Владимир Дурягин - По дороге к Храму
– Вот, видишь, как всё…
В душе Андрея поднялась большая кипучая волна, он хотел на одном дыхании выплеснуть из себя всё, что таил, но она заторопилась.
– Даже поговорить некогда. Алёнка одна оставлена. Побегу…
– Прости меня, Тося. – Онемевшими губами, сказал Андрей.
– За что? Ты, кажется, немножко выпил. – Улыбнулась она. – Побегу.
– Есть за что. – Сказал он вслед удалявшейся Антонине.
Домой он пришёл хмурым. Иришка хозяйничала на кухне. Славка сопел в кроватке. Весь вечер Андрей молчал, и ходил курить через каждые полчаса.
– Ну, что ты так расстроился? Очень-то не печалься, проживем и на эти деньги. Скоро, вот, Славке выдадут «стипендию». – Попробовала Иришка растормошить мужа.
– Нет, я всё-таки к нему схожу! – Сказал Андрей и начал торопливо одеваться.
Он вошёл в отчий дом затемно, надеясь застать отца. Но там одна мать вязала внуку свитерок, под рекламные всплески телевизора. Она засуетилась, увидев вошедшего сына, отложила своё кропотливое занятие.
– Как у вас? – начала было расспрашивать Нина Ивановна.
– Мам, у нас всё нормально. – Перебил её Андрей. – А, батя где?
– Так на реке, дежурит. У них сети повадились красть. Там и сидит целыми сутками. Да разве за всеми углядишь? Вон сколько неработи развели.
– А, где у них землянка, мам?
– На острове. Днём-то её с берега хорошо видать. Не туда ли ты собрался?
– Да отца надо увидеть. Дело есть.
– Сейчас темень такая! Тебе и тропы не найти. Завтра сходишь. А может быть и сам ещё вечером придёт…
– Ладно, мам… Ты заходи. Славка соскучился. – Оглянувшись, с порога, улыбнулся Андрей.
– Довяжу свитерок, и зайду. Сам-то не ходил бы туда в темень такую…
Андрей быстро шагал по улице и сердито размышлял:
– «Что, хоть за напасть такая?! Чего не задумаешь, ни хрена не выходит! Приду прямо к нему и всё, как на духу, выложу. Будь, что будет. Отец он мне, или кто?! Должен же понять!»
Попутно, он зашёл домой. Иришка кормила кашей Славку.
– Чего-то разбегался сегодня наш папуля. Ты, чего Андрюша, выпить захотел? Так у меня есть.
– Если бы выпить… Морозно на улице. Перчатки на шубенки, зашёл поменять.
До бати дойду. Может быть, возьмёт к себе в артель. Поостыл уже, наверное.
Ириша посадила в кроватку сына, достала с антресоли меховые рукавицы и подала мужу. Потом сама накинула на его шею шарф, натянув концы, озорно заглянула в его глаза.
– Только не долго.
– Да, я мигом…Лука Михайлович, подбросил в буржуйку дровишек, сел на нары и стал снимать валенки. Он был, сердит и озабочен. За последнюю неделю, сколько бы они не делали засад, воры не попадались. Как только снимали «секреты», оставив сети без присмотра, тут же не досчитывались двух, трёх штук. Так можно и вообще без снастей остаться. В голове он перебирал всех своих работников, кто бы мог пойти на такую подлость, и не находил. Подозревать было некого. Не будут мужики рисковать, при такой-то зарплате. Он улёгся на нары, отвернувшись к стене.
– «Ну, если поймаем, помилования не будет! Будь, хоть стар, хоть млад. Хоть мужик, хоть баба!» – Подумал он, скрипнув зубами.
Месяц, то прятался за облака, то снова освещал, притоптанную лыжами дорожку. Вдалеке, Андрей уже ясно различал жёлтый свет в оконце рыбацкой землянки. Из тонкой трубы над крышей, едва заметной струйкой поднимался дымок, напоминая фрагмент из недалекого прошлого.
На сей раз, месяц спрятался надолго и Андрей, прошагав несколько минут в темноте, запнулся за какой-то колышек. Он упал ничком на звонкие ледяные осколки, рядом с полыньёй.
– Фу-т-ты! Чуть не влетел. – Ругнулся он на темноту, и в сию же минуту, глаза резанул яркий свет фонарика. Андрей прикрылся от света рукавицей.
– Вы кто? – спросил он громко.
– Не твое дело. Вот, кто ты?!
– Я, Андрей Те…
– Серж, пойди, доложи шефу. – Не дал ему договорить тот, что с фонариком. – Скажи, один есть.
Яркий, длинный луч фонарика, начал шарить по снежной равнине, выискивая кого-то ещё.
Терёхин старший, разомлев от тепла, отходил ко сну, когда в землянку вбежал запыхавшийся Серж.
– Что, попался? – не открывая глаз, сонно спросил начальник.
– Ага… только… – начал объяснять Серж, тяжело переводя дыхание.
Терёхин показал большим пальцем вниз, что означало привести приговор в исполнение.
– Но… – Серж хотел ещё что-то сказать, но Терёхин его гневно перебил:
– Я сказал!
