Елена Сазанович - Тенета для безголосых птиц
– Варенька, – я осторожно освободился от ее цепких объятий. – В книжном магазине не печатают романы. Там торгуют ими.
– Не все ли равно, – она все же еще раз умудрилась меня чмокнуть в ухо.
– Может, и все равно.
– Ты когда закончишь свой роман, любимый?
– Это я тоже хотел бы знать.
Это был не прочь знать и директор книжного магазина Великанов. Он бодро хлопал меня по плечу и гудел:
– Ну, Алексей, слово за тобой. Ты непременно должен прославить наш город.
Вообще-то он был неплохой мужик. И часто дарил мне книги. А я ловил себя на мысли, что читать мне гораздо интереснее, чем писать. К тому же, если давно все уже написано… Однажды он принес мне почитать свои книги. Это были хорошие, добротно сделанные детективы с элементами любовной лирики и налетом философии. Я от души поздравил Великанова.
– Я и не подозревал, что вы так увлекательно пишите, – искренне похвалил я его.
Он расплылся в широкой улыбке. И слегка покраснел от удовольствия.
– Стараюсь угодить читателю. Мы все перед ним в долгу…
Впрочем, н не знаю, о каких долгах был директор книжного магазина, но наши с Варей долги росли с каждым днем. Рассчитываться с которыми, однако, не раз помогал нам Великанов. Варя все-таки умела выбирать друзей.
Своих товарищей по подземному заточению с тех пор я так и не видел. И не интересовался их судьбами. Они, как и я, жили под чужими фамилиями, в чужих домах, чужом городе. Разве что каждый из них, как и я, начал с нуля и нашел свое место в новой жизни, которого был достоин. Нашел ту свою единственную судьбу, от которой когда-то так легко отказался.
Это однажды подтвердил Юрка Раскрутин, с которым я случайно столкнулся у книжного магазина. Еще более румяный и круглый, в дорогом пальто и фетровой шляпе, он выглядел человеком, очень довольным жизнью. В руках он бережно держал толстенную книжку, наверняка, свой очередной гениальный роман.
– Как ты, старик? – он крепко пожал мою руку.
– Во! – я показал большой палец.
Он хохотнул и похлопал ладонью по толстой книжке.
– Взаимно.
– Дай почитать, – я буквально вырвал у Юрки его монускрипт. На яркой обложке с изображенным одноглазым бандитом, замахивающимся ножом, огромными буквами значилось имя автора: ВЕЛИКАНОВ.
– Да нет, Юрка, с его творчеством я уже знаком, – отдал я книгу Юрке. – Дай мне почитать что-нибудь свое.
– Ну же, бери, – он вернул мне роман. И при этом хитренько подмигнул.
– Юрка, Юрка, – разочарованно протянул я. – Но ведь Дрозд клялся, что поможет тебе.
– А он и помог. Я честно принес ему свой философский роман и он честно его прочитал. Но знаешь, Леха…
Его маленькие глазки суетливо забегали.
– Он, ну, Дрозд, он в общем-то прав. У каждого времени – и свои герои, и свои авторы. Философией сыт не будешь. Да и кому она нужна? Только нагружает.
– Но ты, я вижу, по-прежнему сыт.
Юрка самодовольно похлопал себя по круглому животу.
– Великанов довольно щедрый мужик.
Против этого я не возражал, вспомнив, как добрый Великанов никогда не требовал у меня долги.
– А что Дроздов, – без особого энтузиазма спросил я, заранее зная ответ. – Все еще сетует на упадок литературы?
– Более того, ругается налево и направо, утверждая, что молодые авторы – бездари и графоманы. Заодно достается политикам и банкиром. Честный он парень, почти бесплатно ругается в своей газете.
– А что, за это нужно платить?
Юрка громко расхохотался.
– Да ты знаешь, сколько мне башляют и политики, и бизнесмены, если я их фамилию пропечатаю в книжке? Даже в самом неприглядном свете. Ну, тебе лучше не знать.
