Константин Хадживатов-Эфрос - Высота взаимопонимания, или Любят круглые сутки
Юрик встал и на цыпочках подошел к окну, наклонился, пытаясь рассмотреть, кто же это такой.
– Юра, – услышал он шепот, – открой!
Это был шепот Марины, живущей на соседней даче.
Юрик сдвинул защелку, и окно раскрылось, Марина вскарабкалась на подоконник, зацепилась юбкой за торчащий из него гвоздь, и, конечно, порвала ее. Раздался тихий треск, и Марина вдруг упала в объятья Юрика.
– Ты чего, ополоумела?! – отстраняясь от нее, зашептал он. – Куда лезешь?
– Тихо, тихо, – успокоила его Марина, – не беспокойся, я сейчас уйду.
Она посмотрела по углам и быстро залезла в кровать Юрика.
– Я минутку полежу, – сказала она.
Юрик закрыл окно, и так уже комары налетели, хотел было зажечь свет, но Марина запротестовала:
– Брось, брось! Не вздумай, нельзя сейчас!
– Блин! – забурчал Юрик. – Я у себя на даче вообще-то. Мне темно тут с тобой.
– Да ладно, трусишка, – засмеялась Марина, – не бойся, иди лучше, ложись рядом.
Юра выглянул в окно: тихая дачная ночь текла как обычно, улица перед домом была пуста, ничего и никого не слыхать, и только Марина почему-то очутилась в его кровати.
– Я не понимаю, – сказал он после раздумья, – я-то здесь причем, ты же ведь…
– Ха-ха! – Марина приподнялась, оперлась локтем о подушку и зашептала в темноте. – Ты его боишься? Со мной, значит, не хочешь?! Трус ты, Юрик! Маленький такой ленивый зайчик! Иди ты сюда, полежи чуток рядом. Чего, тебя убудет, что ли?
Юрик медленно подошел к кровати и присел на краешек.
– Мама может проснуться, – сказал он.
– А мы тихо, – Марина взяла его за плечо и потянула к себе, – ну, иди же скорей, дубинушка, скорей, скорей.
Она прижалась губами к его щеке, потом перебралась по коже к уголку рта.
– Разве тебе не хочется, – от тепла ее тела ночной воздух стал почти горячим, и Юрик втягивал носом запах недавно проснувшегося человека, – ну, поцелуй же меня, миленький, мне надо…
Жадные губы Марины сами впились в Юрика и всасывали его молодость и свежесть.
– Господи, как хорошо, – лепетала Марина, – как сладко.
Юрик держался из последних сил: воспоминания о своем опыте в таких делах пока еще не стерлись в памяти, да к тому же он случайные связи не признавал, а постоянной теперь уже не было.
– Отстань, а! – сказал он, после того как Марина добралась до его живота.
– Тьфу, дурак! – взвизгнула она и отскочила. – Тебе же хотела доброе дело сделать! А-а, и сиди тут, пень!
Она вылезла из кровати и гордо пошла к двери.
– Ты что! – Юрик резко замигал глазами и бросился к ней. – Там мать спит, увидит же!
– А ты что, стесняешься меня? – спросила Марина. – Что тут такого? У тебя что, девушки быть не может?
– Но ведь все знают, что ты… – начал оправдываться Юрик.
– Кому какое дело? – перебила его Марина и взялась за ручку двери, но тут же остановилась. – Поцелуешь меня – не буду мать будить.
Юрик замялся.
Конечно, Марина ему нравилась, было в ней что-то такое ясное и простое, что-то берущее за сердце, а вернее, за тело. Она так легко и плавно шла всегда по поселку – будто ветерок летел. С ней вообще было легко, как с ветерком. Хотя сама рыжая, лицо некрасивое, но вот что интересно – не в лице дело было, а в какой-то интуитивной чувственности. К ней всех парней тянуло, словно магнитом, а вот сама она не тянулась ни к кому.
– Ладно, поцелую, – согласился Юрик, – только я все равно не понимаю ничего.
Марина повалила его на кровать…
Через семь минут они лежали распаренные, покрытые липким потом, на простыне и подушке на полу, потому что кровать слишком скрипела, но на полу было жестко, и ничего не получалось.
– Сейчас остынем и еще разок попробуем, – тихо проговорила Марина, – жарко-то как.
– А что случилось-то, что тебя ко мне принесло? – потирая натертую коленку, спросил Юрик.
– А, мало ли! – шепнула Марина. – Какая теперь разница? Ему все равно.
Она положила ладонь на глаза и отвернулась.
– Ох, – тихо простонала Марина, – какая все-таки это чушь…
Юрик, чуть отстранившись, молча разглядывал очертания ее тела. Он чувствовал почему-то жалость к этому телу, какую-то трепетную жалость к желаниям и страстям этого веснушчатого, мягкого и уже неровного немолодого тела.
– Как я могла? – шептала Марина. – Какая пустота, черт!
Она легла на живот, провела рукой по полу перед собой и стукнула кулаком.
