Сергей Семенов - Бабы
Церковь была не то что в Хохлове: иконостас ее горел резьбой и позолотой. Везде были зажжены сотни свечей; толпа народу валила во входную дверь и разбродилась по разным углам вместительного храма. На клиросе стояли, откашливаясь, певчие; на другом клиросе дьячок читал часы.
Влас взял две свечки; сам поставил их на канун и спасителю и, ставши в уголок, истово стал молиться.
Он выстоял всю обедню, подошел ко кресту и вышел из церкви с серьезным, несколько вытянувшимся лицом и умиленным взглядом. Он прошел на постоялый двор, поправил у лошади корм, осмотрел ее и направился к трактиру пить чай.
XVI
Трактиры все были переполнены, и Влас едва выждал себе место за небольшим столиком. Люди пили водку, но Влас решил ничего не пить, кроме чаю, закусить, а потом напоить лошадь, закупить, что надо, и отправляться домой.
После церкви он чувствовал внутри себя мир и тишину, давно ему незнакомые, и наслаждался этим. Давно он не испытывал такого состояния и упивался им. Он сидел, не обращая никакого внимания на других, и спокойно пил чашку за чашкой. Допив последнюю чашку, он отправил в рот оставшийся кусок калача и поднял глаза от стола, чтобы подозвать к себе полового. Глаза его уперлись во входную дверь, и в этой двери в это самое время мелькнуло что-то знакомое, причем только было успокоившееся сердце его опять затрепетало. Он вгляделся и увидал, что в трактир входит Сидора. Власа точно ударило обухом; голова его закружилась, в глазах замелькали огни.
Сидора была разодета по-праздничному. На ней была суконная жакетка; легкая шаль лежала вокруг шеи; голова была покрыта шелковым платком. Она вся сияла радостью и довольством. Вслед за ней показался долговязый, сутуловатый солдат, державшийся одной рукой за небольшие белокурые усы, как бы боясь, чтобы они не отвалились. Влас стал вглядываться в солдата, и тот ему не понравился. Он никак не ожидал, чтобы у Сидоры был такой муж. У него был четырехугольный лоб, мутные светло-серые глаза, сидевшие очень близко друг к другу. Красные веки его были воспалены, и на лбу его совсем не было заметно бровей. Нос был невелик, но он очень вытянулся книзу. Все лицо его имело грязноватый цвет и было покрыто редкими рябинами. Угловатый подбородок он брил. Застегнувши серую шинель на все пуговицы, он щеголял военной выправкой, хотя она к нему не очень шла. Свободных мест в трактире не было, и Сидора с мужем зорко выглядывали себе порожний стол. Влас не утерпел, чтобы не выслужиться перед работницей, и крикнул:
– - Эй, земляки! Места, что ль, не найдете? Идите, я вам свое уступлю!
Сидора, увидевши Власа, всплеснула руками, сделала смеющееся лицо и проговорила:
– - Батюшки, кого я вижу-то? Иван, -- обратилась она к солдату, -- погляди, это мой хозяин!
Сидора и Иван протискались к Власу и стали здороваться.
Влас ответил на их приветствие и пытливо взглянул на солдата, желая угадать, -- сказала ему Сидора про их кутерьму или нет.
Солдат стоял перед ним вытянувшись, и Власу показалось, что и в позе его, и во взгляде нет того высокомерия и сознания собственного превосходства, которые непременно должны бы быть, если бы Сидора посвятила его в свою тайну. А стало быть, она ему ничего не говорила. Власу сделалось веселей, и он проговорил:
– - Подсаживайтесь, -- лучше этого не найдете!
– - Могим, здесь так здесь, -- сказал солдат, и Влас стал подниматься.
– - А ты куда ж? -- опять смеясь, спросила его Сидора.
– - На базар, я уж кончил.
– - С нами компанию разделите! -- предложил ему солдат, занося ногу через скамейку. -- Чай на чай ничего, это палка на палку -- плохо.
– - Знамо дело, а то мы его и отпустим, -- проговорила Сидора.
Влас немного помялся, взглянул на Сидору и проговорил:
– - Можно, отчего же!..
– - Ну, вот так-то, -- все смеясь, сказала Сидора, -- а то работали все лето вместе, а погулять ни разу не пришлось.
– - Давай погуляем, -- заражаясь ее весельем и чувствуя, что только что нашедшее на него состояние опять исчезло, сказал Влас и велел подать им чаю.
– - А холодное что кушаете? -- спросил Иван.
– - Есть грех.
– - Так давай прежде холодненького!
Солдат в свою очередь постучал и приказал подать бутылку водки.
– - С кого начинать? -- спросил солдат, когда водку подали.
– - А вот с нее, -- нежно глядя на Сидору, сказал Влас, -- как, значит, она, так и мы.
– - Ну, смотри! -- сказала Сидора и выпила весь стакан.
