Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…
– Да, папа!
– Иди сюда.
Меня не звали, и я остановился в поле досягаемости, дабы ответить на вопросы, если они будут к кандидату в женихи. Отец Лены вышел за линию, которую «держали» ее братцы, грубо схватил еще мою девчонку за руку и затащил на свою территорию. Он отвесил ей пощечину и, сопровождая свои действия руганью, погнал ее, как нашкодившую собачонку, в сторону дома. Ленка плакала, что-то кричала, но из ее слов врезалась в память фраза «за что?».
Братья прикрывали это действие, встав в боевую стойку и загородив все пространство между мной и моей… А во мне проснулся не изжитый еще страх перед директором школы, перед завучем, перед милиционером… Наверное, если бы это были хулиганы или насильники, я бы вступил в драку. В те годы было достаточно спокойно, убийств практически не было, а получить синяков и даже недосчитаться пары зубов, защищая любимую, – это же так романтично.
И до сих пор я, вспоминая эту историю, думаю, правильно ли я поступил, вернее, не поступил… Я не знаю… Сегодня, став отцом, я не понимаю, что посоветовал бы своему сыну, окажись он в подобной ситуации; да и как вести себя девочке, тоже не знаю – девчонок я не воспитывал. А впрочем, нынешние дети сами объяснят нам что к чему, так что не расстраивайся, мой дорогой читатель.
А Ленку больше не пускали вечером к нам на танцы.
– Чего-то она там надерзила отцу, – сказал нам Перепел, когда мы спросили его о Ленке.
Они улетели в Москву. Я, вернувшись туда же к сентябрю, не стал разыскивать мою русалку. Мое поведение на аллее мешало мне чувствовать себя кавалером, способным защитить даму. А она? А она тоже не позвонила, хотя, зная женскую смекалку, могла бы найти мой телефончик. Но она была девушкой, которая не остается у мужчины в первый вечер.
Как мы сходили направо
I
Насколько люди привыкают к среде обитания, известно давно и многим… К хорошему привыкают быстро, а к плохому? Ну, если обстоятельства заставляют, то человек адаптируется, и его организм и психика, подключив незадействованные резервы, начинают работать в нужном режиме и даже сначала удивляются, если эти сложности и препятствия исчезают.
Афганистан… Кандагар… Мы – ансамбль «Пламя» – дислоцируемся в N-ском полку, и я после концерта в душе смываю с себя приключения и тревоги прошедшего дня… Вода расслабляет, и не хочется выходить из кабинки. Ощущение почти как дома в квартире, будто и не было трех концертов и длинного застолья с обязательными песнями, анекдотами и выпивкой. Я зачем-то еще раз намыливаю свое тело и подставляю его неагрессивному душу. В помещении еще двое мужчин. Это офицеры, у солдат свои казармы и свои помывочные. Эти двое ведут негромкую беседу, и я долгое время не вслушиваюсь в смысл того, о чем они говорят. Вдруг мое сознание выхватывает фразу одного из них.
– Да, ребята нарвались на засаду. БТР подбили, они приняли бой, но Серегу потеряли.
– Так что? Они прорвались?
– Прорвались… Но Серегу-то потеряли… Жаль, хороший парень был.
– А плохие и не погибают…
Я был поражен… Нет, не тем, что потеряли еще одного бойца, это-то понятно, мы были на войне, а на войне, как известно, убивают. Меня поразила обыденность ситуации, когда теряют товарища, когда смерть становится средой обитания. Меня поразила интонация, с которой все это говорилось, и осознание того, что завтра это может произойти с тобой. Я не вытерпел и спросил офицера, который принес эту весть:
– А когда это произошло?
– Да пару часов назад… Возвращались с задания… Слушай, а ты, наверное, судя по твоей прическе, из «Пламени».
– Ну да… Извините, что встрял в ваш разговор… Я никак не могу привыкнуть к войне.
– А к ней нельзя привыкнуть… Кстати, меня зовут Николай.
– Приятно, а меня Вячеславом. Вот вы говорите, что нельзя привыкнуть, а сами практически не изменили интонаций, когда говорили о бытовых делах и когда обсуждали уход вашего товарища.
– Серега – это наш верный друг, – сказал Николай, выходя из душа и отправляясь в предбанник. – А интонация… Я думаю, это защитная реакция организма, чтобы не сойти с ума. Кстати, я, к сожалению, не попал на ваш концерт. А знаешь, как ваши песни нам нужны здесь, вдали от Родины.
– Если у вас с вашим другом есть еще силы…
– Его зовут Федор… Давай на ты.
– Хорошо, если у тебя с Федором есть силы, я сгоняю за гитарой, и мы где-нибудь попоем.
– Вот это дело, спасибо, Слава. А можно я…
– Конечно, можно, – рассмеялся я.