– Ты еще тут надоедаешь! – истерическим шепотом воскликнула она. – Со своим дурацкими вопросами! К тебе баба пришла!
Она замолчала и уткнулась носом в подушку.
Юрик погладил ее по спине и ягодицам. Марина не отвечала. Тогда он провел пальцами по ее шее и потянул к себе. Дотронувшись губами до лица Марины, Юрик почувствовал там что-то мокрое, вытер ей слезы и поцеловал. Марина от этого дернулась, потянулась ближе к нему и, тяжело дыша, тоже стала целовать, целовать…
В соседней комнате заскрипела кровать – громко, недвусмысленно грозно.
– Юрик, что там у тебя? – позвала мать.
Они замолчали и замерли.
– Спишь, что ли? – еще раз крикнула мать. – Снится, наверное, гадость какая… мне тоже черти спать не дают. Вот жара-то, хоть и не ложись вовсе.
Ворчание продолжалось еще минут пять. Марина и Юрик, обнявшись, тихо посмеивались.
Вскоре мать замолчала.
– Ладно, – зашептала Марина, – сейчас еще полежу и домой пойду. Все равно не получается. Будто Бог следит и не дает.
– Приходи днем, – попросил Юрик, – мать уедет.
– Днем не могу, сам понимаешь, – Марина прижалась к его груди, – вот если ночью опять…
Волосы ее приятно щекотали Юрика, поднимая ему настроение, а сердце бухало, как колокол. Томительная тоска оттого, что это сейчас прекратится, захватила его целиком, поглотила тело и вытравливала страх из души. Ему было теперь все равно, что скажут потом, ему теперь хотелось кричать об этом, ему теперь хотелось фотографировать Марину.
– Давай я тебя сниму как-нибудь, – сказал он, – сделаю новую серию. Надоели мне эти кукольные красотки. Все одинаковые. А ты… Ты мне, пожалуй, подойдешь. Может, это будет лучшей моей работой. А?
Марина уже спала, как девочка с любимым мишкой или зайчиком.
– Вот тебе раз! – только и сказал Юрик.
Но будить ее не стал.
Марина, лежавшая рядом с ним, нежно вздрагивающая во сне, подкосила Юрино сознание, подкосила так, что он не мог теперь отпустить ее…
Юра проснулся утром на полу один.
Окно было открыто. Солнце размягченно светило в глаза и звало на речку.
Радостно подскочив от ночных воспоминаний, Юрик уже ждал следующей ночи, ждал – с того самого момента, как проснулся, – легкого поскребывания в окно. Теперь смысл жизни, появившийся оттуда, как и бывает, откуда не ждешь, вдруг замаячил рыжим сиянием копны Марининых волос, ее зовущим телом и необычностью приключения с замужней женщиной. Она оказалась интересней и добрей бесконечных его фотомоделей, романы с которыми заплели чувства Юрика в железный клубок.
– Спасибо тебе, Мариночка! – сказал он шепотом.
– Спасибо тебе, Мариночка! – услышал Юрик голос матери. – Ты приходи сегодня. Муж-то что, не узнает?
– Да ну, что вы, он и не вспомнит-то ничего из вчерашнего, – ответил голос Марины, – потом, я же ведь не довела дело до измены. Но больше не смогу, наверно – сил нет, не умею…
Юрик приподнялся и, сидя на коленях, выглянул в окно. Марина и мать стояли в тенечке под вишней.
– Ну, пожалуйста, не отказывайся! – упрашивала Марину мать, качая головой. – А то последняя вертихвостка так довела его, что он и покоя не знал, а потом вообще на девок рычать стал. Еле на дачу утащила. Хоть ты его выведи из этого состояния, беднягу. Сама же напросилась помочь!
– Да ему жениться надо! Сын-то у вас красивый, ласковый! – сказала Марина. – Ничего, подыщем! Вот в этом, пожалуй, я могу помочь.
Юра встал в полный рост и громким разбитым голосом сказал:
– Мама, – женщины обернулись, – а никого помоложе ты не могла мне предложить? Что ж ты такую швабру-то подкладываешь?!
Марина мелким быстрым шагом удалялась от дачи.
Мать, всплеснув руками, спряталась за угол.
Юра взял полотенце и пошел купаться, на берегу реки было много всяких девчонок, в самый раз…...27.07.01
Должники
Уже был вечер, когда Бритвин выпрыгнул на платформу. Разные звезды отбрасывали забытые огоньки на плохо освещенную землю. Идти было совсем недалеко. До дома Тихвинских как будто специально была проложена узкая тропинка среди маленьких кустиков. Листики их были мокры, и легкая грязь облюбовала лакированные ботинки Бритвина.
Давненько он не был за городом и словно забыл, что здесь нет асфальта и освещенных трасс. Тяжелая сумка, набитая подарками, едой, бутылками, оттягивала плечо, плащ смялся от часового сидения в электричке.
И хотелось Бритвину идти, дышать и мечтать. Но еще больше хотелось прийти к Тихвинским и выяснить с ними отношения.
