Кристина Хуцишвили - DEVIANT
Ты, из зеркала, посмотри на меня. Ну же, будь смелой, ты же так бравируешь, ты же женщина-рыцарь. Ну-ка смотри – и не отводи глаз. Что ты как побитая собака? Никто сейчас тебе не поможет. Будет как будет. Будь хоть раз честной – ну-ка смотри прямо перед собой!
Глаза стали еще больше – или это губы сжались… Ну, ничего. Надо быть смелой, иначе вообще ничего не светит.
Выдержишь, не выдержишь – твоя правда. Во мне как будто живут два человека, я их сознательно разделяю. Это творец и продюсер. Они умеют любить, продюсер словно лепит из глины, за ним сила, а маленькая скромная я держусь за него, творю в зоне его осмотрительности, ну, или вблизи нее.
Какой он, Нью-Йорк? Как в «Осени»? Или такой, как Эдди Сэджвик? Трагичный или уверенный? Оптимистичный или развенчанный? Есть ли там душа, над этой суетой, витает ли там память 11 сентября? Творят ли там, любят? И вправду ли можно умереть без боли?
Знаю одно – ни в одном месте мира это не верно до такой степени, как в Нью-Йорке: люди мечутся в поисках выхода – и обречены метаться вечно. По крайней мере, так говорил Томас Вульф. А еще в Нью-Йорке можно думать не как все, быть хоть коммунистом – как Артур Миллер.
И наверное, можно вспоминать Москву, по старинке представляя ее в красных тонах, и какую-то девушку в красивых бриллиантах, которая все еще принадлежит тебе одному. Хоть ты этого так отчаянно не хочешь.
* * *12 сентября 2008 года Нью-Йорк
...Мысль о том, что я умру и тем самым перестану быть, что я войду в ворота Царства мрака, что существует нечто, чего я не способен контролировать, организовать или предусмотреть, была для меня источником постоянного ужаса. И когда я вдруг взял и изобразил Смерть в виде белого клоуна, персонажа, который разговаривал, играл в шахматы и, в сущности, не таил в себе ничего загадочного, я сделал первый шаг на пути преодоления страха смерти.
Ингмар Бергман, «Мемуары»
Какое-то странное желание читать в Интернете про это. Хотя, в принципе, врачи гораздо доступнее объясняют: что может быть, что в том или ином случае нужно делать. На самом деле медицина зашла достаточно далеко в изучении подобных болезней. По крайней мере, им удается говорить об этом так, что пациенту не хочется, выйдя от врача, тут же наложить на себя руки. А это уже многое. По крайней мере, в сравнении с Москвой. Хотя, наверное, в Москве бывает по-разному. Москва разная бывает.
Иногда по утрам, кроме кофе и запеканки, я делаю еще такую вещь: открываю ноутбук, сидя на кровати, и начинаю гуглить. Кроме интереса, это, наверное, для меня такое действие в чистом виде, имитация жизни – как закурить, пожать плечами, потереть руки. Я делаю вид, что не просто существую, не зная, что делать с этим очередным внезапно свалившимся на меня днем, а действительно проникновенно так живу. Вот у меня начинается день, практически рабочий. Я включаю ноутбук – вообще-то по правилам я должен проверить все свои почтовые ящики в порядке строгой очередности, но нет, сейчас я этого не делаю, чему несказанно рад. Я знаю, что ничего важного там не будет, и поэтому отучил себя от Gmail, Outlook, Mail.Ru и всего прочего.
Стоит признать, что это было непросто, это же такое же действие, просто действие – ты щелкаешь по клавишам, удаляешь спам, отвечаешь, откладываешь, откладываешь в долгий ящик. Это все совершенно бессмысленно. и тем более не имеет никакой ценности для меня, который сейчас далек от всей этой суеты. Мне уже не нужно заполнять пространство действиями, борясь, таким образом, с пустотой. Я, наоборот, беспокоюсь, что пространства когда-нибудь может не хватить, а нам еще так много хочется туда вместить.
Таким образом, я не проверяю почту. Зато наблюдаю за тем, что выдает Google на мои тематические запросы. Но, конечно, в художественном контексте. Все остальное я уже изучил в начале и больше к этому возвращаться нет сил. В общем, не так много, оказывается, пишется, снимается и говорится про таких, как я. Хотя я пока себя к этой «субкультуре» не отношу и называть ее местоимением множественного числа от «я» не хочу.
Все-таки я случайно сюда попал, хотя ни в коем случае не ищу этому оправдания. Просто то, что про «мы», оно на самом деле про addiction и меньшинства. А я не наркоман и не гей. Хотя это уже не принципиально.
