тебе контингент? – спросил я.
Николай оглянулся и застыл в изумлении, разглядывая яркую толпу отдыхающих. Судя по бегающим глазам и заджинсованной одежде, «работали» тут и фарцовщики. Девушки с длинными ногами и решительными декольте явно пришли не сдавать вступительные экзамены в консерваторию. Несколько человек выпадали из этой публики, выделяясь цепким взглядом и какой-то безликой одеждой. По всем признакам это были люди из органов. Вся публика курила сигареты и сигары, прихлебывая разнообразные напитки из бокалов для виски, вина, шампанского и коньяка. Все это действо происходило у столиков и на полу, на ковре и на кресле. Герои этой пьесы сидели и стояли, а кто-то даже мирно спал на диване.
Должен сказать, что я поездил по разным заграницам и бывал в разных питейных и едальных заведениях, но нигде подобной атмосферы, как внутри гостиницы «Космос» перед входом в ресторан, не видел. С чем это сравнить? Угар нэпа, как его показывают в кино? Пожалуй, нет. Ближе всего, наверное, атмосфера фестиваля «Вудсток», наполненная хиппанами и дымом веселящего канабиса и прочей кислоты. Николай был ошеломлен.
– За что мы воюем? – спросил он, не ожидая от меня ответа. – За что? Чтобы вот это все продолжалось?
– Что будем заказывать? – спросил я, силясь переключить настроение командира. Но тумблер заело, и глаз Брызгунова загорелся непонятным огнем.
– Жрать? – спросил он.
– Ну да, чтобы поесть и послушать Наташку, а еще чуток выпить.
– Сам закажи что-нибудь. А то я тебя сегодня все время куда-то загоняю. Прости, старик.
– Коля, брось…
Мы сели за стол, и я сделал заказ на свой вкус. Николай сидел молча, а у меня появилось чувство вины, будто весь этот вертеп «Космоса» срежиссировал я. Я пытался заполнить эмоциональную яму анекдотами – не получилось… Но вскоре официантка принесла выпивку и закуску, мы помянули, тем не менее, Геру, причем Николай сказал подобающие слова. Алкоголь разрядил обстановку, а уж когда Наташа Киреева и ансамбль «Астероид» начали свою программу, Брызгунов ожил, и я даже решил, что все складывается в лучшем виде.
– Не надо просить музыкантов, чтобы они баб нам подогнали, – сказал Николай, когда Наташка откланялась и простилась с посетителями.
– Почему?
– Не надо, и все. Эти женщины не для меня, и я не хочу в этом участвовать.
– В чем – в этом?
– Ты все понимаешь сам, не хочу повторяться.
– Ой, Коля, – вздохнул я.
– Не грусти, я уеду… Спасибо за Кирееву. Классная девчонка, классная певица, а все остальное – это какой-то мираж.
Мы сели в такси и поехали на Вернадского, ко мне домой.
– Коль, а может, я найду где-нибудь девчонок попроще? Ты же сам говорил, что в Афгане…
– Ну найди, а то я себя как-то неудобно ощущаю. Ты из кожи лезешь, а я капризничаю.
– Коля, не бери в голову. Приедем домой, я позвоню Леше Шачневу, у него есть какая-то баня, думаю, мы решим вопрос с культурной программой.
V
Леша Шачнев – наш басист и старожил ансамбля «Пламя», в котором он работал еще в «самоцветовские» времена, правда, тогда еще в роли звукорежиссера. Свои недостатки в образовании и музыкальности он компенсировал сумасшедшей работоспособностью и желанием играть. Пел он не очень чисто, и на записях, и в концертах в СССР его не занимали как вокалиста. Но если мы выезжали в зарубежный тур, то знание лихой фирмы, песенок из репертуара «Troggs» и всяких там «Pretty Things» позволяли ему выйти из засады и спеть всемирно известные стандарты с неизменным успехом у зрителей. Причем на сцене оставались А. Шачнев, басист и певец, В. Малежик, гитарист, и В. Дегтярев, барабанщик.
Нас с ним связывало длительное знакомство еще со времен первых московских бит-групп. Леха играл в «Москвичах» с тремя братьями Шаповаловыми на гитарах и барабанах и еще одним однофамильцем Шаповаловым в роли менеджера и главного «бубниста» (от слова «бубен») страны. Потом была группа «Политбюро» со Стасом Микояном, Гришей Орджоникидзе, Володей Уборевичем в составе. Короче, Леха меня знал по тем еще временам и опекал, когда я пришел в «Пламя».
Несмотря на то что имя «Самоцветам» и «Пламени» сделали песни ярко окрашенные, политические, все мечтали петь песни другие, более (придумал словечко) молодежные. Я чего-то там сочинял, и Леха капал на мозги нашему худруку С. Березину, что, дескать, Малежик и так далее. И мне не часто, но давался шанс. Леха был живчик, весельчак, немного пижон. Его творческое начало проявило себя значительно позднее. Закончив нужные учебные заведения, он сейчас снимает как режиссер фильмы для телевидения. А тогда он увлекался идеями, придуманными им самим, да и другими, и благодаря его напору в «Пламени» происходили разные свершения. Чтобы судить о его творческом начале, расскажу шутку, которую он придумал по отношению к двум нашим музыкантам.
– Они, – говорил Алексей Шачнев, – вечером раскольники (так как кого-то раскалывают на выпивку и прочее), всю ночь баптисты (наверное, правильно написать бабтисты: это про любовь к женскому полу); утром трясуны (похмельный синдром) и весь день пятидесятники (система добавлять весь день по пятьдесят граммов коньячка).
По-моему, отменная шутка. Странно, что она не ушла в народ и не стала всесоюзным анекдотом. Так вот Леша поучаствовал в моей судьбе, познакомив меня с двумя знаковыми в моей биографии авторами – Павлом Хмарой и Сергеем Таском. Так что успех песни «200 лет» – это тоже Леша.
Отправив Николая спать, я набрал телефон Лехи и объяснил ему ситуацию и просьбу Николая о девчонках тоже изложил.
– А-а, понял, кто это… А то я никак не мог вспомнить, с кем ты был на кладбище. Завтра на репетиции все тебе доложу, – ответил мне наш басист.
Назавтра я на репетицию приехал с майором Брызгуновым. Оставив его в зале, я поднялся на сцену, и мы чего-то там оттачивали, доводя до совершенства, потому что завтра запись… Когда этот процесс закончился, мы с Лехой спустились в зал.
– Ну, привет, командир.
– Здравствуйте, Алексей.
– Зачем так официально?
– Ну, я с разгона на «ты» не могу. Чуть-чуть потерпи.
– Думаю, в бане мы уже будем на «ты»? – спросил Шачнев.
– Да зря Слава все это затеял…
– Что значит зря? – перебил я Николая. – Обычная мужская просьба, и я как мог…
– Не-е, не будет, я думаю, бани, – с чувством вины сказал Брызгунов.
– Коля, все уже заряжено… Пар и девчонки в лучшем виде, – оптимистично, с комсомольским задором доложил Леха.
– Слава, давай поедем в «Домодедово», и ты меня отправишь домой в Ижевск.
– А что, девчонкам отбой?
– Прости, отбой… Если что-то там вы потратили, то я…
– Коля, обижаешь…
– Да поймите меня. Мы рванем в баню… зависнем там, может, не на одну ночь, я себя знаю. И не попаду я к жене в Ижевск, к Дениске и Кате. Знаешь, это неправильно… Не увижу я их, вернусь в Афган, а там меня грохнут.
– Типун тебе на язык…