И, тот, с опаской поглядев на широкую спину начальника, пожал плечами, снял с крюка бухту капроновой бечёвки и быстро вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Терёхин выругался, сел на нарах, свесив босые ноги.
– «Пойду, погляжу. Может бабу поймали, а может мальца. Эти недоумки кого хошь через пучину протащат. Надо сходить». – Недовольно подумал он, начиная неторопливо одеваться.
Когда начальник подошёл к месту происшествия, с только что вытащенного из полыньи Андрея, стекала блестящая в лучах фонариков студёная вода. Низко наклонившись, он откашливался, отмахивался и отталкивал мужиков, пытавшихся отвязать от него бечёвку.
Лука Михайлович, признав в пойманном собственного сына, со звериным блеском в глазах, оглядел рыбаков, свершивших судилище.
– Вы что, уроды?! Да я вас!..
– Так сам же велел, Михалыч! – Слёзно взвизгнул Серж и, обречённо махнув рукой, побрел к избушке.
– Водки принеси. Быстро! – Крикнул ему Терёхин старший, и подошёл к Андрею. Тот стоял, отплевываясь, глядя на отца из-под нахмуренных бровей.
– Что, батя? И при буржуях, сам решаешь, кого судить, кого миловать?! Ведь это же не законно. Это же самосуд! Или для тебя завтра поправку впишут в ваш сраный закон?! – Андрей саркастически рассмеялся. Пока он с этой передряги высказывал отцу всё, что на ум взбредёт, прибежал с бутылкой водки, Серж. Андрей сам распутал бечёвку, почувствовав, как тяжело сгибаются руки в локтях. Мороз сковывал мокрую одежду. Отец резким движением вырвал из руки Сержа бутылку и, отвернув пробку, протянул её сыну.
– Пей, и бегом в землянку!
При выплывшем из-за тучь месяце, Андрей рассмотрел растерянное выражение его лица.
– Оставь своим уродцам. – Ухмыльнулся Андрей и, обхватив грудь руками, неторопливо побрел в сторону посёлка. Сначала все молча, смотрели ему вслед. Затем послышалась брань, похожая на ночную собачью перекличку, в которой особенно ясно прослушивался голос начальника.
Иришка ужаснулась, увидев ввалившегося за порог, обледеневшего мужа.
– Водки дай… – с трудом выговорил он.Утром пришла мать, получив телеграмму от старшей сестры, проживающей в сотне километров от них в небольшой деревушке.
– Пишет, гораздо занедужила. – Примеряя свитерок на развеселившегося внука, сказала она. – Что-то Андрея не вижу. Ушёл куда?
Андрей поднялся с постели, сунул ноги в лохматые тапки и вышел из-за перегородки.
– Здравствуй, мам.
– Павлина, говорю, захворала гораздо. Ехать надо. Одна она там. Самого с реки никак не дождаться.
Андрей взял папиросы и ушёл на кухню.
– Думаю, не пойдёшь ли к нему, раз собирался? – спросила мать.
И, Андрей не сдержал обиды, чёрствой коркой подкатившей к горлу.
– Я вчера у него был. С весьма добрыми намерениями. А меня его шакалы, из полыньи в полынью протащили, как приманку для налимов!
Мать охнула, скрестив руки на груди, глянула в передний угол, выискивая там святые образа и, не найдя, трижды перекрестилась.
– Господи! Что же это такое делается-то-о? Совсем ополоумел! Сына в полынью… – Она беззвучно зарыдала, прикладывая к глазам концы накинутого на плечи платка. – Уеду я к Павлине… Навсегда уеду. Не могу больше с ним жить! Не могу-у…
Андрей пожалел, что рассказал об этом матери, подтолкнув её к столь решительным действиям, но молча, продолжал курить, изредка покусывая кулак.Глава 13
Антонина удивилась, увидав на пороге своего дома Луку Михайловича. Она даже забыла ответить на приветствие. Тот снял с плеча рюкзак и спросил:
– Есть ли у тебя, дочка, тазик какой?
Антонина прошла на кухню и оттуда крикнула:
– Бак бельевой подойдет?
– Давай. В бак больше влезет.
Антонина поставила перед ним бак. Нежданный гость запустил руку в рюкзак и, достав из него большого судака, небрежно, как это делают все рыбаки, швырнул его на дно бака. После достал щуку и проделал то же самое.
– Знаю, трудно тебе одной горе мыкать. Ты, ведь, с моим вместе росла, вон дока…
– Спасибо большое. Только куда её столько?
– Ничего, сейчас не лето, не испортится. Вот ещё… – он из нагрудного кармана достал пачку денег и протянул их Антонине.
– Нет, Лука Михайлович. – Замотала она головой. – Этого принять я не могу. С какой стати? Спасибо, конечно. Но…
– Ишь ты, гордая какая. Не от меня это, а от артели нашей, как вдове павшего воина. – Он насильно вложил ей деньги в руку.
– Спасибо. – Прошептала она, опустив глаза в пол.
– Пенсию-то за отца ребёнку, хоть военную оформили?
– Да. – Глянула она на добродетеля влажными глазами.