Когда выпили эту бутылку, другую спросил Влас. Опорожнили и эту, Влас спросил третью. Пили все поровну, и все захмелели. Все говорили, стараясь что-то сообщить друг другу, но понимать сообщаемое никто не был способен, поэтому все слова шли в воздух. Солдат то и дело повторял:
– - Это я в полку солдат, а тут я енерал-фидьмаршал, -- и, хватая пробегавшего полового, он останавливал его и велел вытягиваться перед собой во фронт.
– - Кавалер, кавалер, одно слово! -- лепетал заплетающимся языком Влас. -- Ты кавалер, а жена твоя кавалерша. Тоись такая она работница, одно слово -- золото, а не человек! Так, что ли, Сидора?
– - Ничего я не знаю, -- говорила Сидора, вздыхая и раскрасневшись, с умилением глядя на своего Ивана.
– - Что ты на него глядишь? Ты на меня гляди! -- беря ее за руку, кричал Влас. -- Я тебя хвалю и всегда хвалить буду.
– - А ты говори: рада стараться!.. Дура, -- поучал жену Иван.
– - Она и старается: если бы она была моя хозяйка, а не работница, я бы в три раза лучше жил… Вот ей-богу!..
– - Так ты прибавь ей… прибавь ей на платье, коль доволен!
– - Прибавить, отчего ж? Сколько хочешь; мне все равно, хоть пять, хоть десять рублей. Вот они, деньги-то!..
Влас вынул кошелек и достал из него две монеты.
– - Вот оно, золото-то! Хошь, подарю?.. А?.. Хошь?..
Сидора молчала. Прислонившись к мужу, она забыла все на свете.
– - Хошь, озолочу, спрашиваю? -- бормотал Влас и опустил золотые на дно винного стакана; налил его водкой и поставил перед Сидорой.
– - Пей и пользуйся, слышь!
Сидора отрицательно замотала головой.
– - Пей, дура! -- сказал ей Иван. -- Хошь, я помогу. -- Он взял стакан, отпил из него половину и поставил остатки перед женой.
– - Остатки-то сладки, попробуй!
Сидора выпила водку, опрокинула стакан, взяла в руку золотые и проговорила:
– - Куда ж мне их?
– - Давай я спрячу, -- сказал Иван, -- а там отдам.
Он достал из кармана кошелек, положил туда деньги и проговорил, обращаясь к жене:
– - Ну, теперь благодари!
– - Покорничи благодарим, -- проговорила Сидора и протянула Власу руку.
– - Не так, в губы, дура! -- поучал муж жену.
Сидора поцеловала Власа в губы. Влас, оторвавшись от Сидоры, изо всей силы застучал чайником и необыкновенным голосом крикнул:
– - Эй, еще водки, закуски подавай!..
X V II
Александра на два праздника отпросилась домой, и Иринья была одна с ребятами. День прошел; наступил вечер. Власа из города все не было. Иринья то и дело выходила из избы, поглядывала, не едет ли муж. Влас не ехал. Все соседи уж приехали; Иринья пошла спрашивать про него у одного мужика.
– - Не видал ли ты моего там в городе-то? -- спросила Иринья.
– - Видал.
– - Продал он семя-то?
– - Давно продал.
– - Что же он там шьется-то?
– - В канпанию попал, ну и загулял. Ты бы поглядела, какая канпания-то: работница ваша прежняя, муж ее -- кутят разлюли-малина; весь стол бутылками уставлен, колбаса на закуску, сухари.
– - Что же он, пьяный?
– - Лыка не вяжет.
Иринья почувствовала, как около глаз закололо и в них пошли круги.
– - Пес он страмной!.. -- пролепетала она и, заливаясь слезами, пошла ко двору.
Дома она обхватила в охапку ребятишек и стала выть в голос. Она плакала с причитаньями, и из этих причитаний можно было разобрать, на что она жаловалась перед судьбой. Она вспомнила прежнее безмятежное время и сожалела о нем. Она думала, что оно никогда теперь не воротится, а прошло оно бесследно и безвозвратно. Нашел на нее Касьян-высокос, поглядел на их дом и унес счастие и покой, словно вихорь злой. Погиб ее муж, добрый и ласковый, радетель для жены и детей; пропал их поилец-кормилец на вечный век. Придется ей теперь горе мыкать да кукушкой куковать.
Ребятишки тоже плакали. Дунька ревела во весь голос, а Мишутка пробовал уговаривать мать. Иринья охрипла от плача; голос ее пересел; глаза опухли, -- тогда только перестала она.
Был уж вечер. Иринья приготовила на ночь воды, принесла дров и опять пошла поглядеть на выгон мужа. Она долго стояла за околицей, прислушиваясь, и понемногу ее слух стал различать, что где-то гремела телега. Давно уж смерклось; разглядеть, где едут, было нельзя. Иринья решила ждать. Если едет не Влас, то она и у этого спросит про него. Подвода приближалась. Лошадь бежала полной рысью и уж была недалеко от села. Вот понемногу вырисовалась дуга, потом голова лошади; лошадь была их. Сердце у Ириньи забилось; она перегородила лошади дорогу, остановила ее и заглянула в телегу.