Я вспомнил о Ладе. Может, она оказалась сильнее? И я встречу ее, располневшей, подобревшей, в окружении румяных детишек. Юрка предвосхитил мой вопрос.
– Да, а на лекции Мальевской ты еще не бывал? Ну-у-у… К ней бегают все феминистки города.
– Ты бы лучше женился на ней, Юрка.
– А ей, между прочим, я предлагал руку и сердце. Что называется – сильно пожалел.
– Не может быть! – я от удивления громко присвистнул.
– А вот и может. Она сплюнула три раза, трижды перекрестилась и послала меня ко всем чертям. Она ведь теперь с головой погружена в работу над диссертацией “Дадаизм как высшая степень проявления индивидуализма в избранном сознании.” Круто, да? В общем, как узнал я тему этой научной работы, то уже сам перекрестился и сплюнул…
Мы замолчали. Стал накрапывать дождь. И каждому из нас хотелось поскорее разбежаться в разные стороны. Да, когда-то мы пытались вырваться. И вырвались. Но, оказалось, что всего лишь из подземелья. И не более того.
– Юрка, – напоследок спросил я. – А ты не скучаешь по дому?
– А разве, Монахов, наш дом не здесь? – он огляделся вокруг, словно в подтверждение этого. – И разве он чем-то отличается от прошлого? И вообще… Не все ли равно?!..
Вскоре Варя вышла замуж. За директора книжного магазина и преуспевающего писателя Великанова. Наше расставание было безболезненным и очень простым.
– Тебе больно, Лешка, – Варя ожидала от меня положительного ответа.
А мне было совершенно все равно. Мне, казалось, стало даже легче.
– Ведь я всегда была твоей мечтой, да?
– На мечте не женятся, Варька. Мечту любят издалека, – я ободряюще похлопал ее по румяной щечке.
Все же они с Великановым составляли прекрасную пару. К тому же я освободился на века вечные от всех долгов. Великанов всегда знал – кому и за что нужно платить…
Однажды, глубоко погрузившись в раздумья о героях своего ненаписанного романа, я нечаянно завернул в незнакомый переулок и вышел к круглому, заросшему тиной озеру, где плавали жирные утки.
Что-то кольнуло в моем сердце. Я присел на деревянную лавку. И стал крошить хлеб, оставшийся от обеда, и бросать крошки в воду. Утки жадно хватали их, удивленно поглядывая на внезапно возникшего любителя животных. “Боже! – молнией пронеслась вдруг предательская мысль. – А ведь я когда-то был так счастлив. И такое же озеро, и та же подернутая тиной вода, и те же жирные утки… И еще… Что-то было еще… Ах, да, продавщица мороженого…”
Я резко оглянулся. И облегченно вздохнул. Из ларька “Самое вкусное эскимо” выглядывала белокурая кудрявая голова.
– Молодой человек, не хотите ли мороженого?
– Хочу, – обрадовался я. – Очень, очень хочу. Впрочем… Нет, забыл, извините, – горло…
Я машинально схватился за горло, встал и пошел прочь. Все быстрее, быстрее. Вскоре я почти бежал. И вдогонку мне стройным косяком, как перелетные птицы, неслись мои мысли…
«Нет, черт побери. Счастье – это не прошлое. Так быть не должно. Прошлое мертво. А мертвое не может быть счастьем… Прошлое не имеет права на возвращение. И оно не вернулось, нет… Я вырвался, я один сумел вырваться из его цепких объятий, из его лабиринта. И победил его… Я один сумел победить. Потому что один понял, что счастье лишь настоящее… Я могу его потрогать, увидеть, попробовать на вкус. А прошлое – это всего лишь мечты, сны, боль… Нет, я люблю лишь настоящее. И я счастлив… Потому что один сумел победить…»
В кармане я нащупал большой ломоть хлеба. И мне стало жалко, что я так и не смог докормить уток. И мне стало неловко, что я грубовато ответил продавщице мороженого. Ко всему прочему мне очень, очень захотелось самого вкусного эскимо. И я резко повернул назад.