Художественности в этом мало. Много всякого предостерегающего, где все в красках расписано, очень натуралистично, до тошноты. Но также и неправдоподобно. Даже если с этим поспорить, в любом случае нужно быть мазохистом, чтобы такое дочитать до конца. Да и если дочитать, то уж тем более ты не сделаешь никаких выводов, разве что отвращение в сухом остатке – к этим бедным людям. Действительно, ничего кроме презрения и отвращения эти популистские импровизации не вызывают. и в конце концов они порождают не осторожное и бережное отношение к собственной жизни, а опасения по отношению к окружающим. И если ты воспитан на этой псевдонаучной мути, то, встретив больного человека, ты рефлекторно побежишь мыть руки, принимать душ, побрызгаешься чем-то для профилактики. Да, там этого не сказано, но естественная реакция организма будет именно такой. Естественное отторжение – и болезни, и всего человека.
А с позиции художественного вымысла не очень много интересного, хотя, казалось бы, чем не проблематика XXI века, которую надо бы поднимать, выносить на суд публики.
Может, сложно. Может, страшно. Мне почти уже не страшно, хотя, конечно, легко не бояться в те дни, когда хорошо себя чувствуешь. Это примерно то же самое, что оказаться на кладбище, особенно на каком-нибудь «престижном» – Ваганьковском, например, в хороший солнечный день. Кажется, что ты вообще в музее, что это просто историческая достопримечательность, а смерть – просто выявленная кем-то закономерность, и если даже и существует, то страх уж точно не должна внушать.
И на одном из этапов моих поисков я наткнулся на фильм интересующей меня тематики. Польский фильм, называется «Кто никогда не жил». Читал про него на русском, рецензий немного – он показывался на Московском фестивале, по-моему, даже в конкурсе. Точно в конкурсе – ему и победу прочили.
И на чью же рецензию я наткнулся?.. Да, помню, она тогда освещала ММКФ, целыми днями и вечерами там пропадала. Мы еще в университете учились. Правда, были каникулы. Я уехал на месяц в Лондон, и когда бы ей ни позвонил – то она была на просмотре какого-нибудь фильма, то на пресс-конференции, то писала второпях какие-то подводки, или они снимали. Возможно, в тот момент, когда я ей звонил, она как раз писала про этот фильм. Ирония судьбы.
Мне кажется, она тогда была счастлива. В этом-то наша вечная проблема – мы вместе счастливы, но счастливы каждый по-своему.
Самый сильный фильм конкурсной программы ММКФ. Именно этой польской картине режиссера Анджея Северина многие прочили победу. Пронзительность этого фильма, показанного в последний день конкурсной программы, что само по себе трактовалось как подтверждение прогнозов, да еще вкупе с тем фактом, что в Москву для представления картины приехали не только исполнители главных и второстепенных ролей, но и режиссер, продюсеры и даже сценограф, определила чуть ли не полную уверенность в победе картины.
Увы, прогнозы не оправдались, и теперь нет смысла гадать, были ли вышеперечисленные факты лишь данью уважения к XXVIII ММКФ и в частности к председателю жюри Анджею Жулавскому с польской стороны; случайностью ли было то, что в момент объявления картины-победителя камера была наведена на исполнителя главной роли в «Кто никогда не жил», звезду польского кинематографа Михаля Жебровски. Остается надеяться, что эта знаковая во всех смыслах картина не останется незамеченной для российского зрителя.
«Кто никогда не жил» – режиссерский дебют известного актера и педагога Анджея Северина, с начала восьмидесятых годов живущего во Франции. В центре сюжета – жизнь молодого священника Яна (Михаль Жебровски). Священника, делающего все, что в его силах, чтобы помочь так называемым трудным подросткам, которые в его лице находят единственную поддержку. Он молод, обаятелен, умен и красив. И живет во благо других людей. Именно такой человек нужен тем, кто, запутавшись в совсем недетских проблемах, не находит помощи у семьи и остается на попечении таких же отчаявшихся друзей.
Его деятельность не нравится церковному руководству, которое решает перевести строптивого священника в Рим.И совершенно случайно выясняется, что Ян заражен ВИЧ.
Причины заражения сознательно скрыты от зрителя: известно лишь то, что священник долгое время работал в Африке, а там «каждый день что-то происходило». По большому счету, авторы картины указывают на то, что причина не столь важна. Ян болен; он решает уйти в монастырь. Он оставляет своих юных друзей. Получается, что человеку, который всю свою жизнь помогал другим людям, пришлось самому принять вызов. Пытаясь сбежать от прежней жизни, герой заходит в тупик. Лишь череда случайных встреч позволяет ему вернуться к жизни, продолжить помогать своим юным друзьям.
