Елена Сазанович - Тенета для безголосых птиц
Наконец, мы успокоились и огляделись вокруг. После долгих дней, которые мы провели в темноте подземелья, мир выглядел гораздо ярче. Чем раньше. Ярко желтое поле. Ярко оранжевый лес. Ярко синее небо. Мир выглядел гораздо красивее, чем до взрыва. И мы это по-настоящему, возможно, впервые в жизни, оценили по достоинству.
– Ну что, домой? – тихо сказал Дроздов.
И все согласились. И вдоль поля зашагали домой. Хотя еще толком не знали, где наш дом. Мы шли без усталости, легко, свободно, почти бежали, хотя, по идее, после всего должны были еле передвигать ноги.
Наконец мы вышли к мокрой от дождя дороге, на обочине которой стоял один единственный газетный киоск. В этом мире лесов и полей, дождей и облаков, он был признаком далекой, казалось навсегда потерянной цивилизацией. Неким НЛО. И мы не знали еще – радоваться ему или нет. И остановились.
– Во всяком случае, он очень напоминает наш дом, – кивнула в сторону киоска Лада.
– Ну что ж, посмотрим, какие новости ждут в этом доме, – в предвкушении неизвестности Юрка потер руки.
В киоске показалась круглая лысая голова в очках.
– Вас интересуют новости? Пожалуйста, свежие, только что испеченные, еще пахнущие типографской краской.
Мы пошарили по карманам, нашли несколько монет и купили газету. И молча принялись разглядывать первую полосу. Там сообщалось, что всех посетителей кафе «Лебединая песня» официально признали погибшими во время взрыва. Ко всему прочему, якобы даже нашли наши останки под обломками здания и вчера провели символические похороны. Газета соболезновала нашим родным и близким и сетовала на трагическую случайность, которая сегодня могла каждый день коснуться каждого их граждан.
– Ну что, – я первым нарушил молчание. – Домой?
– Домой, – Юрка почесал свой лысеющий затылок и посмотрел на небо. – Наш дом, Леха, теперь там. А здесь нас нет, не существует. У нас нет уже родных – они оплакали нас и похоронили. У нас нет работы – нас вычеркнули из штата и наверняка уже нашлись охотники на наши места. Так зачем их разочаровывать? Для нас вообще уже не существует места на земле… И вы хотите домой?
– Туда, где уже не ждут? – Женька пожал плечами.
– Туда, где от нас остались только могильные надгробия? Для чего? Разве что положить на них букетик цветов, – расхохоталась Лада.
– И где, если мы вернемся, все будет по-прежнему, – вздохнула Варя. – Я не хочу по-прежнему.
– А кто хочет? – я со всей силы обнял ее. – Кто? Кто!
Из киоска показалась лысая голова, блеснув на солнце.
– Молодые люди, до города всего пару километров. Вы ведь, насколько я понял, работники этнографической экспедиции, затерявшейся неделю назад? Да, страшный был ураган, я очень, очень рад, что все обошлось и вы остались живы…
Я внимательно посмотрел на своих товарищей. Пыльные, грязные, помятые, рваные, заросшие. Мы действительно были похожи на пострадавших от урагана.
– Дядечка, – крикнула ему Варя. – Это до столицы два километра?
– Что вы! – продавец новостей от возмущения чуть не вывалился из киоска и сплюнул три раза. – Зачем нам столица. Бог с ней! Она совсем в другой стороне. Я говорю про наш городок, маленький, тихий, добрый городок! Где так за вас волновались и где вас так ждут!
– Спасибо, добрый человек, – Юрка театрально поклонился ларьку в пояс. – Мы вас никогда не забудем.
Все переглянулись.
– Ну что? – задал я почти риторический вопрос. – Не каждый день и даже не каждый год судьба бросается такими подарками.
– Что и говорить, – махнул рукой Дроздов. – Даже не каждую жизнь выпадает шанс все начать с начала.
– Ну что, начнем? – подвел итог Юрка.
Нашу усталость как рукой сняло. И мы быстро зашагали навстречу чужому, совершенно неизвестному городу. Навстречу совершенно другой жизни, которую мы решили начать с начала. Навстречу новой судьбе, которая по нашим расчетам, будет обязательно счастливой. Мы все дальше отдалялись от дома, нисколечки не жалея, что там, после нас остались только одинокие надгробные плиты. Что еще мы могли там оставить после себя?..
Я и Варя поселились в трехэтажном доме старой постройки, в маленькой квартирке, единственным преимуществом которой был большой балкон с видом на лес.
Каждое утро я приносил ей охапку поздних лесных цветов и пестрых листьев. И обязательно прилагал записку с четверостишьем, сочиненным по пути. Варя жмурилась, сладко зевала и утыкалась в букеты. И запах леса витал по комнате.