И засиделись мы глубоко за полночь, говорили, пили, пели и согревали друг друга душевным теплом.
– А что, если я тебе позвоню в Москве, ну вдруг окажусь там? Я не буду тебе надоедать, – спросил Николай.
– Как тебе не стыдно? Я постараюсь, чтобы ты в Москве забыл об Афгане…
– Да нет… Как это забудешь?..
И мы обменялись координатами. На следующий день я улетел с «Пламенем» в Кабул, и вскоре мы вернулись в Москву.
II
А в Москве, я, да, наверное, и все пламеневские ребята, достаточно быстро втянулся в московскую жизнь и резво побежал по привычному кругу. И мелькали лица на трибунах и в концертных залах, и сменялись самолеты на поезда, и решилась жизненно важная проблема: кто все же круче в этом году – киевское «Динамо» или «Спартак», и надувались щеки, если у твоей телки «маракасы» больше, чем у телки басиста. И пусть кто-то в этом городе никого не снял и поэтому считал себя «лузером», пусть… Жизнь как спорт, как ярмарка тщеславия продолжалась, и все реже в памяти всплывали Афган и все, что было связано с ним.
Николай, а он, в общем-то, и является героем моего рассказа, как и обещал, не доставал меня звонками, и я почти не вспоминал тот вечер в Кандагаре, тем более что там, в Афгане, практически каждый день был наполнен неординарными событиями и знакомствами.
Наступило лето, и мое семейство – жена и сын Никита отбыли в Гагру к моему свояку, чтобы покупаться и скрасить время ожидания меня из очередной поездки. Заработки позволяли мне вырываться на самолете на юг, и я летал маршрутом Москва-Адлер порой по нескольку раз в месяц. Однажды я посчитал, сколько раз в тот год я был на море. Получилось – семнадцать. Поскольку семнадцать для меня счастливое (как я для себя решил) число, то этот факт отложился в памяти; правда, это были визиты на все моря – в том числе Баренцево, Балтийское, Охотское, Карское, а не только Черное… Но факт остается фактом.
Мы прилетели в Москву на пять дней, и в эти дни были запланированы какие-то записи (а это значит, и репетиции) и съемки. Вечером первого дня я возвращался домой около десяти. Во всяком случае, уже стемнело, и из палисадника нашего дома на улице Лобачевского я услышал голос:
– Слава, это – ты?
У Николая был достаточно характерный, узнаваемый голос. Такой, знаете, с непреходящей простуженностью… Но то, что я вот так сразу, практически через год, узнал его… Это меня удивило. Не успев поразмышлять на эту тему, я ответил:
– Коля? Какими судьбами?
Николай не без чувства гордости вышел из кустов, где он и его компания поджидали меня. Николай был одет в штатское… Костюм, который он долгое время не носил, еще не прикипел к нему и выглядел чужеродным элементом в его облике. А его спутники – три парня лет 25–30 в летных комбинезонах – вышли, держа в руках трехлитровый баллон, наполненный какой-то жидкостью. Отвечая на мой немой вопрос, один из летчиков сказал:
– Ликер «Шасси»[3].
– А мне знаком этот напиток, – ответил я.
– Это Слава, тот, про которого я вам говорил, – услышал я Николая.
– Привет, мужики, – поприветствовал компанию я.
Мы обнялись, и я пригласил их к себе.
– Не, мы пойдем, – сказал, судя по всему, командир летчиков. – А это вам.
С этими словами он достал из-за пазухи непочатую бутыль и передал Николаю.
– А то пошли, я дома один, места всем хватит, – еще раз позвал я.
– Не-не, мы пойдем… Вам есть о чем поговорить, а нам еще надо в одно место успеть.
Ребята ушли в темноту, и мы с Николаем поднялись на пятый этаж.
– А ты чего в Москву? – спросил я, приглашая его в комнату.
Он, несмотря на мои протесты, разулся и босиком прошлепал в гостиную.
– Да образовался борт в Москву, и меня отпустили на побывку. Через пять дней назад.
– А ты же вроде из Ижевска?
– Из Ижевска…
– Домой махнешь?
– Как получится… Хочется оторваться, в общем, вспомнить гражданку. А домой?.. Приехать на полдня, подразнить своих только…
– Ну и какие-то планы есть?
– Планы? Хочу до баб дорваться… Полтора года я их не видел… Ух, мне бы только…
– Ну у вас же есть там женщины…
– Чекистки, что ли? Да они все начальством разобраны. А у тебя как с этим? – спросил Николай, ожидая, как я думаю, развернутого ответа с подробностями и картинками.
– У меня-то порядок: жена, на гастролях, сам понимаешь, только свистни…
– Да, вам, музыкантам, хорошо, бабы к вам так и липнут… А сейчас, – резко меняя тональность разговора, перебил Николай, – можешь кого выписать?