А потом на балконе, укутавшись в теплые одеяла, мы пили кофе со свежим молоком, которое каждое утро приносила молочница. И я целовал Варежку в сладкие губы. И от моей любимой веяло чем-то далеким, почти забытым, полудетским.
– Ну почему, почему это не случилось раньше, и наш маленький дом, и лес, и ты, – в который раз спрашивала Варя. И сама отвечала. – Наверное, потому, что мы были слишком молоды. А молодость не щадит…
– Вернее, мы не щадим себя в молодости, – непременно поправлял я ее. – Потому что нам кажется – есть тысячи судеб, которые окажутся гораздо счастливее. И мы тратим силы на их поиски. И не хотим удержать всего лишь единственную, свою.
– Теперь нам уже ничего не кажется, – почему-то грустно вздыхала Варя, вглядываясь в осенние облака. – Теперь уже все есть. И наш маленький дом, и лес, и ты… И другой судьбы не надо.
Я крепко прижимал Варю к своей груди. И, прижимая ее к груди, следил за стаей птиц, стройным, почти запрограммированным клином улетающих в чужие края. Каждую осень они практично и целеустремленно ищут другую судьбу. Чтобы весной вернуться к своей…
Осень проходила за осенью… Цветов Варе я уже не приносил. Только желтые, красные, коричневые листья. Много-много, охапки листьев. И строчки уже не рифмовал. Но скромные, теплые, прозаичные строки все равно обязательно прилагал к осенним букетам.
Я устроился корректором в небольшой журнал по садоводству, располагавшийся неподалеку от нашего дома. Это место меня вполне устраивало. Исправляя чужие ошибки, я практически не совершал своих. К тому же у меня оставалось много времени для романа, который я решил непременно закончить и посвятить своей Варежке.
Хотя я не знаю, хотела ли она этого. Варя жила, как живется. И была очень довольна. Она жила растительной жизнью, как комнатный цветок, питаясь соками земли и легко усваивая удобрения, нуждаясь лишь в правильном поливе для хорошего роста и цветения, в определенной влажности воздуха и температурном режиме. Я бы отнес ее к декоративным растениям. Которые выращивают исключительно ради красивых цветов. Цветение которых может продолжаться от недели до нескольких месяцев. В остальное же время эти растения, увы, мало привлекательны… Я уже заслужил право на подобные сравнения, потому что в своем журнале хорошо научился разбираться в нюансах цветоводства.
Варька не хотела работать, не хотела думать о жизни, она просто хотела жить. А я потакал ее этому неистовому желанию просто жить. Пожалуй, она жила за нас двоих, хотя вполне могла и за десятерых.
Она таскала меня по кафе и заезжим выставкам. И я стал все больше и больше уставать от такой активной жизни. К тому же она вдруг с тем же рвением занялась обустройством нашего дома. И наше более, чем скромное жилище, постепенно превращалось в удобную квартиру, эффектно обставленную мебелью из сосны (которая благоухала не меньше, чем лес, расположенный напротив), с паркетным полом, шелковыми обоями, загроможденную абажурчиками, вазочками и картинками. Балкон преобразился в застекленную веранду с электрическими гирляндами, почему-то напоминая коммерческую забегаловку.
Конечно, в одиночестве Варежка ни за что не справилась бы с организацией подобного шика. Во всем ей рьяно вызвался помогать брат нашей соседки, добродушный толстый мужик по фамилии Великанов, с военной выправкой и залысиной. У него были большие связи и он по-отечески опекал Варьку. Ко всему прочему он оказался директором книжного магазина. И Варя, крепко обвивая меня за шею и целуя то в щеку, то в ухо, как-то заявила:
– Лешка, Лешка (поцелуй), представляешь, он обещал (поцелуй) напечатать твой роман (поцелуй). Это же здорово! Нам так повезло (поцелуй)!
– Варенька, – я осторожно освободился от ее цепких объятий. – В книжном магазине не печатают романы. Там торгуют ими.
– Не все ли равно, – она все же еще раз умудрилась меня чмокнуть в ухо.
– Может, и все равно.
– Ты когда закончишь свой роман, любимый?
– Это я тоже хотел бы знать.
Это был не прочь знать и директор книжного магазина Великанов. Он бодро хлопал меня по плечу и гудел:
– Ну, Алексей, слово за тобой. Ты непременно должен прославить наш город.
Вообще-то он был неплохой мужик. И часто дарил мне книги. А я ловил себя на мысли, что читать мне гораздо интереснее, чем писать. К тому же, если давно все уже написано… Однажды он принес мне почитать свои книги. Это были хорошие, добротно сделанные детективы с элементами любовной лирики и налетом философии. Я от души поздравил Великанова.
